Против силы ветра (ЛП) - Альварес Виктория (бесплатные версии книг txt) 📗
— Томас, — обратился профессор к закрывающему входную дверь молодому человеку, — я понимаю, что ты сейчас в шоке от происходящего, но, поверь, мы тоже. Если бы мы знали, что по нашей вине может случиться нечто подобное… что из-за того, что мы разворошили всю эту историю с «Персефоной»…
— Не стоит беспокоиться из-за этого, — хриплым голосом ответил Томас. — Я позвал вас не для того, чтобы обвинить в смерти отца. Я знаю, что вы тут ни при чем.
— Если бы мы могли быть столь же уверены в этом, как и ты, — тихо добавил Оливер.
Медленно, словно постаревший на тридцать лет, Томас подошел к креслу, на котором еще вчера сидел его отец и рассказывал историю капитана Вестерлея и Мюриэль Ванделёр. Плетеная корзина все еще стояла на столике, правда, гороха в ней уже не было. Томас хранил молчание, пока Александр не подошел и не сел напротив него.
— Один из приятелей Кристиана Гарланда рассказал, что вашего отца нашли на берегу Миссисипи, — почти шепотом заговорил профессор, — и что лежал он лицом в грязь…
— Значит, он утонул в реке, — пробормотала Вероника, глядя на Оливера. — Он выжил после кораблекрушения, выиграв у судьбы почти полвека жизни… но, в конечном счете, его поглотила та же вода, что и бриг.
— Это был прискорбный несчастный случай, — согласился Александр. — Полагаю, что вновь увидеть «Персефону», наблюдать за тем, как она, словно призрак всплывает на поверхность, настолько ошеломило его, что он слишком близко подобрался к воде. Подобная картина оказалась слишком сильным испытанием для вашего отца. Скорее всего, он потерял сознание и упал лицом вниз, а рядом не было никого, кто мог бы ему помочь.
— Совершенно верно, именно так все и думают, — ответил Томас, — и я приложу все усилия, чтобы они продолжали так думать. Необходимо сделать все возможное, чтобы никто не узнал правду. Мой отец всегда был истинным христианином, и я не хочу, чтобы единственный неверный шаг воспрепятствовал достойному захоронению.
— О чем ты говоришь? — ужаснулась Вероника. — Ты подозреваешь, что на самом деле он…
Оливер и Александр воззрились на парня с изумлением, а Томас, казалось, испытал невыразимое облегчение от того, что смог, наконец, облечь в слова то, что терзало его душу все утро. Не сводя взор с плетенной корзинки, он запустил руку в карман куртки, извлек оттуда конверт и протянул его Александру. Взяв помятый конверт, профессор заметил, что тот уже вскрыт.
— Я знаю, что он на ваше имя, но… я должен был знать, чтобы понять…
— Он написал нам письмо? — пробормотал Александр. Он поверить не мог в то, что держал сейчас перед глазами. — Нам? Но зачем?
— Чтобы рассказать о том, о чем предпочел умолчать вчера, рассказывая о кораблекрушении. Я хорошо знал своего отца, профессор Куиллс, и с самого начала подозревал, что он не все рассказал о той ночи. Было нечто, так мучившее его, что он не мог поделиться с этим ни с кем, даже со мной. На протяжении многих лет он пытался обо всем забыть, убедить самого себя, что ничего такого не было, но, вновь увидев «Персефону»… возведенные им вокруг себя стены рухнули, словно карточный домик.
Не говоря ни слова, Вероника и Оливер подошли к профессору, которые осторожно извлек из конверта два сложенных вдвое листка. Он взглянул на Томаса, который кивнул, слишком измученный, чтобы добавить что-либо еще, и начал читать:
«Профессор Куиллс, уважаемые господа,
Знаю, что вы будете удивлены, вновь услышав обо мне, и, полагаю, вам покажется бесчестным, что для того, чтобы я открыл вам правду, понадобилось нечто столь ошеломляющее, как сегодняшнее ночное происшествие. Я никогда не хотел обмануть вашего доверия, но было слишком много того, что следовало скрыть, слишком много теней из прошлого, с которыми я привык жить все эти годы… лишь несколько часов назад я осознал, что мой конец неминуем. Я должен вновь взойти на борт, зная, что никогда больше не смогу вернуться обратно в порт, если не освобожу, наконец, свои плечи от тяжкого груза, который они уже устали нести.
Вчера я солгал вам, профессор Куиллс. То, что я рассказал вам о гибели «Персефоны», — неправда. Или, по-крайней мере, не вся правда. Я сказал вам, что мои товарищи покинули судно вместе со мной, но на самом деле, я сбежал раньше. Рулевой был в таком ужасе от того, что увидел за бортом среди бури, внезапно разразившейся на Миссисипи, что не смог остаться у штурвала как должен был, как это сделал бы достойный человек.
Эти мысли мучили меня почти полвека, раскаленной иглой жгли мое сознание днем и ночью, не позволяя забыть о том, что случилось с моими товарищами. Закрывая глаза, я до сих пор, словно наяву слышу мощный голос капитана Вестерлея: «Парни! Покажите лучшее, на что вы способны! Мы должны показать этой бестии с косой, что мы не позволим так просто себя утопить!» Я был на посту в этот момент, буквально в паре метров от меня, и помню, как у меня дрожали, лежавшие на штурвале руки, и как явившиеся неизвестно откуда волны одна за другой обрушивались на палубу, и как Смит, мой сменщик, крикнул капитану, что что-то не так с рострой «Персефоны». И это было худшим из всего, что я тогда видел и до сих пор заставляет меня вздрагивать по ночам, потому что по сравнению с этим, разразившаяся буря казалась всего лишь непогодой.
Как же я могу вам описать увиденное, чтобы вы не подумали, что чувство вины лишило меня рассудка? Поверите ли вы, если я скажу, что среди ночи, в массе воды и пены увидел женщину, словно вышедшуюу из преисподни? Это был нечеткий, словно сотканный из мглы, силуэт, который постепенно поднимался над бушпритом[2]… клубы тумана появлялись прямо из выточенной из дерева ростры «Персефоны», прямо на моих глазах принимая форму и улыбаясь так, что улыбка ранила словно нож.
Сначала я решил, что это лишь плод моего воображения после бессонной ночи. Бурлящая вода может быть очень обманчивой, да и корабельная качка искажает все вокруг, но увидев, что и капитан застыл на месте, я почувствовал, как кровь застыла в жилах: ведь это означало, что и он увидел тоже самое. «Святая Мария, Матерь Божья, спаси нас и сохрани, — прошептал Вестерлей, глядя во все глаза. — Теперь нам точно конец!»
Когда капитан побежал к ней и стал судорожно пытаться ухватить руками сотрясаемое ветрами видение, я попытался крикнуть ему не приближаться, но я был настолько парализован страхом, что из моего горла не выходило ни звука. Мне лишь оставалось смотреть, как Вестерлей вдруг схватил пилу, которую мы использовали для ремонта, влез на бушприт и, вцепившись в изображение Персефоны, начал спиливать основание, на котором держалась ростра. Наверное, он, как и я, подумал, что видение появилось из недр ростры, так как выглядело точно также, как и наша богиня… и женщина, которая, как все мы знали, ждала капитана в Ванделёре.
Всем известно, что моряки суеверны, поэтому нет нужды объяснять насколько они считают опасным отправляться в море на судне без ростры. Осознание того, что через несколько минут мы потеряем нашу единственную защитницу, заставило меня выпустить штурвал. Сердце колотилось так, что до сих пор не понимаю как умудрился не потерять сознание. Внезапно я услышал нечто, лишившее меня остатков силы воли на то, чтобы оставаться на борту: женский смех, раскаты которого вознеслись над грохотом штормовых волн и заставили моих сотоварищей как по команде обернуться и посмотреть на ростру корабля. Я так никогда не узнал, что же в итоге случилось со скульптурой, потому что буквально через пару секунд я оказался в реке, пытаясь сражаться с течением и убраться как можно дальше от брига, который на несколько месяцев превратился в мой дом, а потом вдруг превратился в распахнутые врата в ад.
Я бросил свой пост из-за страха, который потом мучил меня все последующие годы. Я бросил капитана Вестерлея и моих собратьев, профессор, приговорил их к самой страшной смерти, которую только могло задумать то существо. Оставшись без рулевого, судно накренилось на бок и начало погружаться в Миссисипи. К тому времени как я добрался, наконец, до берега, бриг полностью погрузился в воду. За моей спиной остались лишь тьма и смерть…
