Марионетка для вампира (СИ) - Горышина Ольга (книга бесплатный формат TXT) 📗
Свои церковные законы нарушил и священник, которого я сначала даже не заметила, тупо пялясь на изразцовую печь. Я и подпись ставила с закрытыми глазами. Плевать… За барона расписывался пан Ондржей. А нотариус даже не улыбнулся. Священник же наоборот улыбался, и от его улыбки я прятала глаза в пол все то время, пока пан Ондржей колдовал наверху над полумертвым женихом, и мне очень хотелось, чтобы лис оказался настоящим колдуном. Врачом он точно не был. А здесь нужен был и врач, и полицейский. Но никак не священник. Однако ни того, ни другого здесь не было и не будет. И никто не узнает ни про выстрел, ни про помешанного охотника.
Когда я взяла барона за руку, его рука была теплой, но лежала в моей ладони неподвижно. Глаз он тоже не открыл, и я, по требованию знахаря, опустила наши руки на кровать. Если бы не торжество момента, я бы попросила стул. Даже если не присесть, то хотя бы опереться на его спинку. Наверное, мое желание было написано на лице, и священник уложился в пять минут. Не помню, читал он какие-то молитвы или нет… Я думала в тот момент даже не о бароне, а о пане Кржижановском, сраженным выстрелом из трофейной винтовки. Пану Ондржею даже пришлось потрясти меня за плечо, когда от меня потребовалось согласие на брак. Барона, к счастью, не трясли. Он так и не вышел из забытья. И, может, уже не выйдет.
Я закрыла глаза, а потом и лицо влажными ладонями. Шерстяные носки уже были на полу, но подняться на ноги я не могла. И не хотела… Через два шага, которые отделяли меня от кровати, я могла стать вдовой, так и не побывав женой. Зато уже целую ночь пробыла владелицей особняка и состояния Милана Сметаны. Возможно, пан Ондржей стерег меня, а не наблюдал за раненым.
— Я рад, что вы проснулись.
Я с трудом повернула голову к двери, сообразив, что не услышала скрежета петель. С чего вдруг пан колдун заговорил со мной так вежливо? Новый статус обязывает? Но спрашивать не стала. Меня интересовало лишь состояние барона, но "доктор" попросил меня выйти и дать ему возможность сделать перевязку.
— Я помогу, — выпрыгнула я наконец из кресла и, не получив согласия, добавила:
— Здесь нужна медсестра.
Ночью ее роль выполнял пан Лукаш. Одному пану Ондржею не поднять барона. Во всяком случае, не причинив несчастному дополнительной боли. Но чех упорствовал и, не помедлив и секунды, хлестнул меня по живому. Очень вежливо:
— Вы не медсестра, пани Вера, вы жена. Но если не спуститесь к завтраку, барон станет вдовцом. Пошевелитесь, пожалуйста.
Кулаки сжались сами собой, и кольцо им больше не мешало.
— Пани Вера, мы друг друга поняли, не так ли? — усмехнулся чешский лис, опустив взгляд к моим кулакам.
Неблагодарная скотина! Мне так хотелось бросить ему в лицо правду, но от пана Ондржея зависела сейчас жизнь барона, и я вынужденно сжала губы. Его же расползлись в еще более ядовитой усмешке.
— Пани Дарина приготовила потрясающий завтрак. Вы останетесь довольны.
— Я вернусь через четверть часа, — процедила я сквозь зубы. — И только попробуйте закрыться от меня.
— Ваша злость не имеет границ, милая Вера. Я не собираюсь прятать от вас мужа, но он вас сам поблагодарит за проявленную деликатность. Оставьте нас одних. Я и так из-за вас затянул с перевязкой.
Я развернулась и заскользила к двери, не отрывая от пола ног, боясь поскользнуться в носках. По коридору я хотела двинуться так же, но ноги подкосились, и я оказалась на полу, спиной к стене, лицом в ладонях. Слезы полились горным потоком и так же неистово заклокотали в горле. Я не сдерживалась, просто не могла больше… Я не плакала с того момента, как отошла от розового снега. Однако все равно сумела расслышать шаги на лестнице, до которой оставалось всего пару метров.
Сквозь слезы я увидела хозяйского сына, но тот сразу исчез, а я принялась неистово драть пальцами спутанные у лица волосы. Они не просохли в шапке и было больно. Но я не унималась и, более того, начала разбирать их по волоску дрожащими пальцами, пытаясь заглушить дурацкий внутренний голос, кричащий, какое счастье, что тебя не видит с такой шевелюрой барон.
Барон… У меня не поворачивался даже мысленный язык назвать барона мужем. Как может быть действительным брак, к которому нет никаких необходимых документов с моей стороны. Да и свидетельства о разводе Милана священник тоже не видел. Им заплатили, да? И ему, и нотариусу, но официальный документ выдают не они… Да плевать на документ! Пусть лучше ни одна из этих бумаг не будет иметь юридической силы — в противном случае, у пана Ондржея развязаны руки. И сейчас он…
Я почти вскочила на ноги, когда с лестницы появилась пани Дарина.
— Пожалуйста, вызовите врача! — кинулась я к ней вместо приветствия.
Пани Дарина перехватила мои руки, точно испугалась, что я кинусь душить ее. Глаза жутко красные. Видимо, ревела всю ночь. По отцу. Какое дело ей до барона! Дорогой пан жив-здоров, а мог бы лежать бездыханным трупом, не заметь барон вовремя старого снайпера. И не поставь жизнь этого проходимца выше собственной.
В душе моей так и не улеглась злость. Почему? Почему в своей партии барон пожертвовал королевой ради пешки? Он пожертвовал мной, ни на секунду не задумавшись, в каком положении окажусь я после всей заваренной им каши, если он умрет. Если умрет… А он умрет, если ему не оказать нормальную медицинскую помощь. Непонятно, как барон вообще пережил эту ночь. Только чудом! Но чудеса не долговечны, когда ими заправляют люди. Оборотня больше нет, дракон лакает молоко, тупо пялясь на огонь, а карлик ничего не знает. А вот пану Ондржею смерть барона только на руку. Да-да, у него все козыри сейчас на руках. Колдовство в кой- то веке сработало!
Теперь я схватила хозяйку за грудки. Мой рюкзачок куда-то подевался, телефона у меня нет, а то бы я давно сама вызвала скорую.
Пани Дарина сжала мои руки, но не убрала со своей груди.
— Пан Ондржей сказал, что ничего страшного…
Как можно было это слушать!
— Ничего страшного? Пуля в груди навылет, по-вашему, ничего страшного?
Я скинула ее руки. Даже больше, я ударила по ним. У пани Дарины задергалось все лицо. Но мне не было ее жаль. Вот совсем!
— Вы за отца трясетесь, похвально! — в моем голосе клокотала неприкрытая злость. — И поэтому предлагаете мне спокойно смотреть, как умирает мой муж…
Ее губы затряслись еще сильнее. Глаза наполнились слезами. Даже если бы она хотела что-нибудь сказать в свою защиту, у нее бы сейчас это не получилось. Даже если бы хотела… Но ей и не пришлось мне отвечать.
— А не надо смотреть, как он умирает…
Я резко обернулась. Из комнаты высунулась наглая рожа лиса.
— Вы шли завтракать, вот и идите спокойно. Остальное вас не касается.
У меня в руках ничего не было, но я вдруг заметила мяч, оброненный хозяйским сыном. Схватила его и швырнула в чеха. Тот поймал его, как заправский вратарь, а мне так хотелось попасть мячом в солнечное сплетение. Зачем только я спасла его от возмездия сестры… Гад!
Я рванула с места, наскочила на чеха, и тот, от неожиданности, рухнул вместе со мной на пол. Пани Дарина завизжала, хотя я пока не нанесла пану Ондржею ни одного удара. Но ее крик задержал меня, и чех перехватил кулак, за ним вторую руку, а потом подоспел и пан Лукаш. Но я все же успешно заехала лису пяткой по подбородку. Жаль только, была в носках, а не в сапогах! Когда пан Лукаш потащил меня к лестнице, я продолжала по инерции упираться.
— Уберите эту дуру отсюда! — закричал пан Ондржей, точно рассерженный мальчишка.
Я даже не пыталась вырываться. С паном Лукашем мне не справиться, но я, непонятно только какими словами, все же упросила его отпустить меня. Собралась с силами и поднялась с пола самостоятельно. Пани Дарина оказалась рядом. Не разъяренная, а по-прежнему растерянная, виноватая и зареванная. Пан Ондржей уже исчез из коридора. Я сжала кулаки и произнесла тихо и спокойно:
— Если барон умрет, у вас не будет вашего дома. Он случайно сгорит. И это сделаю даже не я.
