Пограничье (СИ) - Ли Марина (читать книги онлайн txt) 📗
— А Павлику я вестника сам отправлю, — мужчина поцеловал жену в щеку и поспешил в ванную комнату. Надо было торопиться во дворец. Времена наступали тяжелые.
Последнее письмо правительницы Зачарованного леса Аугусты Нель
Здравствуй, мой дорогой мальчик!
Возможно, ты все еще обижен на меня. Не стоит, правда. На мертвых обиды не держат. А в том, что я уже давно мертва, сомневаться не приходится. К утру, надеюсь, я, наконец, узнаю, о чем шепчут листья.
Когда ты был маленьким, вы часто играли в Розовом саду, под окнами моего кабинета. Мне нравилось следить за вашей веселой возней. Однажды, не знаю, помнишь ли ты… Однажды, я застала тебя в саду одного. Ты копошился у ограды и глаза твои были на мокром месте.
— Что случилось, мой хороший? — спросила я.
А ты вытер грязным кулачком свой маленький носик и с дрожью в голосе сказал:
— Так нечестно. Нечестно, что он умер, а ни один лист в саду не прошептал о том, как он сожалеет… Неправда, что эльфы хозяева леса. Хозяева леса белки, и зайцы, и хищные рыси, и… и вот ежи…
Я увидела за твоей спиной мертвого ежа и протянула руку, чтобы приласкать тебя и утешить, а ты дернул головой, трогательно насупившись.
— О чем шепчут листья, когда умирает хозяин? — спросил ты и отвернулся, чтобы продолжить копать голыми руками маленькую могилку для одного из хозяев леса. — И почему они не знают, кто настоящий хозяин, а кто просто занял чужое место.
Мы вырыли ямку вместе. И вместе обрывали листья с розового куста, исколов до крови пальцы, чтобы маленький еж почувствовал себя хозяином хотя бы после смерти…
…Уже совсем скоро, мой мальчик, я узнаю, о чем шепчут листья. Надеюсь, что узнаю. Хочется верить, что я все эти годы не занимала чужого места.
Ты все еще обижен на меня? Пустое. Ты же знаешь, на женщин и, тем более, правительниц, не обижаются. Но все равно прости меня. Я поступила некрасиво, но я обязана была позаботиться о своей внучке. Когда у тебя будут собственные дети, ты поймешь.
Знаешь, я все пишу, пишу, пишу. И не могу перейти к главному. И вовсе не из-за того, что не знаю, с чего начать. Просто мне хочется растянуть это письмо, писать его долго-долго, чтобы оно не заканчивалось. Чтобы мне не пришлось делать то, что должно.
Умирать все-таки страшно. И неважно, сколько ты прожил, двадцать лет или двести. И неважно, сколько в твоей жизни было радостей и потерь. Все равно страшно.
Не будем о смерти. В последние минуты жизни я хочу говорить о любви.
Твоя рыжая девочка действительно очень светлая. Не думала, что смогу сказать такое о волчице, но это правда. Возможно, именно это странное противоречие заставило меня сделать то, что я сделала, но ты же понимаешь, что твоя шона — просто идеальная кандидатура на роль опекуна для моей внучки.
Твоя рыжая девочка действительно очень сильная. И это несмотря на ее кажущуюся слабость. А ты поможешь ей справиться. Не думал же ты, что меня могли обмануть слова о происках твоей матери и вездесущей Гранаты? Дружок, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы обманываться в том, насколько ты предусмотрителен и дальновиден.
Я умираю и уже довольно давно. Не знаю, как именно он меня отравил, но когда признаки яда проявились на моей коже, уже было поздно что-то менять. Я могла отсрочить смерть на бесконечно долгое время, но на борьбу за жизнь уходили все силы, а Зачарованному лесу не нужна немощная правительница, которая не может вылечить опасную болезнь, поразившую корни.
Прости меня, Павлик.
Я думала, что у меня больше времени. И даже в этом я ошибалась.
Сегодня я застала его в спальне Оливки. Он не причинит ей физического вреда, потому что, как бы он ни мечтал о власти, прикоснуться к ней он может только посредством моей девочки. Я справилась бы с зарвавшимся наглецом и сама, будь я прежней Аугустой Нель. Но от меня осталась только оболочка. Силы ускользнули в прореху жизни, вслед за магией, которая почти растворилась в яде, что бурлит в моих жилах, выжигая кровь.
Как ты уже понял, время мое на исходе. Я настрочила целый опус, а главного так и не сказала. Итак, в сторону иносказание и метафоры. Конкретика и мои последние распоряжения.
Я отправляю Сонье Ингеборге Род на хранение до полного совершеннолетия подопечной цепь правительницы и все атрибуты власти. Я назначаю Сонью Ингеборгу Род единственным опекуном своей внучки и своей смертью активирую древнюю бабочку Нель. Я отдаю последний глоток жизни древним богам в качестве жертвы. Пусть Они проследят за тем, чтобы упомянутая шона находилась при моей девочке неотлучно, пока будет ей необходима. Я связываю их волосом Ицпы, да простят меня Светлейшие боги, но если говорить о смерти, то темным это всегда лучше давалось.
Я знаю, ты не любишь Зачарованный лес, но ты же не бросишь свою рыжую волчицу на растерзание ласковым эльфам?
Прости меня, мой мальчик, я не такая плохая, как тебе сейчас кажется.
Скажи Оливилинниль, что я люблю ее.
В шкатулке ты найдешь все атрибуты власти и браслет опекуна для твоей Соньи. Надеюсь, он будет опоясывать твою татуировку, а не чью-то еще.
Прощай. Не держи зла на мертвых.
Твоя Аугуста Нель.
Говорят, у волков хорошо развита интуиция. Врут. Ну, или я просто то самое исключение, которое только подтверждает правило. Я лежала рядом с Павликом и не чувствовала ничего, кроме ленивого счастья и расслабленной сытости.
— Не хочу вставать, — выдохнул Пауль, и я его почти не расслышала за шепотом дождя. — Хочу валяться вот так до весны. Или до старости.
Я улыбнулась, полностью разделяя его желания.
— Знаешь, почему меня еще никто никуда не вызвал?
— Почему?
— Потому что дежурный не знает, что я здесь, — Павлик вздохнул. — Черт, так не хочется вставать…
— Не вставай.
— Надо, — он перевернулся на спину и шумно потянулся, не сводя с меня восторженного взгляда. — Надо, Сонюш, долг зовет и все такое… Надо здесь закончить дела. И к Ясеню в Школу смотаться… И у меня же в Ивске проблем по уши… Сонька, так не хочется вставать.
— Не вставай, — снова усмехнулась я и осторожно потрогала его за горячий бок, неожиданно воодушевленная мыслью о том, что уговорить его остаться в кровати совершенно точно в моих силах.
Но тут к нам постучали, и мы с моей молчащей как рыба интуицией перевели удивленный взгляд с Павлика на дверь.
— Я сам открою, — произнес мужчина безапелляционным тоном, пресекая мою попытку подняться.
И мне, наверное, надо было бы смутиться, все-таки тот человек, что стоял за дверью, сразу обо всем догадается. И моя репутация как бы, наверное, от этого пострадает. Но мне было так наплевать на это, если честно, что я только послушно рухнула назад в подушки, продолжая глупо улыбаться.
А потом Павлик вернулся к кровати, бросил на тумбочку запечатанный бумажный пакет и с хмурым видом стал торопливо одеваться.
— Что случилось?
— Мама вестника прислала. Аугуста Нель умерла.
Он натягивал брюки, а я, ничего не понимая, прижала к груди простыню.
— Как умерла?
— Пока не знаю… Сонюш, собирайся. Не хочу тебя сегодня отпускать от себя. Побудешь со мной, ладно? Не нравится мне все это.
А потом он сел на кровать, взял в руки конверт, взломал коричневую печать и почти сразу побледнел.
— Очень-очень не нравится…
А моя интуиция по-прежнему молчала.
Павлик читал долго. Хмурился, морщился болезненно, а я боялась отвести от него взгляд, понимая, что, видимо, сейчас придется расплачиваться за неожиданно свалившееся на меня счастье.
— Собирайся, милая, — он поторопил меня и достал из пакета драгоценную по виду шкатулку и черный бархатный мешочек. Папа Род в таких жемчуг хранил. — Боюсь, нас ждут большие неприятности. Но мы обязательно что-нибудь придумаем, — он посмотрел на меня странным взглядом, словно решил какую-то сложную задачу, и решение это ему совсем-совсем не нравилось, но другого не было по определению.
