Эннера (СИ) - "Merely Melpomene" (список книг .txt) 📗
Тогда Мира никак не может вспомнить, сколько именно дней находится в больнице. И дней ли? Может, даже недель. Или месяцев. Уточнять у Таль не хочется. Почему-то решает, что всего одну неделю. Эта мысль нравится, успокаивает.
Сейчас она уже знает, что провела там ровно пятьдесят один день.
Тогда Мира нетерпеливо идёт рядом, почти не слушает, что говорит Таль. Какая разница? Она свободна, свободна, свободна…
Сейчас это кажется странным. Эйфория, счастье, необыкновенный прилив энергии. Сейчас она уже знает, куда и зачем посылает её Таль. Хочется остановиться, прикоснуться к её вискам, считать эмоции, подслушать мысли, заставить поделиться.
Тогда Мира ничего не подозревает. Даже не догадывается, что с каждым шагом приближается к гибели.
Коридор кончается. Неожиданно. Мира замедляет шаг, неуверенно топчется на пороге широко раскрытой двери, недоверчиво косится на остановившуюся в проеме Таль.
— Я заказала тебе таксилёт, — холёная белая рука с синими овальными ноготками изящно взлетает в воздухе, указывает на неподвижную машину на стоянке. — Подумала, что так тебе будет проще добраться домой.
Сейчас Мира понимает — Таль всё продумала, подготовилась. Служебный выход без лишних свидетелей, заказанное к порогу такси, заглюченный водитель-смертник. Никаких осечек в идеальном плане. Почти идеальном. Ей почему-то чудится фальшь, игра в каждом жесте, в каждом слове Таль. Но она не успевает сосредоточиться. Мимолётное, невнятное ощущение, мелькнув тенью, растворяется.
Тогда Мира смущённо бормочет слова благодарности, не поднимая взгляда, несется к таксилёту, торопливо кивает на прощание и лезет внутрь. Уже из салона сквозь затемнённые окна бросает осторожный взгляд исподтишка на Таль. Она улыбается, и почему-то появляется уверенность, что непрозрачное стекло — не помеха её взгляду. Следом накатывает тоска, вперемешку со страхом. Сердце то замирает в груди, то бешено колотится, словно собирается выскочить. Пульс громко стучит в висках. Становится холодно, хотя в машине не продохнуть от жары. Внезапное головокружение вынуждает зажмуриться. А когда Мира снова открывает глаза, далеко не сразу понимает, таксилёт уже оторвался от земли и, набрав высоту, мчится над городом.
Сейчас Мира уже знает, что произойдёт дальше.
Сначала плавно опустится перегородка из непробиваемого стекла между пассажирским салоном и водителем. Потом неприятно ударит в нос запах газа, её затошнит. Со стороны, как будто смотрит кино, она увидит сначала огненный шар, потом разлетающийся на кусочки таксилёт в клубах чёрного дыма. Мозг успеет предупредить об опасности, она — испугаться и вцепиться в поручень на дверце.
Мира пытается остановить мелькающие картинки, отмотать назад, вернуться в то странное ощущение — у дверей с Таль. Не получается. Яркой вспышкой обрывается изображение.
Миг, и она видит только пронзительные голубые глаза. Ещё не соображает, кто перед ней. Через какие-то доли секунды скорее догадывается, чем понимает — это Роми. Они в комнате Алэя. И почти сразу сильный спазм сдавливает грудь, следом чья-то невидимая рука ледяными сильными пальцами сжимает горло. В голове звучит лишённый каких-либо эмоций голос. Не поймёшь — мужской или женский. Бесполый, монотонный. Повторяет одну и ту же фразу, смысла которой Мира не знает. Силится разобрать слова, но всё сильнее болит голова, всё труднее дышать.
И вдруг становится легче, кажется, будто обдувает мягкий, ласкающий, летний ветерок, и тут же прорывается другой голос, мужской, знакомый, уверенный, зовёт по имени. Это говорит Ллэр:
— Мира… Мира, слушай меня… Меня! Вернись на шаг… Вернись к Алэю…
Мира послушно возвращается. Удаётся не сразу, но потом словно отматывает назад события. Наугад останавливается.
В комнате тишина. Роми, Алэй испуганно смотрят на неё.
— Ты что натворила? — спрашивает отец Ллэра.
— Не я… Это вирус… Так… — говорить сложно. Пытается сглотнуть, не помогает. — Так уже было… Там… Дома… — почти шёпотом заканчивает Мира. И снова начинает задыхаться.
Почему-то сейчас тревожит только одно — что Ллэр узнает, почему она не осталась, почему попыталась сбежать от Роми и Алэя.
— Молодец, — снова слышится голос Ллэра. — Молодец… ещё чуть-чуть. Шаг за шагом, хорошо? Не торопись, и будет не так больно… Дыши.
Он не говорит больше, но Мира понимает — Ллэр не знает, почему ей и сейчас больно. Эта память — всего лишь отпечаток, она не должна переживать всё снова и снова так же, как и в первый раз… Она должна лишь наблюдать. Но чувствует всё, и всё передает ему. Ллэр совсем немного растерян, обеспокоен и в то же время — он уверен, что бояться нечего. Надо лишь шаг за шагом, секунда за секундой разматывать спираль времени, показывая каждый миг…
Мира осторожно прикасается к прошлому.
Следующая секунда там в комнате наполнена одиночеством. И страхом. Кашель мешает соображать, и только одно навязчивое желание — убраться. Как можно дальше. Туда, где никто не найдёт. Где не будет Ллэра и жалости в серых любимых глазах.
— Но почему — Самар? — спрашивает Ллэр. Не у Миры, у памяти. И у того, что всё время оставалось за гранью, у тонких нитей, которые пеленают её, как куклу, и тянут куда-то.
Бесполый голос монотонно что-то говорит. Сопротивляться не получается. Ещё миг, и залитая солнечным светом комната в Замке атради сменяется зелёной поляной. Перед Мирой одноэтажный домик, вокруг лес. Ни души. Дверь распахивается.
Сколько лет человеку на пороге — не понять. Даже внешне: на лице юноши глаза старика.
Но Мира теперь эхом узнает то, что недавно выяснил Ллэр — самому старому атради больше тридцати тысяч лет.
Вероятно Самар почувствовал чьё-то присутствие. Он удивлённо смотрит на Миру. Она испуганно таращится на него. Не успевает ничего сказать, сделать… Цепенеет от ледяного холода. Необъяснимого, потому что с неба светит раскалённое солнце, под ногами зеленеет трава, за спиной атради — горшки с цветами.
— Что тебе надо? — грубо бросает Самар.
Мира улавливает недоумение Ллэра: самый старый атради не удивлён гостье.
— Ты знаешь сам… — она покорно озвучивает, что требует всё тот же голос в её голове.
— Этого не будет!
— Тогда Тмиора тоже. И таких тварей, как вы, — повторяет следом Мира. И ни капли не сомневается — голос в голове не шутит.
Голову словно сдавливают тиски. Память сопротивляется. Хозяин голоса не хочет, чтобы она добралась до сути, чтобы догадалась. Он не может знать, что сейчас за всем подглядывает Ллэр, но ему, видимо, не сложно было предположить, что рано или поздно атради доберутся до её разума, попробуют вскрыть. Наверняка перестраховался, и теперь блоки, защита одна за одной срабатывают, пытаясь убить.
Мире кажется, что ещё немного — и она потеряет сознание. Но в этот момент, здесь, сейчас, в реальности, Ллэр перестаёт сжимать её руки, ладони поднимаются к её голове, пальцы ложатся на виски.
— Я сильнее, — уверяет он Миру. — Веришь? Я — сильнее. Я не позволю ему до тебя добраться.
Он раскрывается, позволяя прикоснуться к его энергии, взять её себе.
Мира кивает. Конечно, она верит. Сначала осторожно, потом все смелее пользуется согревающим живительным теплом. Вместе с ним приходят картинки из памяти Ллэра.
В темноте кажется, что там, где они находятся, ничего нет. Только низкий каменный алтарь и свеча позади него. Чёрно-красные стены украшают странные не то объёмные рисунки, не то лепные надписи, мерцающее пламя заставляет их отбрасывать тень, делает ещё необычней, даже пугающими.
Такое место подошло бы для какого-нибудь мрачного демона, но Ллэр, а вместе с ним и Мира, знают: местные верят, здесь обитают добрые духи, время которых — ночь. В этом мире у Добра чёрный цвет, который помогает им скрываться от захватившего день Зла. Вот уже почти пятьсот лет здесь всё наоборот.
Девушку возле алтаря Мира видит впервые, понимает, она — не атради. Худенькая фигурка, затянутая в узкие, совершенно несоответствующие месту джинсы и майку-топ. Маленькие босые ступни. Прямые чёрные волосы, длинные, ниже талии.
