Идеальные каникулы смерти (сборник) - Харрис Шарлин (книги бесплатно .TXT) 📗
Донне так страшно, что она даже ахнуть не в состоянии. Она дрожит. У нее стучат зубы.
— Неделю спустя, — продолжает Кевин, — дядя Рокко едет в больницу, чтобы проведать девочек. Он хочет узнать, как у них дела. Они все в полном порядке. Но одна из девочек чернокожая. Вокруг нее мягкие игрушки и цветы, а на тумбочке возле кровати стоят фотографии в рамках. «Кто это?» — спрашивает дядя, показывая на одну из фотографий. «Мой дедушка, — отвечает девушка. — Он умер в ноябре прошлого года». Но как выглядит этот парень на фотографии… Готовы? Он в очках в проволочной оправе, у него остроконечная бородка, и он одет в спортивного покроя твидовый пиджак. Совсем как тот чернокожий мужик с невидимым дыханием. Дядя Рокко по сей день клянется, что найти место аварии ему помог дедушка той девочки! Старик восстал из мертвых, чтобы не допустить смерти своей внучки! Он сыграл роль ее ангела-хранителя!
Около десяти секунд никто не произнес ни слова.
— Как странно, — прошептала Донна.
Она обхватила себя за плечи, и я увидел, что ее руки покрываются гусиной кожей.
— Тебе холодно?
Кевин как истинный джентльмен предложил ей свой пиджак.
— Я знаю другой способ согреться. Получше. — Она взяла Кевина за руку. — Ты когда-нибудь занимался этим в дюнах?
— Только не с такой лисичкой, как ты!
Кевин сгреб упаковку из шести банок пива и пляжное покрывало, и они скрылись за песчаными холмами в поисках уединения.
Тем временем пьяная в стельку Кимберли, впав в оцепенение, не сводила взгляда расширенных глаз с окутанных клубящимся дымом ярко-красных углей костра и взлетающих над ними искр.
— Знаешь что, — решил воспользоваться моментом Джерри, — если бы ты была новым бургером в «Макдоналдсе», тебя назвали бы «Мак-Красотка».
— Заткнись! — пробормотала Кимберли, с трудом поднимаясь на ноги и шумно отряхивая песок с затянутой в треугольники бикини задницы. Потом она рыгнула и обернулась к Джерри: — Пошли трахаться.
И они тоже ушли.
Мы с Брендой Наррамор остались в одиночестве.
Она молча выкурила еще несколько «Доралов» и сняла пластиковую обертку со второй пачки. Песок вокруг нас начал напоминать пепельницу возле лифтов крутых отелей. Затушенные окурки стояли торчком, напоминая крошечные могильные камни. У меня в груди все болело.
Приблизительно две сигареты спустя из-за расположенных немного восточнее дюн до нас донеслись тихие стоны.
Я кивнул на пляжную сумку Бренды.
— Ты не прихватила с собой хорошую книжку? Мы тут, похоже, застряли надолго.
Она сунула руку в холщовый мешок.
— Прихватила.
Я сразу узнал бордовую обложку. «Над пропастью во ржи».
— Хорошая книга, — сказал я.
— Ты ее читал?
— Кто ее не читал?
— Донна и Ким не читали.
Я кивнул. Потеребил этикетку на бутылке из-под вина.
— Я ее прочитал лет примерно в двенадцать.
Бренда поправила очки на носу.
— Вообще-то, книги мне нравятся больше, чем мальчики. Не обижайся, Дэвид, но чаще внутри обложки хорошей книги все намного интереснее, чем в голове у большинства мужиков.
Я снова кивнул. Все понял.
Я воткнул полупустую бутылку тошнотворно сладкого вина в песок и потянулся за очередной банкой «Фальстафа». По крайней мере это пиво обещало мне сегодня «удовольствие в человеческий рост».
Я сделал пенистый глоток и кивнул:
— Это так круто.
— Что?
Я кивнул на ее книгу.
— Быть ловцом во ржи. Стоять над пропастью в поле качающейся на ветру ржи, присматривая за детьми, играющими в салки. Если бы они подошли слишком близко к краю, я бы тоже их поймал. Спас бы их.
— Это не настоящая работа, Дэвид.
— А должна быть настоящей.
Она вопросительно приподняла бровь.
— Ты и в самом деле так считаешь?
— Ну конечно. Слишком многие люди в наше время сталкивают детишек в пропасть, Заставляют их взрослеть слишком быстро. Отсылают умирать в бессмысленных войнах.
Ее лицо смягчилось.
— Дэвид, а сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Ты кажешься старше. Мудрее.
— Это хорошо или плохо?
— Хорошо.
— То, что надо.
От этого ее улыбка стала еще шире. У нее были пухлые и влажные губы.
— А ты не такой, как другие мальчишки, правда, Дэвид?
Я рассмеялся.
— Это точно. Большинство других парней, которых я знаю, сейчас зажигают вон там, в дюнах, с другими девушками.
Я допил остатки «Фальстафа».
— Скажи мне, Дейв, чем ты занимаешься?
— Чего?
— Чем. Ты. Занимаешься.
— Я хожу в школу. В Вероне. В следующем году перехожу в старшие классы.
— В самом деле?
— Ну да.
Бренда придвинулась ближе. Теперь она сидела так близко, что я ощущал запах мятного дыма, запутавшийся в ее кудрявых волосах.
— Я не об этом спрашиваю. Чем ты занимаешься, когда ты — это просто ты.
Я слышал, что студентки обожают философские разговоры о смысле жизни и прочей ерунде. Способны чесать языками ночи напролет. Поэтому я на секунду задумался. И дал честный ответ:
— Я люблю рисовать.
— Ты художник?
— Нет. Я бы так не сказал. Я просто люблю рисовать. Я нарисовал клоуна на этикетке для спичечного коробка. Хотел поступить в Заочную школу знаменитых художников. Но провалился.
Она улыбнулась и снова полезла в свою пляжную сумку.
— Покажи мне. — Она протянула мне шариковую ручку «Бик». — Я буду твоим судьей.
— Я обычно работаю маркерами…
— Покажи мне.
«Ну хорошо».
— У тебя есть какая-нибудь бумага? — спросил я.
Она протянула мне свой экземпляр «Над пропастью во ржи».
— Нарисуй внутри. На пустой страничке перед титульным листом.
— Ой, я не смогу этого сделать.
— Дейв, это не библиотечная книга. Она моя. Я хочу, чтобы ты в ней что-нибудь нарисовал.
— Ты уверена?
— Да.
— А что, если я все испорчу?
— Не испортишь. Рисуй.
Я открыл обложку. Начал рисовать на чистой странице внутри.
— У тебя красивые глаза, — сказала она.
— Спасибо. Они светло-карие, — ответил я, не поднимая глаз от наброска. — И меняют цвет в зависимости от того, что на мне надето.
— Очаровательно.
Опершись руками о песок, она встала на колени, чтобы посмотреть, как я рисую.
Дыхание у нее было тихое и учащенное.
Я давно заметил у себя способности к рисованию комиксов. Еще ребенком я читал много книжек с комиксами. И в самом деле участвовал в конкурсе для поступления в школу Знаменитых художников. Только я нарисовал скунса Бинки, а не клоуна. Потом я взял у них два заочных урока. Свои работы я отсылал им по почте. И каждый раз, бродя по магазинам, я обязательно заходил в «Б. Далтон» и листал эти чудовищных размеров книги об искусстве Микеланджело и Да Винчи. Впрочем, на произведение искусства, созданное мною для Бренды Наррамор, меня вдохновила, скорее, школа Билла Галло, отраженная на спортивных страницах «Нью-Йорк дейли-ньюс».
Я изобразил ее бейсбольным кетчером с бутылкой ржаного виски в ловушке.
— Voila!
— Мило, — еле слышно произнесла Бренда хрипловатым от бесчисленных сигарет шепотом. — Подпиши.
Я подписал.
— Я хотел нарисовать с буханкой хлеба, — пояснил я, выписывая замысловатую подпись, которая по сей день является моим автографом. — Но бутылку рисовать легче. Да и как бы ты поняла, что это ржаной хлеб? Пришлось бы рисовать какие-то семечки или что-то еще…
Я молол всякую ерунду, потому что теплая ладонь Бренды Наррамор осторожно ползла по моему колену, постепенно взбираясь все выше. Вот она уже легла на мое бедро и теперь двигалась не только вверх, но и вниз. Ширинка моих отрезанных джинсов стала похожа на походную палатку.
Внезапно Бренда встала. Теперь она возвышалась надо мной подобно Колоссу Родосскому, если бы у мистера Колосса были длинные, покрытые золотистым загаром ноги. Она стащила через голову свою полупрозрачную крестьянскую блузу, встряхнула спутанными кудрями.
— Дэвид, ты когда-нибудь рисовал обнаженную натуру?
