Ветер перемен (СИ) - Волк Сафо (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Ночь плыла вокруг, медленно и нежно обволакивая сонные старые стволы деревьев, ложась россыпью крохотных капелек влаги на пушистые венчики глубоких мхов, сгущаясь в стороне от костра и так же бесшумно и задумчиво разглядывая пришедших сюда из внешнего мира незваных гостей, как и все ее большеглазые осторожные дети. И Лиара смотрела этой ночи в глаза, пропуская ее через каждую пору своего тела, позволяя ей заполнить себя всю и вылиться через край, растекаясь вместе со всем ее существом вокруг, смешиваясь, превращаясь во что-то одно, извечное, звенящее и тонкое, нежнее дрожащей под лучами рассветного солнца паутинки с застывшими на ней крохотными капельками росы.
Земля под спиной была твердой и холодной, но при этом мягкой, гораздо мягче всех матрасов и перин, на которых ей только приходилось спать в жизни. Земля молчала, любуясь таким далеким, таким отделенным от нее небом, до которого не дотянуться, не докричаться, и в ответ ей оттуда медленно падал свет далеких звезд. Он летел и летел, пронзая бескрайние просторы пустоты, падая через предначальное пространство, в котором жизнь спала, крепко сомкнув свои глаза цвета первого весеннего ростка. Он падал вниз тысячи и тысячи лет в безнадежной попытке дотянуться до мягкой груди земли, примкнуть к ней, как дитя к матери, как любящий к возлюбленной, как ученик к стопам учителя. Он падал и падал, пронзая время и пространство, пронзая вечность и звездные дороги, которым не было конца. И Лиара знала: когда-нибудь, он преодолеет все и упадет, он дотянется до нее своей страждущей ладонью, и мир вспыхнет, ослепленный этой Нежностью и Силой бесконечной любви, побеждающей время и смерть.
Вот только это все равно было красиво. Бархатистое небо, полное звезд, мягкое и пушистое на ощупь, вышитое узорами небесных светил, мирно спало, разделяя мир смертных и мир Богов, две половинки, которые вечно стремились друг к другу и от этого только расходились все дальше и дальше. Интересно, когда же придет тот день, когда все станет наконец единым? Когда не будет больше ни земли, ни неба, но что-то новое? Она сонно улыбнулась этим мыслям. Как ребенок, что смотрит на звезды, задрав голову и открыв рот, и они отражаются на дне бездонных колодцев его глаз. А в груди его стучит и стучит один единственный вопрос, самый важный из всех вопросов, который он лишь чувствует, но даже не может облечь в слова. Когда-то ты и сама была такой же, помнишь? А может, такой и осталась.
Тихо потрескивали в костре сухие ветви, и сладковатый запах бересты мешался с горькой примесью осенних листьев. Оранжевые кругляши углей раскатились в стороны от основного пламени и загадочно мерцали, пульсируя в такт с далеким биением звезд на небе. Лиара прикрыла глаза, стараясь почувствовать этот ритм, эту странную пляску и танец мира, дыхание его ткани, самой его сути, медленно раскачивающиеся огромные легкие, вдох-выдох, вдох-выдох. Это было везде: в земле, истощенной за лето земле, которая жаждала поскорее уснуть, позволив снегам укрыть свою усталую грудь, в воздухе, в котором мешался и тек запах леса, дыма, звезд и лунной пыли, в горячих ревнивых языках пламени, вздымающихся к бездонному небу, бросающих вызов его холодной пустоте, в далеких ветрах, что носились сейчас между колючих звезд, гоняя пыль бескрайних небесных полей. А еще — в самой Лиаре, которая лежала на земле так ровно и тихо, боясь шевельнуться, боясь разрушить эту хрупкую сказку, эту тонкую нить, соединяющую ее с бесконечным Могуществом и Нежностью природы, с золотым сердцем мира, что билось сильно и размерено, каждым ударом своим отмеряя вечность. И где-то далеко-далеко в огромных песочных часах пересыпались из одной чаши в другую крохотные драгоценные песчинки. А когда чаша переполнялась, дракон в панцире червонного золота лениво бил по ней хвостом и переворачивал ее, и песчинки продолжали свой бесконечный танец, впервые и снова, такой непохожий на все предыдущие, и — тот же самый.
Лиара улыбнулась, чувствуя под подушечками пальцев мягкое прикосновение прохладных сонных трав. Она лежала на шерстяном одеяле в стороне от костра, и твердые корешки деревьев высовывали из-под земли любопытные носы, толкая ее в ребра и спину. Только это было ничего, она не первый раз уже отдыхала на земле, ведь у нее никогда не водилось лишней монеты, чтобы позволить себе комнату в душной, полной людского шума и толчеи таверне. И это было хорошо: какой дурак променял бы мягкий полог неба и подстилку из шелковой травы, убаюкивающий шепот ветра в листьях и светоч-месяц на облупившиеся стены и спертый воздух, на бугрящийся от старости тюфяк и крохотный оплывший закопченный огарок свечи? Уж точно не я.
Тихонько пофыркивали в темноте сонные кони, а издали из ночной тишины долетали едва слышные шорохи. Там, воровато прячась в тенях, кипела жизнь, не видимая ничьим глазам, кроме проказливого молодого месяца да далеких равнодушных звезд. Крохотные мыши шуршали листвой у корней деревьев, двигаясь дергано и быстро, то и дело осматриваясь, чтобы острые когти бесшумно скользящих в небе круглоглазых сов не настигли их. Переступали тонкими ногами олени, чутко поднимая острые длинные уши и пытаясь различить в тихой песне ночи поступь мягких лап подкрадывающихся волков. Рылись во влажной земле тупыми рылами кабаны, похрюкивая от наслаждения, когда попадался особенно сочный и сладкий корешок или беличий схрон желудей. Билось и билось огромное сердце мира, в котором каждому из них было место. Единая песня, состоящая из миллиардов голосов, ритм, разбившийся на ноты, образующие новый ритм.
— Лиара? — послышался рядом тихий голос Рады, и она вздрогнула, слишком резко выбираясь из объятий грез, которые уже начали медленно и ласково обволакивать все ее тело. — Лиара, ты спишь?
— Нет, — ее голос прошелестел едва слышно, и Лиара почувствовала, как сознание начинает возвращаться в тело. Сердце забилось быстрее, кровь запульсировала в венах, но обостренное восприятие все еще осталось где-то позади нее, за головой, как громадное озеро, в которое она падала спиной вперед, закрыв глаза и разбросав в стороны руки. — Нет, — повторила она погромче, привыкая к своему голосу. Он резал стоящую вокруг тишь, словно нож — мягкое масло. — Я слушаю.
— Слушаешь? Что?
— Песню мира.
Убедившись, что кровь уже пошла по венам, а сердце вернулось к обычному ритму, Лиара аккуратно оперлась локтями о свое одеяло и привстала. После глубокого погружения нельзя было двигаться резко: сознание слишком растекалось вокруг, и поймать его, вернуть в тело, было так же сложно, как ловить бабочек когтистой лапой, отчаянно выпрыгивая на пружинистых кошачьих лапах вверх.
В ответ Рада только закатила глаза, но от комментариев воздержалась. Лиара скорее почувствовала ее раздражение и недоверие, чем увидела его по лицу. Это пришло, как прикосновение шкурки к коже: трение, которое было неприятно теплым. Окончательно восстановив обычное зрение, Лиара взглянула на Черного Ветра.
Алеор куда-то ушел, и у костра сейчас они были вдвоем. Рада еще не ложилась, хотя час уже и был поздний. Она сидела у костра, обхватив колени и прижав их к груди. Рыжие отблески пламени играли на ее темных волосах, и было видно, как сквозь каштановую краску проступало ее собственное золото. В ее синих глазах плясало пламя костра, и она сама сейчас походила на эту ночь: тихая, задумчивая, чего-то ждущая. И очень красивая.
— Я хотела кое о чем спросить тебя, — проговорила Рада, не поворачивая головы и не глядя на присевшую рядом с ней на одеяло Лиару. Костер громко щелкнул, выстреливая искрами, и маленькие рыжие звездочки рассыпались по темно-зеленому, почти черному мху.
— О чем? — говорить было сложно. Мягкость мира прорастала сквозь грудь, обнимала со всех сторон, и тревожить ее нежное течение громким голосом не хотелось.
— О… — Рада замялась, подбирая слова, потом вдруг рассмеялась и покачала головой. Взметнулись рыже-золотые в отсветах костра короткие пряди, поймав на себя тонкую паутинку лунного света. — Даже не знаю, как и сказать. О твоем даре, что ли.
