Табель первокурсницы (СИ) - Сокол Аня (книги полностью txt) 📗
Но годы шли, и Людвиг продолжал жить с той самой камеристкой, поплевывая на мнение семьи. В конце концов, он ведь не был первым наследником. Туйма никогда не рассказывала, сколько они прожили, но в один зимний день младшего Астера нашли в постели мертвым. В этом самом доме. Его отравил лакей, затаивший обиду на хозяина, отказавшегося дать рабу обещанную свободу. Последнее особенно подчеркивалось, благо мертвый не мог сам рассказать кому и чего он там в хмельном бреду пообещал. Раба четвертовали, и на той истории поставили жирную точку.
Сказка же рассказанная Туймой однажды вечером немного отличалась от официальной версии, что скормили Серым псам. Здесь на севере многое отличалось. Шепотом под треск очага, старая нянька говорила, что отравил его вовсе не казненный, а молодая жена. А через несколько часов после смерти Людвига Астера, тот самый раб — лакей взял на кухне столовый нож, в кладовке — веревку и, подвесив молодую вдову, так и не успевшую насладиться вдовством, во дворе, словно свиную тушу, и так же как оную заживо разделал. Когда слуги и рабочие шахты прибежали на крики, которые давно уже утратили всякое сходство с человеческими, слуга сидел на снегу и запихивал в рот куски плоти, выл, давился и снова запихивал. И было в его глазах что-то, что впоследствии окрестили самой тьмой, что-то чему не место в этом мире. А может, у страха глаза велики, и то, что он сделал, не укладывалось в головах людей настолько, что проще было списать на происки демонов? А сама вдова в это время еще была жива, никто так и не решился подойти к ней и нанести удар милосердия.
Тогда тоже говорили о тени демона.
«Тень демона!» — эхом откликнулись снаружи, и я поняла, что уже бегу, вслед за отцом, отмахиваясь от вопроса Мердока. Бегу, сжимая в одной руке окровавленный кол, а во вторую стягивая зерна изменений. Я почти готова ударить, почти готова увидеть, как кто-то поедает плоть, сидя на красном снегу.
Ржали лошади, карета с орлом на дверце, прогрохотала по каменному мосту и исчезла среди темных холмов. Бежать и останавливать ее никто не собирался. Были проблемы и поближе.
Плоть никто не поедал, хотя снег быстро впитывал, брызнувшую во все стороны кровь. В первый момент она показалась мне нереально светлой, почти алой, как рубины в матушкином ожерелье… А во второй момент, я смогла разглядеть картину целиком.
Мур держал в руках нож, очень тонкий, острый, почти танцующий между пальцев. И этим ножом слуга с непередаваемым выражением лица только что перерезал глотку рябому Оросу.
— Тень демона! — снова закричал один из рабочих, факелом указывая на слугу нотариуса, — Он пролил кровь Змея и теперь расплачивается!
Рабочие ответили утвердительным гулом. Они были напуганы, но они не боялись, а скорее благоговели перед тем, что видели. Женский плач захлебнулся.
— Мур! — произнес отец, он даже не повысил голоса, а слуга уже заморгал, поворачивая к нам лицо. Немного растерянное, немного обиженное, словно детское. Ребенок, которого взрослый окликнул таким тоном, что тот знает, нагоняя не избежать, но пока еще не понимает за что.
— А старикашка-то сбежал, — указал на холмы, где под колесами кареты клубился снег, шахтер в вязаной надвинутой на самые глаза шапке, рядом с ним с серьезным видом стоял мальчишка лет четырнадцати, — Но от тени демона не убежишь.
Остальные одобрительно закивали. Я видела далекий огонек факела, закрепленного на стене кареты, в остальном такой же черной, как и подступавшая к Илистой норе ночь. И даже чувствовала его далекое трепыхание, это как держишь в руке птичку, маленькую и напуганную. И ты знаешь, стоит тебе чуть сильнее сжать ладонь, и она замрет навсегда. Я тоже знала, что стоит разжать пальцы, выпуская зерна изменений, и далекое пламя покорится, лизнет дерево экипажа, пройдется по козлам, станцует на рессорах и укутается в занавески, пожирая обивку…. Я заставила себя погасить магию. Чтобы там не говорили о магах, мы не кровожадные твари, что швыряются огнем направо и налево. А спустя секунду далекий огонек, с запоздалым сожалением, исчез, растворился в сумраке, став слишком далеким, чтобы я могла дотянуться до него. У всего есть предел, даже у магии.
Тело Ороса, которому опекун Мердока доверял подавать себе еду за столом, упало на растаявший от горячей крови снег.
— Мур, — повторил папенька, — Что ты творишь?
— Я? — спросил слуга и уставился на нож так, будто видел его впервые в жизни. Лезвие, еще недавно так танцевавшее в его руках, что казалось продолжением пальцев, неловко полетело на землю, мужчина попятился от убитого, — Хозяин я…
— Вызывайте Серых, — процедил Мердок, — Убийца должен быть наказан.
— Будет, — заверил его граф Астер, кивая двоим охранникам, что обычно дежурили у входа в шахту, — Запереть.
— Хозяин, это не я! — закричал Мур, дико оглядываясь.
Люди снова загудели, зашептались, заговорили все разом.
— Кто-то пытался убить графа? — двое рабочих шагнули вперед.
— Да, повариха сказала, что в шахту заряд подложили, да не один, — еще пятеро посмотрели на Мердока, на меня, на замершую в дверях матушку.
— Может там и сейчас их там полно, — один из них сплюнул вслед скрывшейся карете.
— Столько людей чуть к Девам не отправили!!! — пожаловалась неизвестно кому одна из женщин.
— Так за что же старого Мура виноватить? — старый шахтер, что выполнял обязанности счетовода, взмахнул палкой перед самым носом сокурсника, и тот был вынужден отступить.
— Не людски это… — за спиной графа Хоторна уже стояло трое рабочих, что еще совсем недавно спали на разложенных овечьих одеялах.
— Тень демона…
— Хозяин, вы же знаете! — мужчины мягко оттащили кричавшего дворецкого в сторону амбара.
— При всем моем уважении, — управляющий кивнул на Мердока, — Но люди правду говорят, если вас пытались убить, — он посмотрел на труп Ороса, я некстати вспомнила, что его жена служит у нас поварихой, а ведь именно на кухню убежала Лиди, — Стоит подумать, кому это может быть выгодно, — он перевел взгляд с трупа на парня, — Кто выигрывает больше всех от смерти наследника? Кто мог создать заряд? И мог отдать приказ этому рябому установить его? Либо старикашка, либо… — мужчина многообещающе замолчал.
Кто-то из рабочих потряс в воздухе кулаками, двое угрожающе качнулись вперед. Отец молчал. Мердок выпрямился, нарочито медленно и неторопливо, земля под его ногами, чуть заметно завибрировала. Спонтанный выброс силы, единственное свидетельство того, что и у графа Хоторна есть чувства и эмоции. Если его сила вырвется из-под контроля, я мало чем смогу помочь, слишком разные у нас сферы изменений.
— Вы верите в эти бабкины сказки? — холодно спросил у папеньки Мердок, — Верите в тень демона, вместо того, чтобы наказать убийцу, вызвать Серых и найти того, кто взорвал шахту?
Отец не ответил, да и рабочие вдруг замолчали. Я их понимала. Здесь на севере до сих пор гасят лучину до полуночи, потому что опасаются скалозубого обдирателя, что гулял по равнине Павших два века назад. Его привлекали как раз такие одинокие огоньки, будь то путник с огнивом иди свеча в окошке. Они верили. Для них приговор был вынесен и обжалованию не полежал. Но вместе с тем я понимала и Хоторна. Для него мы были выходцами из какого-то глухого захолустья, почти дикарями, злыми и жестокими… Такими, как… как Оуэн. И мне на миг вдруг показалось, что Крис идеально вписался бы в нашу жизнь, и вряд ли бы стал смеяться над «тенью демона». А Хоторн вырос в Эренестале, а в столице свои суеверия и в основном они относятся к курсу акций и долговым распискам банка.
— Верите? — тихо переспросил граф, переводя взгляд с одного сурового лица на другое. Они верили, и очень не любили, когда кто-то смеялся над их верой.
И он это понял, стиснул зубы и вдруг шагнул вперед, заставляя толпу расступиться, заставляя не ожидавших ничего подобного рабочих сделать шаг в сторону.
Он прошел сквозь шахтеров, не останавливаясь и не оборачиваясь. Слишком прямой и напряженный, чтобы поверить в его показное равнодушие, Мредок остановился напротив старой Грэ. Жрица держала в затянутых в перчатки руках чашку с дымящимся отваром, и еще минуту назад пыталась напоить мальчишку лет пяти, что оказался здесь вместе с беспокойной молодой матерью. Ребенок смотрел на высокого аристократа снизу вверх и, кажется, раздумывал зареветь сейчас или чуть позже.
