Сын поверженного короля (ЛП) - Торнтон А. С. (книги без регистрации txt, fb2) 📗
Последовала долгая пауза. Она повернулась ко мне.
— Почему ты так сильно ненавидишь пустыню?
Я не смог посмотреть ей в глаза. Вместо этого я уставился на небо.
— Я не ненавижу…
— Ты ненавидишь её.
Она вздохнула.
— Она может быть враждебной, а люди, населяющие её, могут быть такими же негостеприимными.
— А я вижу её красивую бледность, а ещё сильных людей, которые научились благоденствовать в ней.
— Они забирают чужие жизни под любым предлогом, продают людей точно товары. Не говоря уже о непрекращающейся жаре, а ещё недостатке воды и еды.
— Но, если есть плохое, то есть и что-то хорошее, надо только его увидеть. Что ты скажешь о ночи, такой тёмной, что луна служит в ней фонарём? А о лисе, которая охотится при её свете? А о птицах Мазиры, которые получают воду и мясо от мёртвых? А о песке, который разглаживается ветром, тем самым ветром, который сдвигает дюны, словно они ничего не весят. А о людях, которые живут здесь и делают это место лучше. Нас формируют руки пустыни — солнце и песок. Подумай о Рахиме, об Эдале. Подумай обо мне. О своей матери.
Я поморщился и понадеялся, что Эмель не могла видеть моего лица.
— Я не знал её.
— Но в тебе есть часть её, и раз уж я тебя знаю, я знаю, что она была хорошим человеком.
Всё, что я знал о женщине, которая дала мне жизнь, это то, что это было ошибкой. Незадолго до женитьбы на моей матери, мой отец посетил группу восточных номадов, которые пользовались таким влиянием в пустыне, что часто уведомляли большие поселения и города о том, куда они направлялись. Там он повстречал женщину, которая, по его словам, покорила его. Его тянуло к ней, как ни к кому прежде. Они возлежали, и он даже захотел сделать её своей королевой.
Но, конечно, этому не суждено было случиться. Его отец не позволил ему это сделать, тем более что на свадьбу с дочерью короля хаяли уже были потрачены средства.
И только когда я родился, мой отец, который уже был женат на Кине, узнал о моём существовании. Он послал за мной и моей матерью, и принял меня как своего перворожденного сына.
Момент был удачным, и большинство решило, что я был сыном королевы. Людям нечасто доводилось видеть королеву, а тем более, если она ждала ребёнка. Конечно, дворцовая прислуга всё знала, и поползли слухи.
Но меня приняли и вырастили как родного. Терпение королевы Кины по отношению ко мне было безграничным. Она относилась ко мне как к своему собственному сыну, и когда полюбила меня, смогла простить моего отца за то, что он сделал.
Значительно позже мне стало известно, что мою родную мать перевезли в Алмулихи, чтобы она могла смотреть за тем, как я расту. Она осталась в городе на несколько лет, а затем уехала к своей семье. И я каждый раз испытывал горечь, похожую на слишком сильно заваренный чай, иссушающий мой язык, когда думал о том, что она смогла оставить своего ребенка.
— О чём ты задумался? — прошептала Эмель, когда я ей не ответил.
Я ничего не сказал, перебирая в голове гневные мысли.
— Ты сейчас думаешь о ней?
Я кивнул.
— Ты не можешь вернуться домой, потому что он оставил на тебе раны, и я точно так же не могу принять мысль о том, что женщина, которая меня родила, могла быть хорошей.
Я рассказал ей все, что я о ней знал, и о том, как она уехала.
— Но ведь это несправедливо? Ожидать что-то от матерей?
— Что ты имеешь в виду?
— Мы хотим, чтобы они оставили ради нас свои жизни. Бросили всё, чего они хотели или планировали сделать, и были с нами рядом. Словно у них нет собственной жизни. Многие матери так поступают, и даже хотят этого. Поэтому мы воспринимаем это как должное.
Она потянулась пальцами к моей шее и коснулась её. Её прикосновение было успокаивающим и привычным, но я всё ещё помнил о том времени, когда оно казалось мне незнакомым и возбуждающим. Два мира столкнулись друг с другом в моём сознании, создав облака пыли, которые в итоге рассеялись, но породили ещё больше неясностей.
— Моя мать пыталась сбежать из нашего поселения и была убита, — сказала она. — Я рассердилась и почувствовала ревность, — её голос смягчился. — Я ненавидела её за то, что она сделала… за то, что оставила своих детей. Но я ревновала к тому, что ей хватило силы так поступить. Даже будучи её эгоистичным ребёнком, я понимала, что ей пришлось постоять за себя.
Она мягко коснулась моей щеки.
— Может быть, именно поэтому твоя мать уехала? Может быть, ей пришлось сделать то же самое?
Мне было нелегко слышать, как Эмель защищала женщину, которую я уже начал презирать.
— Может, — сказал я, не желая больше думать о ней.
Через некоторое время Эмель уснула. Мои веки тоже отяжелели, дневной зной начал погружать меня в сон, несмотря на необходимость строить планы и решать, что делать дальше.
Но сон так и не пришёл ко мне. Я сел. Песок сделался гладким, как и сказала Эмель. Влажное тепло начало подниматься от него, напоминая волшебный ветер. Солнце ярко палило на фоне голубого неба. Ветерок, который я едва чувствовал, пошевелил листья, и я услышал их шепот. Я смутно помнил о том, что когда-то я восхищался оазисами. И что в прошлой жизни я научился любить пустыню.
Неужели эти чувства были частью тех воспоминаний, которые могла мне вернуть Эдала? Вероятно, я мог сам обрести эти воспоминания, сорвав их с уст Эмель, и снова научился бы любить пустыню.
***
— Если мы не отправимся в путь прямо сейчас, мы прибудем уже затемно, — сказала Эдала голосом, похожим на верёвку, которая натянулась и разбудила меня.
Я медленно встал и размял напряжённые плечи, а затем резко вскочил, заметив, что солнце уже начало садиться. Нам давно пора было отправляться в путь.
Эмель сидела с Амиром, уставившись на кусочки сушёного мяса.
— Если я непонятно объяснила, то повторяю: нам всем надо отправляться немедленно, — сказала Эдала.
Мы быстро собрали вещи и верблюдов, чтобы Эдала не начала снова нас подгонять.
Мы доехали до скопления дюн, которые скрывали пещеру, где могли находиться даркафы. Эдала всё время повторяла нам о том, что они не были склонны к насилию. Но я всё равно боялся того, что нас там ждало. Я был рад, что с нами была Эдала. Было бы глупо искать Касыма и Захару без неё, так как они могли с лёгкостью нас одолеть. Но даже если их там не было, и в пещере находились только даркафы, они в любом случае сильно превосходили нас числом, а она могла ошибаться насчёт их миролюбивости.
— Что ты знаешь о богине, которую они ищут? — спросил я.
— Богиня! — печально рассмеялась Эдала. — Мне понадобилось некоторое время, чтобы всё сложить. К счастью, даркафы уже в течение нескольких сотен лет ищут её по всей пустыне. Прости, я понимаю, что искажение во времени может обескураживать.
Она посмотрела на меня и слегка пожала плечами, а затем перевела взгляд на дюны, к которым мы приближались.
— За эти годы я узнала, что даркафы не просто поклонники странного культа. Мне не понадобилось долго их уговаривать, чтобы они раскрыли мне свою миссию.
Она провела пальцем по губе.
— Когда Захара сделала тебя джинном, она истощила свои силы. И ей потребовалось всё то, что у неё осталось, чтобы повторить то же самое с Касымом.
— Но зачем обращать Касыма? — спросил я.
— Я всё ещё не знаю ответа на этот вопрос.
Она пожевала губу, потерявшись в своих мыслях.
Какое-то время она ничего не говорила, тишина растянулась, а мы все ждали её ответа.
— Пожалуйста, продолжай, — взмолился я.
— На чём я остановилась? — спросила Эдала. А затем: — Ах, да. Она потеряла твой сосуд во время нападения на дворец. Как жаль, что я не видела, как сильно она разозлилась, потеряв тебя.
Она усмехнулась сама себе.
— Она не хотела потерять ещё и Касыма. Ей нужно было, чтобы кто-то охранял его сосуд, пока она восстанавливалась. Она продемонстрировала свои магические способности номадам, которые очень хотели обрести для себя какую-то цель, и убедила их в том, что она богиня. Они пообещали охранять Касыма, пока она не наберётся сил и не вернётся за ним. Знали ли они, что он был джинном, или решили, что сосуд представлял какую-то ценность? Я не знаю, но знаю, что они фанатично посвятили себя этой миссии. Через несколько поколений это превратилось в настоящую секту, где они идеализировали богиню Захару.
