Работа над ошибками (Puzzle) - Буторин Андрей Русланович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
“Это все из-за Октаэдра, из-за его дурацких законов!” — раздраженно подумал Алексей, с трудом втискиваясь в кресло и пристегиваясь.
— Почему так... тяжело? — испуганно спросила Илма.
— Это перегрузка, потерпи, она скоро кончится.
— А почему мы ничего не видим кругом?
— Ты не видишь?! Наверное, это от перегрузки потемнело в глазах...
Илма возмущенно фыркнула:
— Я вижу! Тебя, кресло, стену. А что за стеной — не вижу! Мы ведь полетели “посмотреть”!
— Прости меня, я балбес! — хлопнул себя по лбу Алексей.
Он вспомнил последние инструкции Митрича и нажал одну из выпуклых клавиш на панели управления. В прошлый раз управление кораблем было для них с Колькой Пеструхиным недоступно, панель заблокировали наннги, чтобы “подопытные кролики” ничего не смогли испортить. Теперь же Митрич снял блокировку и пояснил некоторые полезные из возможных действий. Например, и это, собственно, являлось самым важным, он рассказал, как можно включить экраны наружного наблюдения. В прошлый полет Алексей с Колькой ничего не видели, кроме надоевшей тесной кабины — наннги не посчитали нужным развлекать “кроликов”. Теперь же без внешнего наблюдения полет вообще мог оказаться бессмысленным. Но Алексей все сделал правильно, и часть стены перед ним и Илмой словно бы растворилась, открыв перед собой... однородную светло-серую пустоту, которая словно излучала из себя мягкий свет.
Перегрузка резко кончилась вместе с оборвавшимся шумом двигателя. Наступила невесомость, которая понравилась Илме гораздо больше. Девушка даже тихонечко засмеялась от непривычных ощущений: внутри “защекотало”, как при раскачивании на качелях.
Алексею, однако, смеяться вовсе не хотелось.
— Где же космос? — пробормотал он, тупо уставившись в светлую пелену перед кораблем.
— Зачем он тебе? — продолжая улыбаться, спросила Илма.
— Он мне не нужен, просто он должен быть!
— Кому?
— Что кому? — Алексей удивленно поднял брови.
— Ну, у вас же как говорят: Васька мне червонец должен, или там: ты должен помочь маме вскопать огород... А космос — он кому что должен?
Алексей растерялся.
— Космос мне, конечно, червонец не должен... Но быть-то он все равно должен — и мне, и тебе, и всем! Это ведь незыблемо! Тут слово “должен” играет несколько иную роль, чем в приведенных тобой примерах. В данном случае оно означает непременное, неизбежное свершение! Космос должен быть, потому что он быть должен! Ясно?
— Не очень, — пожала плечами Илма. — А ты меня любить должен?
— Непременно и неизбежно! — Алексей наконец-то улыбнулся.
Корабль между тем огибал Октаэдр по своей невысокой орбите. Поверхность маленького странного мира была видна сверху очень отчетливо. “Километров десять, — прикинул Алексей. — Как с самолета”. С такой высоты Октаэдр действительно казался октаэдром — фигурой, состоящей из восьми треугольных граней. Каждая из этих граней отчетливо выделялась по доминирующему цвету среди соседних. После красного треугольника Рега начался внизу зеленый участок Земли, затем — серая грань глиняной пустыни. А вот за ней...
...за ней должна была начаться следующая грань — та самая, видеть которую еще никому не доводилось. Но, похоже, что даже отсюда, с десятикилометровой высоты, неведомое оставалось неведомым. Хуже того — оно было страшным. Потому что его просто не было! Не в том даже смысле “не было”, что в поверхности планеты зияла на его месте черная треугольная дырка, или еще что-нибудь типа того... “Не было” — значит просто НЕ БЫЛО! Ни на поверхности Октаэдра, ни над ним, ни под ним, ни внутри его... НИГДЕ и НИЧЕГО!
“Так было со мной до моего рождения”, — подумал вдруг Алексей, невольно повторив почти “дословно” мысли Спиридонова, впервые достигшего границы нечто. Про Спиридонова, кстати, и про всех остальных погибших и умерших Алексей в этот миг вспомнил, осветив сознание лампой-вспышкой: “Они сейчас, наверное, там. И... Лариса тоже...”
В страшном сне бывает, что не можешь ухватить сути увиденного: форма, цвет, назначение предметов порой меняется непрерывно и нелогично. Но там хотя бы можно оперировать самими понятиями “цвет”, “форма”, “логика”. Здесь же нелогичной была сама логика, если она вообще существовала в этом пространственно-временном участке... Да нет же, нет! Не было здесь никакого пространства, никакого времени тоже! В “лучшем” случае то, что открылось перед Алексеем и его спутницей можно попытаться назвать “входом в Бесконечность”. Но только попытаться. Называть все же не стоит...
Смотреть в жуткую пустоту становилось уже невозможно. Алексей почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Сознание не могло воспринимать больше увиденного (точнее — НЕувиденного), впрочем, оно его и не воспринимало. Оно стонало и выло от ужаса!
Хотя, нет! Это выло не сознание! Алексей постепенно возвращался своими чувствами на корабль: осторожно, словно пробуя пальчиками холодную воду, они не торопясь занимали положенные “места”. Как раз одним из первых вернулся к исполнению своих прямых обязанностей слух. Он-то и отметил, что тоненький вой доносится не из глубин сознания, а явно извне. Когда к нему подключилось зрение, Алексей увидел наконец, что воет Илма, свернувшись клубком в своем кресле и трясясь всем телом. Глаза же девушки, непостижимо широко раскрытые, между тем устремлены были в бездну.
Алексей, отворачиваясь от стены-экрана насколько это было возможным, подплыл к жене и попытался дрожащими руками отвернуть ее голову от кошмарного зрелища. Но мышцы Илмы словно окаменели. Алексей заслонил тогда собой экран, втиснувшись между ним и креслом Илмы. Взгляд девушки не изменился, оставаясь таким же остекленело-безумным и направленным словно бы сквозь Алексея все туда же — в НИКУДА.
И только потом, когда, видимо, кроме чувств вернулся к Алексею и разум, он догадался просто выключить экран. Ничего не изменилось. Корабль подлетал уже к самой границе с Великой Пустотой, и онаначинала овладевать кораблем независимо ни от чего.
Глава 23
Алексей понял вдруг, что сидит не в кабине космического корабля, а в тесном и темном шкафу. Даже пылью отчетливо пахло. Защитного костюма на Алексее не было. Рядом, привалившись к нему всем телом, не шевелясь, сидела Илма, тоже без “скафандра”. Алексей сразу забыл и про шкаф, и про пыль.
— Илма, Илмушка, родная, очнись! — затряс он девушку за плечи.
Илма еле слышно замычала. Алексей обрадовался даже этому бессмысленному звуку. Он прижал к себе нежно жену, провел рукой по ее коротко стриженным волосам. Илма пошевелилась, отвечая, казалось, на ласку этим движением. Тогда Алексей нащупал в темноте своими губами губы любимой и, как когда-то уже возвращая ее к жизни после плена черного алмаза, стал горячими поцелуями отнимать у небытия свою любовь снова.
Ему это удалось. Илма сначала робко, бессознательно ответила на поцелуй едва заметным движением губ, но затем решительно обхватила ими губы Алексея и стала судорожно, неистово мять их в порыве вспыхнувшей страсти.
“Эх, тесен шкафчик!” — мелькнула в голове у Алексея циничная мысль, вслух же он прошептал, едва увернувшись от губ Илмы:
— Милая, хватит! Не здесь и не сейчас!
— А где мы? — опомнилась, наконец, Илма. — Мне было так страшно...
— Минуту назад мы были в кабине корабля. А сейчас — в каком-то шкафу. Но что-то мне подсказывает, что нам из него лучше пока не вылезать.
— Да где же мы все-таки? — не унималась Илма.
— Я же сказал: в шкафу!
— А шкаф где?
— Понятия не имею! — честно признался Алексей.
— Так давай посмотрим! — Не дожидаясь ответа, Илма приоткрыла чуть-чуть дверцу шкафа.
Шкаф стоял в классе. В обычном школьном классе обычной советской школы. По крайней мере, именно в советских школах стояли такие парты: скошенный деревянный стол с двумя откидными крышками, соединенный с грубой деревянной же скамьей со спинкой. Столешницы парт выкрашены салатовой краской, все остальное — серой. Как бы то ни было, именно за такими партами провел Алексей десять лет своей жизни. Да и коричневая доска на стене была точно такой же, какой помнил ее Алексей. Сейчас, в современных российских школах, насколько он знал, и доски были преимущественно зелеными и зачастую не деревянными, и парты — не партами, во всяком случае — совсем не такими.
