Сказания Эвенора 1-2. Принцесса из борделя и Чаровница из Беккена (СИ) - Рияко Олеся "L.Ree" (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
— Пути к отступлению были отрезаны, когда шпионы нашли и уничтожили зеркала. Дракон действовал быстро, он осушил ров, просто затопив русло реки, питавшей его. Шутка ли — обрушил в него скалу и заставил поток изливаться по другому пути! Силы змея во много превосходили те, что были в крепости дома Манамат и поддержки ждать было неоткуда. Все случилось слишком быстро — уже к исходу второго дня Ильсур пал под натиском выродка. — Феовель на мгновение замолчала и совершенно четко ощутила ее боль. То было гнетущее чувство тоски, безысходности и злого бессилия, оставляющего вкус крови и пепла на губах.
— Для меня это личная трагедия, Либи. На стенах Ильсура погиб мой возлюбленный Фариен и младший брат Отарэль, который должен был возглавить дом Амадоэн следом за мной. Инеринон еще слишком юн и я даже не могу уйти от дел, чтобы как следует оплакать своих близких, свою любовь. Главы других домов даже старше меня, я просто не могу настолько ослабить род Эвандоэле! — Сокрушалась она, сжимая мою руку до боли.
Но я не отстранилась; мне было искренне жаль ее и я даже на миг не смела прервать историю, что получала наконец целиком, пусть и из ее уст. Внутри меня все клокотало, точно вулкан. Все слова Луциана, все его поступки постепенно начинали обретать форму и вставать на свои места.
— Ох, Либи, что толку от вечной жизни, если ее нельзя разделить с любимыми… Порой, я думаю, — голос королевы вновь понизился до тревожного шепота, — что если бы дракон убил их всех, то мне было бы легче. Идриэль, Алура и даже Наринэль, мой сенешаль — все они из дома Манамат, пусть и не каждый был свидетелем кровавой расправы в Ильсуре. Напоминают мне о том, что все мы навсегда потеряли и мучаются сами. Что я потеряла! Фариен, если бы он только не погиб тогда, а спасся в числе того десятка, что оставил в живых этот выродок, я бы смогла с этим справиться. Но его нет, есть лишь они.
Мы почти завершили круг по озеру, приблизившись к Идриэль и ее спутнице, но разговор по всей видимости, был еще не окончен — королева эльфов развернулась и направила наше движение в обратную сторону. Прошептала мне на ухо горячо, безумно:
— Я знаю, все случилось не просто так. Ни один эльф бы себе такого не позволил! Каждый бы лучше умер сам, чем поднял руку на кого-то из нас! Да… Банагор увидел что-то в адане, должно быть ту человеческую гниль, что была у него внутри и от того заставил выбирать именно его… И адан выбрал. Малодушно решил оставить в живых своих отца и мать, и в качестве оставшихся взял совсем юных детей Манамат, поровну мальчиков и девочек… ты ведь понимаешь, что он не имел на то никакого права! Видишь, насколько он был слаб? — Внезапно Феовель рассмеялась. — А ведь у колдуна Натаниэля было куда больше мужества, чем у его сына. Он предложил себя в качестве первой жертвы, отказался остаться в числе спасенных. Вот, должно быть, радости было дракону, наблюдать за таким представлением! Как бы там ни было, адану не удалось отговорить отца, и он сам того не зная, замкнул круг своего колдовского перерождения, убив своего магистра- наставника. Идриэль сошла с ума, видя, как собственный сын убивает любовь всей ее жизни… нет, хорошо все же, что мои Фариен и милый Отарэль погибли на стенах. Я бы не вынесла знать… Говорят, в исступлении от горя Идриэль ослепила себя сама.
— А что же было потом? — Я подала голос, едва почувствовала, что молчаливое раздумье Феовель начало затягиваться. Мое лицо было влажным от слез, руки дрожали — теперь мне непременно нужно было знать всю историю до самого конца! Женщина посмотрела на меня, точно впервые видела:
— Потом? Ах, потом… дракон отпустил их. Одиннадцать своих пленников, что остались в живых после кровавой ночи, полнившейся криками тех, кого Луциан вскрывал живьем на потеху этому кровавому ничтожеству. Всем известно, что драконы держат данное слово. За ту то ночь адан и успел поседеть, да к тому же говорят, потерял дар речи. А когда вышел за ворота с остатками своего дома, пытался вскрыть себе горло тем самым ножом, что подарил ему Банагор. Уверена, даже и то было трусостью с его стороны! Вот только не успел — амадеум Луциана начал перерождение от той силы, что он напитался, убивая кровь от своей крови… Адан не приходил в себя еще долго после того, как его доставили в Алдуин. Знаешь, — сказала эльфийка с чувством, — я бы довершила начатое им. Я бы добилась его смерти, если бы не Кадарин. Ты верно не слышала, но его жена и сын также погибла при Ильсуре. Видя, что он принял убийцу возлюбленной в свой дом. И даже назвал своим сыном… Я просто не смогла. Все время думала, каково это будет, после всего отнять у Кадарина еще и этого ребенка.
— Почему же вы не отомстили Банагору? — Мучавший меня вопрос, я едва ли не выкрикнула ей в лицо.
Феовель остановилась и развернула меня к себе лицом.
— Отомстить? — Спросила она, глядя мне прямо в глаза. — Ты хочешь спросить, почему остальные пять эльфийских домов не подняли армии? Не прошли через людские земли, отнятые у нас множество человеческих лет назад? Почему не отправили своих детей погибать под стенами драконьего замка на чужой земле?!
Эльфийка сощурилась и посмотрела на меня так, будто я нарочно сказала какую-то несусветную глупость.
— Неужели ты все еще не поняла… — Сказала она обескураженно и даже отступила от меня на шаг, словно не могла поверить в то, что спустя все сказанное, мне еще нужно было что-то объяснять. — Для нас нет ничего ценнее наших детей, но нельзя менять жизнь одного на жизнь другого вот так. Как оценить, кто достоин остаться под звездами и лунным ликом Лантишан, а кто нет? Для вас людей все проще; вы больше всех жалеете детей, затем женщин, стариков и только после того мужчин. Для вас их смерти в войнах — это данность, не вызывающая удивления. У нас же, живущих бесконечно долго, одинаково ценен будет ребенок и тот, кто прожил уже множество сезонов, женщина и мужчина, потому что оба они для кого-то из нас братья, сестры, возлюбленные, те кто могут стать воинами или поэтами — мы неделимы в своем большинстве. Мы семья. И даже старшая и младшая кровь не играла бы роли, если б выбор пал кому жить, мне или, например, Кадарину. Для богини Лантишан мы все прежде всего ее дети. Ради всех нас она вырвала из груди часть сердца и создала филиамэль, а не только для тех, кто богаче, старше или талантливее. Мы привыкли защищаться, но не нападать, этого нет в нашей сути. Это вы люди признанные мастера убийств и кровавых расправ. Братья, возлюбленные, собственные потомки… Пожалуй, в некотором роде даже драконам есть чему у вас поучиться. — Достаточно резко закончила она и сложила руки на груди, ожидая, что я стану спорить.
Но я не видела в том смысла. Теперь мне все было ясно. В этот самый момент я совершенно точно расставила все по местам и ярко видела настоящее и то, что для меня пытались выдать за таковое.
Как бы они не были на нас похожи, эльфов нельзя было понять, меряя мир человеческими чувствами и моралью — они были другими и думали совершенно иначе. Так же и Феовель никогда не сможет принять моего стремления найти покой и счастье, обрести настоящую любовь. Найти себя в конце концов, а не стать зачарованным источником… колодцем из которого смогут черпать все того достойные. У них для этих целей есть Филиамэль Лаигишан! Обойдутся уж как-нибудь и без меня…
Беда Луциана состояла в том, что будучи воспитанным эльфами, он все же был человеком. Два этих совершенно противоречивых мира, слившихся в нем, делали его чужим для эльфов, для людей и даже для человеческих колдунов. Но сколько же горя выпало на его долю из-за выбора, который сделала его человеческая душа…
Я смотрела в большие зеленые глаза винитарэль и не могла сдержать слез. Да как же можно было Луциану одному вытерпеть такое! Принять нелегкий выбор, совершить страшное… действительно ужасное убийство не одного, а десятков соплеменников. По воле жестокого дракона убить даже собственного отца! Стать причиной помешательства любимой матери, которая с тех пор знать его не хочет… Думать при этом, что поступаешь правильно, спасая хоть кого-то из родного дома и в итоге все равно стать изгоем, клейменным убийцей, без права на помилование в глазах тех, кто должен был принять и простить. Утешить, унять боль…
