На осколках гордости (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (серия книг TXT) 📗
Разве картинка с котенком светилась, когда звонил Женька? Вроде бы что-то другое. И ларек с мороженым точно стоял одиноко под кленом? Кажется, рядом с ним еще торговали попкорном. Или нет… Но сильнее всего напугало то, что я с трудом вывела забытые буквы, где-то глубоко внутри сомневаясь, что правильно пишу имя. И только прочитав его несколько раз, вытерла выступившие слезы и, тихо рассмеявшись, кивнула. «Женька» было написано правильно. Точно правильно! Откуда же взялись глупые сомнения?
— К тебе можно?
Я встрепенулась, рассыпав листы, и сжалась комочком в кресле. Для чего он пришел? И почему духи пропустили его?
— Ты очень плохо выглядишь.
— А ты до сих пор не научился делать комплименты.
— Почему их любят слушать? — спросил Кейел и, не дождавшись моего разрешения, вошел в комнату. Бесцеремонно добрел до стола и, присев на угол, сложил руки на груди. — Зачастую в них только лесть, а она убивает стремления.
— Не всегда, — чуть распрямила я спину, насильно расслабляясь. Спустила босые ноги на холодный пол и поправила платье. — И не совсем так.
— Объяснишь? — слабо улыбнулся он, внимательно разглядывая меня, будто изучал.
— Для чего ты пришел? — с ровной спиной облокотилась я на стол, отвернувшись от Вольного и вздернув подбородок.
Оказывается, после всего случившегося, я все еще не разучилась смущаться. И даже щеки потеплели, а руки стали мять палочку для письма.
— Я ненадолго.
— Иногда кажется, что ты не слушаешь. Я ведь спросила не о том!
Он хрипло рассмеялся, и я затаив дыхание повернула к нему голову. Смеется искренне — в теплых глазах веселье плещется. Негромко покашлял в кулак и мягко попросил:
— Не ругайся, Аня. Я заглянул проведать тебя, как только узнал, что запрет снят.
А раньше запрет его не волновал, и приходил он с балкона. Я не озвучила замечания. Улыбнулась ему так открыто, насколько могла. Он не забыл обо мне, и это безумно радовало. Огорчало только утомительное и грустное ожидание — готовность к тому, что он прямо сейчас попросит меня о какой-нибудь услуге. Это же Вольный. Разве с ним может быть иначе? Не поверю. С ним по-другому не бывает.
— Спасибо за заботу.
Его улыбка дрогнула, а он отвел взгляд, цепляясь им за рисунки, раскиданные на полу. Все же не в заботе дело… Я тяжело вздохнула, но повторять вопрос не стала. Если ему что-то необходимо, он обязательно об этом сообщит. Только бы ушел скорее, а еще лучше уехал, оставил меня в покое, и хорошо бы, чтобы мы никогда больше не встречались.
— Помнишь легенду Аклен и Ил? — спросил, опустив руки и взявшись за столешницу.
Ну вот… Все, как я и предполагала. А чего ты ждала от него, Аня?
— Запомнила, — сказала я, смахнув невидимую пыль со стола.
— Ты знаешь, что они чувствовали?
Я нахмурилась и замерла. Их чувства как-то связаны с Энраилл или тайной? А может, обычное любопытство Вольного?
— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась, украдкой наблюдая за ним.
Пальцы елозили по отполированному дереву, а вдохи были неровными, зато выдохи — тяжелыми. Будто он собирался что-то сказать, но не позволял себе, а, возможно, просто не знал, с чего начать. Я гулко сглотнула, радуясь, что мы не в полной тишине. И думать нельзя, что он может что-нибудь испытывать ко мне. Тем более чувства Аклен и Ил… Размечталась. Хватит быть наивной чукотской девочкой. И без того поздно поняла, что совсем не повзрослела.
— Их любовь воспевают, — ответил он, быстро убрав за ухо выбившийся из хвоста локон.
— И тебе это не нравится?
— Они были эльфиорами, а не шан’ниэрдами, — сказал резко, будто осуждал. — И их любовь ставят в пример.
— Почему мы говорим об этом?
Волнение окутало, сковало ноги. Я отложила афитакскую палочку, чтобы не разломать ее.
— Аня, они ведь убили друг друга. — Под его руками заскрипело дерево.
Я напряглась, приподняла ноги на носочки, чтобы убедиться: они не такие тяжелые, как кажется. Дыхание замерло, а сердце сжалось. Что Кейелу нужно от меня? Я знала, что он не обидит, не ударит, но все равно словно подготовилась вскочить и бежать. Куда угодно, лишь бы подальше от него.
— Кейел, ты злишься? — еле слышно поинтересовалась. — Это все как-то касается спасения Фадрагоса?
Он вздрогнул, чуть приподнял плечи — застыл. Постоял так немного, а затем кивнул. Прядка снова выскользнула и упала на изуродованную шрамами щеку.
— Да, Аня. Я должен спасти Фадрагос.
Выдохнул и улыбнулся дружелюбно, будто перед ним Елрех. К ней он всегда относился мягче, с уважением. Айвин говорила, что Елрех спасла ему жизнь. Видимо, Вольный был благодарен ей.
— Не бойся, Асфирель. Как и обещал, я больше не прикоснусь к тебе. И обустраивайся тут, — нахмурившись, стал осматриваться.
«Асфирель» от него прозвучало совсем непривычно. Всего одно неважное слово разделило нас невидимой пропастью, наполненной вязким туманом, в котором застревают нужные слова, эмоции… правда. Между нами пласт вранья.
Кейел пересел удобнее, немного оборачиваясь. Долго смотрел на платья, и показалось, что в это мгновение его улыбка потеряла теплоту.
— Если привыкнешь к Фадрагосу и будешь послушной, Волтуар сделает тебя счастливой.
Опустив голову, легонько хлопнул по столу. Совсем неслышно, беззвучно, но во мне будто что-то треснуло. Что скрыто за этим жестом? По-прежнему улыбаясь, Вольный оборвал мое с трудом натянутое безразличие:
— Мне пора.
— Куда? Ты уезжаешь? — я едва не подскочила, но сумела усидеть, а вот голос подвел: прозвучал тоньше.
— Нет, — покачал головой, глядя мне в глаза. — Нет, но духи скоро прогонят меня. Я зайду к тебе снова.
— Обещаешь?
Отвернулась, сжимая кулаки, стараясь унять дрожь.
— Наверное, зайду, — неуверенно произнес он. Откуда взялось чувство, словно мы опять прощаемся? — Асфирель, скоро тебе разрешат выходить из комнаты. Ты сможешь видеться со всеми в столовой и в парке. Главное, больше не оскорбляй правителей, тем более при посторонних.
Во рту пересохло. Глаза резало, будто плакать можно даже тогда, когда слезы давно высохли. Я кивнула, аккуратно выдыхая. В висках и горле стучало быстро-быстро, но я старалась удерживать мысли стройными рядками — в полнейшем порядке, закрыв в плотную коробочку. Ничего нельзя делать необдуманно, а думать надо тогда, когда сердце спокойно, а кровь не кипит в венах. Нельзя, нельзя, нельзя…
Кеша молчал, растопырив крылья и розовым клювом прочищая белоснежное оперенье.
— Поправляйся, — тихо сказал Кейел, снова легонько хлопнув по столу. Выдохнул шумно и поднялся.
Я до скрежета сжимала зубы, стараясь не слушать свое судорожное дыхание, не замечать, как колотятся руки. Отвернулась к балкону, чтобы не смотреть в спину Вольному. Нельзя…
— Кейел! — и будто что-то рухнуло от моего голоса, зато позволило вдохнуть спокойнее, когда он остановился и обернулся.
Обхватив голову руками и зажимая ладонями уши, я застонала. Оправдания мельтешили в голове, выбравшись из коробки. Они путали логику, растормошили сомнения и подвинули-таки решительность.
— В чем дело?
Я помотала головой, но так и не произнесла: «ничего». Качнулась в кресле, когда Вольный снова шагнул к выходу. Длинные пальцы коснулись занавеси, а я задохнулась. Можно ли захлебнуться эмоциями?
— Ты справился, — просипела я.
Не услышал.
«Громче. Я не буду разбираться в твоем лепете».
— Ты справился! — звонко воскликнула.
«Ее имя Мертвец. Таких мертвецов я вижу ежедневно тут».
Цепляясь одеревенелыми пальцами за край стола, я поднялась. Пошатнулась, но устояла.
«Тут их несколько сотен. Почему не плачешь и не расшибаешь лоб об пол? Только что я сказал тебе, что в журнале имена сотни умерших детей».
— Что? — Кейел опустил занавеску, склоняя голову к плечу. — Аня, о чем ты говоришь?
— Я их не знаю. Мы незнакомы.
— С кем?
