Цепная лисица (СИ) - Эго Мэри (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
Звуки затихли, даже криков от пепелища было не слыхать, точно пространство рядом с ними накрыли стеклянным колпаком. Безмолвие прерывалось лишь тяжёлым дыханием Павла. Казалось, ему не хватало кислорода, так часто и глубоко он втягивал воздух. Алеку было немногим лучше, тошнотворное чувство скользким комком скрутилось в животе.
— П-павел, — вдруг тихо позвала кошка, на этот раз вслух. Голос скрипуче и с натугой вылетал из её распахнутой пасти. — Т-ты слышишь меня? То, что сейчас с-случилось… это не понастоящему произ-зошло…
Павел не реагировал. Он неподвижно лежал на животе, уставившись в одну точку и, кажется, пребывал в глубоком шоке. Илона сделала навстречу несколько осторожных шажков, будто не была уверена, что вообще стоит приближаться. — Эй… Это всего лишь иллюз-зия. Вспомни, на самом деле т-ты успел его остановить… Вырвал ружьё, а м-моя мама… она нашла тебя и выз-звала скорую. Вспоминаешь? Здесь никого не было, чтобы вмешаться. Поэтому в-всё в порядке. Этот т-трусливый идиот, Грач, до сих пор жив, вспоминает тебя к-как страшный сон. Ну, припоминаешь?
Где-то за домом, прорываясь через кокон тишины, гулко ухнула ночная птица, со стороны пожара зазвучали голоса. В нескольких домах в отдалении вспыхнули светом окна. Павел глубоко, судорожно вдохнул, зажмурил глаза, а потом, открыв их, перевёл болезненный взгляд на кошку. Его бледное, точно застывшее в судороге лицо исказила вспышка гнева, а Эмон поднял серую голову к небу и протяжно завыл. В ту же секунду случилось странное: небо стремительно, в несколько секунд, заволокли чернильные тучи, точь-в-точь кто-то поставил на перемотку фильм о природе.
Алек почувствовал, как раскаляется воздух, обжигая лёгкие, а земля дрожит под ногами. Ветер поднялся такой силы, что кроны небольших осинок едва не прижало к земле. “Чертовщина какая-то”, — подумал Алек, хватаясь за ближайшее дерево.
Кошка испуганно отступила, прижалась к земле, цепляясь когтями за траву, не сводя взгляда с Павла, который уже поднимался на ноги. Он двигался точно во сне, не замечая творящегося вокруг хаоса. Кровь стекала по пальцам, и, падая, бусинами зависала в воздухе. Порывы ветра то и дело забирались под его футболку и раздували её как кровавый парус.
Только тут Алек заметил, что глаза у Павла совсем белые, это зрачки завалились за веки. Эмон Павла — Койот, напротив, глядел пристально, не отрываясь, только взгляд у него был крокодилий — застывший и пустой.
— Эй, Илона, слышишь меня, каков план? — крикнул он, пытаясь не пустить в голос панику. Павел больше не был похож на того, кто способен воспринимать слова. Уж скорее походил на демона, без искры разума. И кажется собирался устроить небольшой армагеддон.
Стоять ровно не получалось, земля проминалась под ногами, дрожала и скрипела, и, точно этого было мало, вдруг дрогнула, вздыбилась, крошась и расходясь трещинами, точно её разламывали, как сухие ветки.
— Уходим! — успела крикнуть Илона, и попыталась прыгнуть за ограду, но Павел мотнул в ее направлении подбородком, и кошку отшвырнуло в один из разломов.
Алек кинулся к ней. Илона висела на почти вертикальном выступе на передних лапах, задними перебирая осыпающиеся в пустоту земляные комья.
Сжав зубы, Алек подтянулся на животе глубже в разлом и ухватил-таки Илону за лапы, потянул на себя, вытягивая наружу. Та дрожала в его руках и дышала часто-часто, как умеют только звери.
— Нам срочно нужна идея… Иначе нас поджарят, — пробормотал Алек, судорожно пытаясь придумать, что делать дальше. Руки болели, словно побывали в кипятке. Клочок земли, на котором он стоял, был сплошь окружён провалами, а навстречу медленно шёл Павел. Он ступал прямо по пустому пространству трещин, точно законы физики для него не имели значения.
Впрочем, это были его воспоминания, его мир. А он — его маленький злобный божок, который прямо сейчас собирался отправить непрошеных гостей восвояси. Отступать было некуда.
— Что тут творится, черти меня дери!? — точно гром с неба, раздался возмущённый женский голос. Он словно звучал из другого мира — мира, в котором земля не обваливалась под ногами, а подростки не стреляли в друг друга. — Ох, ну и провоняло же страхом на всю округу!
Голос звучал молодо и звонко, и доносился из-за спины Павла. Алек почувствовал, как напряглась Илона, а потом вытянула голову, вглядываясь в темноту.
— О, кексик, да у тебя же кровь, — голос приближался, вскоре из темноты показалась высокая женская фигура. — Совсем ты бледный, сырое тесто розовее тебя будет… Что же ты… весь кровью затёк, а если кто кровь унюхает? Оборотней совсем не боишься? Хотя сам скоро не слабее будешь… На ногах держишься? А где твоя мамочка? Вот уж кто огорчится, если узнает…
Павел, всё это время пропускавший странный монолог мимо ушей, при упоминании матери вздрогнул, заморгал, точно что-то попало ему в глаза, а потом резко обернулся. Повторил, точно заворожённый.
— Мама… — А потом добавил, совсем уже обычным для себя тоном: язвительным и злым: — Да какая кому, к чёрту, разница? Матери у меня нет, так что плевать. А ты ещё кто такая?
Земля перестала раскачиваться как на качелях, а рваные трещины затянулись прямо на глазах. Небо очистилось от туч, его снова покрывали спокойные россыпи звёзд. Затих ветер, воздух в одно мгновение перестал быть обжигающе горячим, и о нём теперь напоминало только зудящее горло и обожжённые руки.
Рядом кто-то громко всхлипнул. Бледный, напуганный, но совершенно живой Грач, сидел на траве обнимая тощие коленки. Двустволка валялась рядом — забытая, и полностью разряженная. Похоже, воспоминание вернулось в правильное русло…
Загорелось окно ближайшего дома, оттуда высунулся краснощёкий заспанный мужчина в майке-алкоголичке, тот самый, что пару воспоминаний назад тряс маленького Павла за волосы. Рыкнул недовольно:
— Два часа ночи! Вы что охренели там! — но потом пригляделся, заметил и ружьё, и насупленного Павла в окрававленной футболке, и незнакомку, которая уже успела подойти поближе, так, что её, наконец, стало хорошо видно.
Это оказалась высокая женщина с раскосыми азиатскими глазами, смоляными волосами, с по-восточному плоским лицом и очень тонкими губами, точно по коже карандашом провели. Ей было тридцать или около того. Судя по всему, она только что, сама того не зная, спасла их с Илоной от тяжкой участи.
Незнакомка улыбнулась уголками губ и панибратски потрепала Павла по голове. Тот отшатнулся, скривил рот, что-то недовольно прохрипев в ответ, но она уже смотрела в другую сторону, туда, где стоял Алек с Илоной на руках. Алек даже обернулся, пытаясь понять, на кого она смотрит. Ведь их-то видеть не может… Но позади никого не было.
Эмоном незнакомки была тигрица с очень чистым внимательным взглядом. Открыв пасть, женщина сказала, глядя чуть выше головы Алека:
— Вижу ты на распутье, дитя моё. Запомни, не умея плавать не ступай в воду. Трёхглазому не верь. Утянет в омут, утопит, не успеешь глазом моргнуть. Тех кто ушёл, отпусти… Иначе и сама не проснёшься, заплутаешь в лабиринте чужого разума.
— Эй? Вроде это я тут должен бредить, — скривился Павел. Он явно слышал странные слова незнакомки. Его покачивало, кажется, он был готов упасть в обморок. Мужчина, что вышел из дома, обеспокоенно придержал его под спину.
— Отпусти тех, кто ушёл, — твёрдо повторила женщина. Её глаза были туманны и полны непролитой печали.
Илона в руках Алека дрогнула и вдруг отчаянно крикнула:
— Я не м-могу! Не могу не попытаться!
Но незнакомка уже отвернулась обратно к Павлу. Из соседних домов стали выглядывать встревоженные лица, видимо разбуженные выстрелами.
— Слышишь, мама! Не могу не попытаться! — крикнула Илона со слезами в голосе, — не могу! — Но воспоминание уже начало меняться, стирая силуэты людей, меняя погоду и сезоны.
Дни полетели, точно на ускоренной перемотке, и только Алек с Илоной оставались неизменными.
Сцена 28. По ту сторону воспоминаний
Лисёнок сидел в дальнем углу гостинной в картонной коробке с высокими бортами. Внутрь ему накидали тряпья, поставили две миски, одну с молоком, другую с мясом. Я вычитала в интернете, что малыш уже в том возрасте, когда ему надо начинать есть твёрдую пищу. А Барон был уверен, что хватит и молока. Но в итоге зверёк не притронулся ни к тому, ни к другому. Хорошо хоть дрожать перестал. Зарылся в тряпьё так, что наружу торчал только влажный чёрный нос и кончик рыжего хвоста.