Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– Чем бы это дело ни кончилось, – сказал он, – а я ожидаю худшего по своим заслугам, я рад, что случилось так, хотя, к несчастью, мои родители испытают большее горе, чем если бы я умер вдали. Передайте им, когда они будут нуждаться в утешении, насколько такой конец лучше для меня.
– Мой дорогой, мне не хочется верить, что вам придется пострадать.
– Многое не в мою пользу, сэр: мое безрассудное бегство, положение партий, недавний заговор, который навлек подозрение на честные семьи, возбудил к нам ненависть. Мне пришлось испытать это во время моей поездки сюда Толпа считала мой мундир французским и провожали меня свистками и шиканьем. К несчастью, у меня нет другого платья с собою. К тому же, я не могу подавить в себе всякое воспоминание о том злом чувстве, которое я испытал, обнажая свою шпагу в последний раз дома. Не раз приходилось мне этой самой шпагой пронзать янычар по долгу службы, но никогда их черные глаза не мерещились мне, как его разноцветные. Я надеюсь, как и вы говорите, что Бог простит мне во имя Спасителя нашего, но мне хотелось бы приобщиться Святых Таин вместе с возлюбленной моей, пока я свободный человек. Я не был у причастия со времени Пасхи.
– Приобщитесь, мой дорогой, вам следует это сделать.
Было несколько церквей, в которых богослужение, введенное при Реставрации, продолжалось по-прежнему. Ближайшей была церковь св. Матвея, но Анна и ее дядя решили поспешить рано утром в маленькую капеллу св. Лаврентия, находящуюся тоже недалеко. На лестнице к ним присоединился джентльмен в широком плаще и шляпе, надвинутой на глаза, и взял Анну под руку.
Истинная благодать царствовала в его душе в это утро и нравственно укрепляла храброго человека, столько раз обнаруживавшего мужество перед лицом опасности; Анна хотя и плакала, но испытывала утешение и какое-то спокойствие, если не надежду.
К вечеру маленьким Филипп в сопровождении Ральфа приехал верхом и с лошади попал прямо в объятия блестящего офицера, вид которого превзошел все его ожидания. Он порылся в своих карманах и вытащил оттуда что-то зеленое и мягкое.
– Вот мой салат, папа, я вез его всю дорогу, чтобы ты попробовал его.
Полковник Арчфильд съел за ужином весь салат, хотя эта пища годилась скорее для кроликов; весь вечер он держал ребенка на коленях и отвечал на его болтовню о Нане, собаках и кроликах, показывал, вызывая его восторг и восхищение, экипаж шерифа, солдат с дротиками и самого судью, на которого мальчик смотрел с удивлением и удовольствием, но с грустью в глазах и голосе.
Глава XXIX
ПРИГОВОР
Ральфу уже было сказано, чтобы на следующее утро он был готов пораньше отвезти домой своего молодого хозяина. В восемь часов мальчик, спавший с отцом, спустился с лестницы держась за его руку, за ними следовала Анна.
– Да, – сказал Чарльз, держа мальчика на руках, прежде чем посадить его на лошадь, – он знает все, Ральф. Он знает, что его отец совершил дурное дело и что проступок юности рано или поздно выйдет наружу, и нам придется поплатиться за него. Он обещал мне быть утешением стариков и считать эту леди своею матерью. Ну, довольно, Ральф; я еще не прощался ни с кем. Ну, Филь, полно вертеть мою голову и цепляться волосами за мои пуговицы. Поцелуй за меня бабушку и тетю Нотли и будь умным мальчиком.
– Когда приду к тебе опять, привезу с собою другого салата, – сказал маленький Филипп в то время как они выезжали из двора гостиницы.
Чтобы скрыть судорогу, пробежавшую по его липу, отец стал поправлять рукою спутанные длинные локоны и пробормотал что-то насчет «неудобства не носить парика». Потом он сказал:
– Подумать только, что по своей собственной вине я был разлучен с моим мальчиком и только теперь на несколько минут мне пришлось увидеться с ним.
– О, вы еще вернетесь к нему, – вот все, что могли ему сказать в утешение. Теперь Чарльзу Арчфильду предстояло отдать себя в руки правосудия.
Его уже несколько раз наставляли, как он должен вести свою защиту, и предупреждали, чтобы он не повредил себе излишнею искренностью и деликатностью по отношению к другим; так что он должен был неоднократно объявлять, что вовсе не намерен даром погубить свою жизнь; но юристы при этом сильно опасались правил, лишавших подсудимого помощи адвоката как для его собственной запилы, так и для допроса свидетелей. Все зависело, как они заявили сэру Эдмунду Нотли, от судьи и присяжных. М-р Гатсель уже показал себя честным, но слабым и нерешительным судьей, и его заключение скорее могло спутать, чем выяснить свидетельские показания; что же касается присяжных, то м-р Ли бросил безнадежный взгляд на их тяжелые, тупые лица, в го время, как их проводили перед подсудимым, на случай если он имел в виду заявить протест против кого-нибудь из них. После нескольких замечаний подсудимого судья обратился к нему.
– Я припомнил, милорд, – сказал полковник Арчфильд с поклоном, – что eщe мальчиком я раз возбудил против себя неудовольствие м-ра Гольта за то, что бросил камнем в одну из его куриц; хотя я не думаю, чтобы такие пустяки могли повлиять на решение честного человека в вопросе, касающемся жизни и смерти.
Но все-таки судья отстранил м-ра Гольта.
– Мнe нравится, что он не падает духом.
– Но я сомневаюсь, – отвечал м-р Ли, – чтобы, называя пустяками уничтожение старой наседки, он выиграл в мнении этого народа. Мне хотелось, чтобы он отстранил eщe двух или трех из этих угрюмых старых каналий вигов: ни он долго не был дома и многого не знает.
– Он слишком благороден и великодушен для этих дел, – сказал со вздохом сэр Эдмонд, сидевший рядом с ними.
Было прочитано обвинение, гласившее: что в злобе и по наущению дьявола, сказанный Чарльз Арчфильд преднамеренно убил сказанного Перегрина Окшота и т. д. Другое видоизменение обвинения гласило, что он случайно убил сказанного Перегрина Окшота. По прочтении первого он признал себя «невиновным», но второму – «виновным».
Он стоял перед судом со спокойным лицом, высокий, красивый и мужественный, в го время, как м-р Коупер начал читать обвинение, обратившись при этом к под, судимому с выражением сожаления, что ему приходится вести дело против человека, столь великодушно явившегося для спасения родственника: по он должен, хотя и неохотно, высказать сомнение, по поводу ссылки подсудимого на ненамеренность. Распространенная между молодыми джентльменами Торийских фамилий этой местности ненависть к покойному, в данном случае была усилена чувством ревности, а также прежними столкновениями, вообще случающимися между юношами, которые иногда ведут к гибельным последствиям. Вечером 30 июня 1688 г. подсудимый обменялся гневными словами с покойным на Портсдоун-Гиле. В четыре или пять часов на следующее утро они встретились в малопосещаемом дворе Порчестерского замка, и один из них нал от удара шпаги другого; утверждают, что удар оказался гибельным случайно, но как это согласовать с тем, что не было представлено никаких удовлетворительных объяснений относительно того, как провел молодой джентльмен следующие после того часы, что тело было скрыто, видимо, при участии другого лица и, кроме того, так искусно, что в течение семи с половиною лет не обнаруживалось никаких подозрений, между тем как действительный убийца все это время служил в войсках не своей страны, а иностранного государя, и явился только при весьма критических и довольно подозрительных обстоятельствах.
После этого обвинитель стал строить целую пояснительную теорию. Он напомнил присяжным, что в это самое лето 1688 г. были посланы приглашения и просьбы настоящему всемилостивейшему королю, чтобы он встал на защиту протестантской церкви и оскорбленных прав английского народа.
Отец покойного принадлежал к сельской партии, дядя его, в свите которого он находился, занимал видный дипломатический пост. Что может быть очевиднее предположения, что он являлся посредником в передаче такой корреспонденции, и что за ним пристально следили члены партии, поддерживавшей семейство Стюартов? Мы уже видели, до чего может довести самых совестливых людей то чувство ослепления, которое они именуют верностью присяге. Покойный уже раз имел вооруженное столкновение с одним из членов семейства Арчфильдов, только что оправданного в обвинении в убийстве; принимая в соображение необычный час, когда два кузена сошлись близ Порчестера, что в платье убитого не было найдено бумаг, но все ценные вещи оставались в целости, что главная свидетельница близко стояла к так называемому принцу Вельскому, – он, обвинитель, не мог освободиться от впечатления, что хотя чувство личной ненависти и обостряло нанесенный удар, но всё же причиною нападения были другие, более глубокие и пока еще не обнаруженные причины.
