Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Он замер, уравновешивая дыхание, а потом отстранился. И нахмурился. И снова прильнул губами к шее… чтобы лизнуть?
Кожу зажгло, и Айями зашипела, втянув воздух.
— Не утерпел, — пояснил хрипло А'Веч, распрямляя плечи.
Он удерживал Айями на весу — полуобнаженную, распутную. Держал словно пушинку, даже мышцы не напряглись.
Стянув рукой полы блузки, она отвела взгляд. Потому что боялась снова ухнуть в омут черных глаз.
— Ухватьись крепчи, — сказал А'Веч на амидарейском.
Подрыгал ногами, сбрасывая брючины и умудрившись не уронить Айями. Отнес её к окну и усадил на спинку тахты, а сам устроился рядом, на коленях. Ох, как он близко. Большой и сильный… И за окном светло. В кабинете музыки было иначе. Рассеянный свет лампы, смазанные тени силуэтов…
Накатил жгучий стыд. И осознание случившегося.
Оттолкнуть бы его и прикрыться, но он не позволяет. Пригвоздил руки к спинке.
И хочет ещё, потому что не наелся. Так, заморил червячка.
А'Веч снял рубаху по-мужски — захватив со спины и стянув через голову. Айями разглядела налитые мышцы торса и светлые полоски шрамов на руке и с правого боку. И волосатость, спускающуюся широкой дорожкой от груди к паху. А потом ей завязали глаза, с треском оторвав полоску ткани от подола рубахи.
— Не снимать, — прозвучал приказ, и блузка сползла с плеч, а горячие пальцы опустили бретельки бюстгальтера.
— Пожалуйста…
Тонкий голос сорвался на фальцет, когда мужские ладони накрыли грудь.
— Молчать, — последовало веление. Прозвучало шепотом на ухо, и Айями ни с того, ни с сего обдало жаром.
***
Груди у нее как у подростка. Маленькие, с вытянутыми сосками, напоминающими недоспелую вишню.
Он всегда любил вишню.
И не такая тощая, как в конце лета. Руки как руки, а не спички. Ноги стройные и не худые как палки. А вот курчавые завитки внизу гораздо темнее, чем волосы. И россыпь бледных веснушек на переносице и плечах.
Молчит и терпит. И её покорность злит.
Потому что Веч не насильник. И помнит, как отец поучал своего первенца, приходившегося Вечу сокровным братом, накануне свадьбы. Распарившись после бани, старшие члены семьи собрались в кемлаке* и потягивали прохладный ойрен*, ведя мудреные беседы о жизни, о прошлом и о будущем Доугэнны. Заодно давали наставления молодожену в удачной семейной жизни. Молодняк не допускали на сходки. Веч, получивший недавно клановый знак и познавший женщину, считался взрослым и участвовал в сборищах старших членов семьи.
— Женщина должна кричать под тобой, извиваться, царапаться… Не от ненависти — от наслаждения, — сказал отец и сделал глоток ойрена. Желтоватая пена образовала усы над губой. — Ты поймешь, когда женщина довольна. Она устанет, размякнет. Глаза осоловеют, а тело покроется испариной. Женщина станет покорной и мягкой как масло. И не вспомнит, как кричала под тобой. Приручи её, и она будет тебе преданна. И не подпустит другого, предпочтя смерть.
В последний раз Веч прикладывал усилия, пожалуй, в мирное время. А в войну получал своё, не заботясь о женщинах, которыми пользовался. Потому что не было нужды.
Зато сейчас появилась. Потому что, бесы раздери, нужно утереть нос "пернатому" до того, как он получит вызов на поединок.
Но как утереть, если она не хочет? Вздрагивает от малейшего прикосновения и зажимается.
Сколько времени Веч пытается? Пять минут или десять? Или полчаса? Запал давно сошел на нет. В пустыне и то влажнее. Она кусает губы, терпеливо дожидаясь окончания пытки.
Значит, бесова отрыжка, плохо пытается.
Завязать ей глаза, укрыв смущение и неловкость под полоской ткани… Уложить на тахту — так комфортнее и защищеннее для пугливой амодарки… Обнять, поглаживая, и нашептывать разные горячительные словечки… те, что не успели забыться за годы войны. Потому что женщина любит ушами.
Не сразу её дыхание участилось, а рот приоткрылся. И первый стон слетел с губ.
Теперь не упустить момент и подталкивать — настойчиво и деликатно. Быстрее и медленнее. Мучить лаской и грубо мять.
Нет большего удовольствия, чем наблюдать, как женщина подается навстречу, прогибаясь в спине. Как она обхватывает ногами и надавливает пятками: скорее, скорее… Как с силой притягивает к себе за шею и ерошит волосы… Вот будет смех, если дёрнет, ухватив короткий ёршик. А что, женщины в порыве страсти и не такое вытворяют.
А когда страсть достигает пика, она судорожно цепляется за Веча, а затем обессилено откидывается на спину, дыша как бегун после забега.
Да, забег стал долгим, но плодотворным. Достаточно результативным, чтобы самодовольно усмехнуться и завершить свои усилия тем, в чём, собственно, и состоит предназначение мужчины в паре.
Насвистывая, Веч собирал разбросанную по кабинету одежду. Фыркнул, подняв китель, и встряхнул от пыли.
И её вещи, брошенные у двери, сграбастал. Отнес к тахте, старательно пряча ухмылку.
Она лежала, поджав ноги к груди, и молча наблюдала за перемещениями Веча.
Раскраснелась — ему в плюс. Смутилась, встретившись взглядом, — тоже в плюс. Не отвернулась — третий плюс.
— Почему у меня слипаются глаза, а у вас — нет? — спросила, зевнув.
— У тебя. Ты сказала: "а у вас — нет". Не " у вас", а " у тебя", — ответил он, заправляя рубаху в брюки. — Так и должно быть. Ты — женщина, я — мужчина.
— Покажите ваш клановый знак.
— "Покажи". Повтори.
— П-покажи… Пожалуйста, — обращение на "ты" давалось ей нелегко.
Веч стянул рубаху и повернулся спиной.
— Можно… поближе? — спросила она неуверенно.
Можно и поближе. Сесть на корточки и жмуриться, чувствуя, как порхают по лопаткам прохладные пальцы.
Она осторожно притронулась к старому шраму от осколочного ранения, полученного в сражении у Полиамских гор, и отдернула руку.
— Красивый зверь… Кто это?
— Снежный барс.
— Земной круг.
— Он самый, — ответил сварливо Веч и сам не понял причину раздражения. — Откуда знаешь?
Она замялась.
— Господин Л'Имар рассказывал.
— Забудь о Л'Имаре. Теперь рассказывать буду я.
— А как же разговорный даганский? — растерялась она.
— Будешь разговаривать со мной.
— А технические термины?
— Переведу и объясню.
Она моргала удивленно, но промолчала, не найдя, что ответить.
Поднявшись с корточек, Веч направился за кителем, оставленным на столе, и обернувшись, увидел, что она задремала, пристроив голову на подлокотник и свесив руку.
Завернув рукав рубахи по локоть, Веч сравнил руки: свою — смуглую, с черными волосками и рельефом мышц, и её — светлую, с ниточками тонких венок и редким золотистым пушком. Кисть узкая, без украшений, пальцы тонкие, но не костлявые. А вот кожа обветренная, с заусенцами у ногтей.
Укрыв спящую кителем, Веч вышел на порог кабинета.
— Иди сюда, — поманил Арраса. — Только не ори.
Тот поднялся из-за стола и молча откозырял.
— Найди подушку и одеяло. Немедленно.
Бровь Арраса поднялась и опустилась.
— Будет исполнено, — отрапортовал бесстрастно, и Веч, с беспокойством оглянувшись, погрозил помощнику кулаком.
— Сказал же, не ори.
Аррас не подвел. Как пить дать, джинн. В его закромах чего только нет. Через пять минут принес запрошенное. Правда, пододеяльник с наволочкой остро пахли хозяйственным мылом, и, по всей видимости, подушку с одеялом несли по улице, потому что они успели пропитаться морозцем.
— Согреть. Быстро, — приказал Веч. — На будущее иметь в кабинете дежурный комплект.
— Так точно.
— Ух, я тебя! Сбавить громкость, что ли, не можешь?
Не пригодилось одеяло, и подушка не понадобилась. Едва Веч попытался подсунуть её под голову, как амодарка подскочила, не узнав спросонья интерьер.
— П-простите, я больше не буду.
— Забыла? Мы перешли на "ты".
— Да-да, конечно, — закивала она, собираясь в спешке.
Веч сел рядом. Тахта, развернутое одеяло с подушкой и растрепанная полуодетая амодарка создавали иллюзию домашнего уюта. Хотя нет, в казенных стенах любой маломальский уют становится уродливым и не к месту. А вот в гостинице, в постели Веча… Когда-нибудь она окажется там.
