Первенец (СИ) - Мор Дэлия (читать полную версию книги .TXT) 📗
- Не тебя похож, Наилий, - тронула за плечо Аттия, - смотри, какой строгий.
- Офицером вырастет, - рассмеялся генерал. - Бойцов будет по плацу гонять.
А сам уже вглядывался в чуть вздернутый нос, покатый лоб.
- Нет, не похож.
- Копия, - настаивала матушка, обнимая сзади за плечи, - я ведь помню. Ты такой же крепкий родился. Щеки, как кузнечные меха ходили, соски на бутылке не успевала менять.
Аттия вдруг замолчала, уткнувшись в генеральское плечо. Слезы расплывались на рубашке, и казалось, что как в детстве пахнет молоком и цветочным медом. Том далеком детстве, где еще не было тренировок и голоса мастера, кричавшего «подъем», а мальчишки делили на всех одну маму.
Дарион будет счастливее его, Наилий наизнанку ради этого вывернется.
***
Хитрую анестезию поставил лейтенант Куне. Укол в спину, от которого отнимаются ноги, а сознание остается. Лежа на столе, она успела разглядеть все приготовления. Обернутую стерильными простынями тумбу с хирургическими инструментами в лотках, вторую с лампой и растворами для обработки, куда отнесут Дариона. Так радовалась, что услышит крик сына, увидит его. Дождаться не могла тех нескольких мгновений от строгого «начали» Публия до первого вдоха ребенка.
А его как пилота катера Публий поднял в воздух и мгновенно положил на пеленку к Аттии в руки. Куна едва успела разглядеть крохотное личико, косолапые ножки и сине-зеленую нить пуповины. Сердце застучало, нагоняя давление до блестящих мушек перед глазами. Облегчение накатило волной слабости. Родила. Несуществующие боги, она родила!
- Покажите, - робко попросила Куна. Пошевелиться не могла. Ног не чувствовала, а руки военврач привязал к столу и отгородился от пациентки тряпичным экраном, чтобы не видела, как он режет и шьет. Где-то по ту сторону в держателе стоял планшет и снимал операцию, а Цеста в гарнитуру подсказывала, что делать. Публий слушал акушерку.
Дарион кричал за спиной Аттии, тяжелый воздух гостиной разбавлялся все новыми и новыми запахами. Резкими химическими, мягкими с парфюмерной отдушкой, навязчивыми и едва уловимыми. Куна тянула шею, выворачивала голову, но видела только, как матушка сосредоточенно пеленает младенца.
- Мы готовы.
- Пуповину обработала? - отрывисто спросил Публий. - Скобку поставила?
- Да. К груди можно приложить?
Куна дернулась попросить, рот открыла, но лейтенант ответил быстрее.
- Нет, я еще не закончил. Помешаете.
Инструменты ворочались в поддоне с металлическим лязгом, а Куна губы кусала от досады. Матушка не стала спорить с хирургом, унесла Дариона в коридор. Может и правильно, Наилий тоже волновался, но бездна, как обидно. Вместо огромного живота - пустота и тревога, которая теперь всегда будет с Куной. Где её ребенок? Как он там?
- Извини, - пробормотал Публий из-за экрана, - будь я настоящим акушером, справился бы лучше. Потерпи немного, хорошо?
- Что вы, лейтенант Назо, - выдохнула Куна, - вы нам жизнь спасли. Это я должна просить прощения...
- Лежи пока. Все позже.
(обновление от 18.08)
Лампы светили в глаза, их со всего дома собрали и включили одновременно. Одна до сих пор горела над тумбой, где Аттия пеленала Дариона. По старинке с головой, Куна так не умела. Видела раньше на снимке из медицинского центра, где мать держала сверток с Аврелией и страдала, будто несла домой беду, а не ребенка. Куна не будет такой. Как можно не любить своё дитя? Забыть ту радость, что сейчас греет тысячей светил, променять на обиду и претензии, кто кому жизнь испортил.
Мать с ней больше не ругалась, но и не звонила. Четыре месяца, что она в горах, Куна не слышала ни её голоса, ни сестры. Сама так захотела, верно, но боль не отпускала. Неужели им настолько наплевать? Ведь мать знает, что скоро станет бабушкой и даже не пытается найти дочь и внука? Номер Куна помнила, могла сама позвонить, но поняла, что не станет. Мать - взрослая, самостоятельная и это её выбор. Если бы действительно волновалась за дочь, её бы ничто не остановило.
- Все, я закончил, - доложил Публий и гремел теперь инструментами, прибираясь у стола. Экран снял, накрыл простыней ноги Куны и выключил половину освещения. Большой ком пропитанных кровью тряпок сунул в пакет для мусора и, выдохнув, встал рядом.
- Я ведь так тебя и не поздравил, мама Куна. Какой мальчишка получился - загляденье.
Лейтенант устало улыбался, вытирая запястьем пот со лба. Все отвлеклись на Дариона и забыли, чьи руки достали его на свет. Одной бездне известно, чего это стоило Публию.
- Спасибо вам, - сказала Куна, болезненно сглатывая слюну пересохшим горлом. Больше слова не шли. Да и можно ли вложить в них ту благодарность, что чувствовала?
- Ты главное поправляйся, - кивнул военврач, - и Дариона береги. Знаешь, я сейчас понял акушерок. Жизнь всегда драгоценность, но увидеть рождение новой - настоящее чудо. Выбирай я специализацию в академии сегодня, не уверен, что остался бы хирургом.
- И очень зря, - отозвался с порога Наилий, - военно-полевая хирургия тебе бы этого не простила.
- Может быть, - рассмеялся Публий, промолчав про собственный запрет для генерала стоять в операционной. Улыбка не сходила с их лиц, Куна никогда раньше не видела мужчин такими счастливыми. Любовалась бы и дальше, не держи Наилий клетчатый сверток.
- Лейтенант Назо, - тихо позвала она, - а теперь можно покормить ребенка?
- Да, конечно, - спохватился военврач, - Наилий, неси его.
Под ноги генерал почти не смотрел, и Аттия крутилась рядом, направляя, чтобы не врезался в диван или тумбу. Столько взрослых вокруг одного младенца, а матери до сих пор не разрешили его подержать. Узлы на веревках затянулись туго, Публию пришлось буквально отрезать Куну от стола. Если бы не анестезия, давно бы сама сбежала. Пусть недалеко, но к сыну.
- Отдайте, - простонала Куна, не замечая, как Аттия надрывает ткань операционной сорочки на груди.
- За голову не трогай, - предупредил Публий, - рано еще.
Сонного Дариона осторожно уложили на живот матери. Маленького, теплого, родного. Хотелось обнять покрепче, но как? Куна едва его придерживала, боясь что-нибудь повредить. Сын прижался пухлой щекой к груди и тут же замотал головой. Да так сильно, что пушок на макушке шаркался об пеленку.
- Что с ним? - в панике дернулась Куна.
- Грудь ищет, - улыбнулась матушка, - давай поможем.
Дарион сам справился, больно уцепившись деснами за сосок. Пыхтел, как закипающий чайник и щеки раздувал. Пахло от него теплой пеленкой, детским мылом и чуть-чуть карамелью. Самый сладкий младенец.
Куна слушала его дыхание и думала, что едва ли заслужила такое счастье, но она будет стараться. Может и не знает, каково это - быть хорошей матерью. Но догадывается, что для начала ребенка нужно просто любить.
***
Публий долго рассказывал под запись, сколько часов Куне нужно лежать, когда можно пробовать встать с кровати и как обрабатывать шов после операции. Генерал сидел в гостиной, замотавшись в стерильную пеленку, и только успевал разбивать на планшете аудиопоток на файлы.
Забрать Куну в Равэнну снова не получалось, да никто и не рвался. Легарскую компанию нужно доводить до капитуляции противника и Наилия на Дарии все равно не будет.
- Куна не справится без помощи, - бубнил Публий, - кто-то должен приносить ребенка на кормления и решать бытовые проблемы.
Виликусам это не поручишь. Генерал сомневался, что молодая мама оставит ребенка голодным, постеснявшись достать грудь из сорочки при постороннем мужчине, но зачем создавать неудобства? Да и лучше Аттии вряд ли кто-нибудь справится, а матушка не хотела покидать горы.
Даже Цесту не пришлось уговаривать. Акушерка причитала в гарнитуру, что такая операция в полевых условиях чревата осложнениями и рвалась осмотреть пациентов сразу, как только сойдет туман или расчистят завал на дороге. Настаивала, что проработает в Нарте два месяца и будет следить за Куной, пока она не восстановится.
