Свет Черной Звезды (СИ) - Звездная Елена (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗
И его Черная звезда с ним, без ненависти в душе.
— Ты улыбаешься, — тихо заметила Элиситорес, — в твоей улыбке нет циничной горькой усмешки, как бывало раньше, твоя улыбка светится счастьем.
— Я счастлив, мама, — тоже тихо, не желая разбудить ту, что была его счастьем, отозвался Араэден.
Она обернулась, заметив быстрый взгляд сына, и увидела крепко спящую девушку. Увидела и не сдержала изумленного возгласа. Элиситорес была магом. В те, далекие времена, когда избиралась невеста будущему правителю, она была сильнейшей из дочерей Света, и даже утратив магию, сохранила многое — вдовствующая императрица прекрасно видела в темноте, и потому разглядела даже то, во что не могла поверить.
— Мой сын, — голос оборвался, — мой сын, ее кожа, черты лица… Она элара? Но почему ее волосы чернее тьмы? И твой взгляд… Она ведь не Элиэ, мой сын!
Элиситорес повернулась, с тревогой всмотрелась в него, и прошептала то, во что не смогла даже поверить:
— Но ты и смотришь на нее не так, как смотрел на Элиэнару. В твоих глазах нежность, мой сын, ее столь много… Кто она, сын?
Но не ответив на вопрос, Араэден даже с некоторым интересом спросил:
— На Элиэ я смотрел иначе?
Элиситорес не привыкла говорить о чувствах, а чувства мужчины к женщине и вовсе были под запретом для обсуждений любой пресветлой, но то, что она не могла сказать раньше, императрица высказала сейчас.
— Когда ты смотрел на Элиэнару, твои глаза искажали свет реальности. Ты смотрел, желая, но был слеп, ты видел то, чего не было в ней, чего не было в тебе. Я говорила тебе.
Он улыбнулся в ответ. Сильный, уверенный, могущественный и… счастливый. Так непривычно для себя — счастливый.
«Нет, ну знаешь, достаточно странно поверить в то, что ты в принципе способен любить», — призналась его нежная.
Он промолчал. Для него вопрос о его способности любить был закрыт еще пять лет назад, а вот в то, что он счастлив, не верилось до сих пор. Он ощущал, но не верил. Сложно поверить в счастье, если изначально с самого рождения, окружен лишь ненавистью.
— Я расскажу тебе сказку, мама, — он откинулся на спинку кресла, позволив себе ощутить тяжесть этого дня, — она не относится к тем историям, что несут в себе мораль или призваны развлекать детей, она о монстре, который был зачат в ненависти, которого убивали едва он появился на свет, который выжил вопреки всему.
Араэден улыбнулся. Сейчас, с высоты прожитых лет, с высоты скалистых гор его опыта, все прежние испытания казались… мелочью. Незначительной, несущественной мелочью. Все что терзало долгие годы — отступало, все кто терзал… уже не дышали. Почти все.
— Мы, элары, столь ничтожное значение придаем любви, — продолжил, отстраненно вспоминая события прошлого, — столь малое. Договорные браки, в которых главным фактором выступает выгода. Гаремы с наложницами, которых используем, едва ли относясь к ним как к равным. Холодность, сдержанность, отстраненность в общении с теми, кто входит в круг доверенных лиц, ведь с раннего детства нам преподносят как единственно верное уверенность в том, что ни в ком нельзя быть уверенным. Но даже в пресветлом Эрадарасе, что возносил в абсолют ложь, лицемерие, притворство и жестокость — я был изгоем. Чудовищем. Монстром. Злом. Я.
Он усмехнулся, с горечью, которую не видел смысла скрывать при матери, и вернулся к рассказу:
— Меня убивали трое суток. Тот кто был врагом, тот кто был мне братом, и та единственная, кого полюбил.
Элисситорес не сдержала тихого вскрика.
— Нет, мама, это не конец, — улыбнулся Араэден, — это начало. И все что я сейчас испытываю к этим троим — благодарность. Впрочем, едва ли они узнают об этом.
Улыбка. Убийственная улыбка, после которой летели головы, ведь благодарность едва ли отменяла даже не месть — кару.
— Когда им удалось вышвырнуть меня из Нижнего мира, это было… жестоко. Даже по меркам нашего жестокого мира. Но в мире, где правят люди, которых мы считаем ничтожной недостойной нам расой, спасшая меня ведьма, ставшая мне второй матерью, после нескольких лет бесплодных попыток вернуться, сделала предсказание: «Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь позволь дышать».
— Ооо…- только и выдохнула Элиситорес.
Араэден едва ли позволил улыбке тронуть его губы, и продолжил:
— Предсказание, которое я, фактически уничтоженный из-за любви, счел издевательством, нелепым набором слов, несусветной глупостью, недостойной внимания фразой… Но время шло. Минуты, часы, сутки, годы, десятилетия, сотни лет… Я сумел найти способ вернуть получить магию, не свою, ту, что приносила мучительную боль при использовании, но найти путь в Эрадарас я не смог. Для того, чтобы осознать, что Дарика была права, мне потребовалось чуть больше сотни лет. К этому моменту я уже смирился с потерей тебя, моих союзников и даже уничтожением Эрадараса. Я знал, что без меня светлые падут под натиском Тэнетра. Я прекрасно это знал… Когда миновал первый год в Рассветном мире, надежды на спасение моей империи не осталось. Когда прошло пять лет — я практически утратил веру в то, что мне доведется увидеть тебя хотя бы еще раз. Когда миновало пятьдесят лет — мне пришлось смириться с мыслью, что спасать более некого, все что осталось — месть. Но время продолжало неумолимый бег…
Он замолчал, с ожесточенной застарелой болью вспоминая тот жуткий миг осознания…Очередного осознания полного поражения.
— Сто пятьдесят лет, — продолжил почти равнодушно.
Сейчас он мог сказать об этом с равнодушием пресветлого, преодолевшего и эту преграду, а тогда… тогда он подыхал.
— Двести, — голос сорвался. — Двести лет в заточении, скованный Рассветным миром, утративший надежду даже на месть. В какой-то момент мне хотелось сдаться, я понимал, что возвращение утратило смысл, о как отчетливо я осознавал это. Но упорство… И упрямство. Цель была поставлена, единственная цель, ради которой еще имело смысл жить… И вот тогда я вспомнил предсказание Дарики. К тому моменту изучение переходов между мирами позволило подвести под ее слова хоть какую-то научную базу. По факту получалось, что мое тело было перенесено в Рассветный мир, а душа осталась здесь. Я бы мог сказать — сердце, но увы — сердце своим биением слишком очевидным делало факт своего наличия. Смирившись с предсказанием, я начал действовать.
Он усмехнулся, и с горечью признал:
— Я был наивен. Даже тогда. В тот момент, когда жизненный опыт, казалось, мог бы дать мне многое. Но я был наивен… наивно было полагать, что я сумею влюбиться в женщин той расы, что считал ниже своего достоинства. Той расы, чьи мысли я читал с такой легкостью, как если бы они звучали вслух. Тщеславие, гордыня, тупость, скудоумие, ограниченность… Женщина следовала за женщиной, но любовь… Невозможно любить тех, кого презираешь. Тех, чей эгоизм превосходит Великие Серые горы, тех, кто… Впрочем, неважно. Осознав, что взрослые женщины едва ли способны вызвать отклик в моем сердце, я начал отбирать тех, кто был совсем юн. Я жаждал полюбить, видя лишь в этом единственный путь вырваться их мира, ставшего моей тюрьмой. И помня ту, что любил когда-то, я начал пытаться создать свою Элиэ… Мне привозили принцесс, юных, хрупких, прекрасных как могут быть прекрасны только цветы. Я выбирал лучших из лучших и оставлял в своем дворце. Их обучали. История, философия, политика — мне нужна была женщина, равная мне хотя бы по меркам Рассветного мира, но… человеческие женщины что осознают свою красоту, редко стремятся к чему-то большему. Пустышки, пустышки, пустышки… Мало кто проходил барьер десятилетнего обучения, еще меньше было тех, кто был способен вызвать во мне хотя бы отголосок интереса, и никто, никто из них не затронул моего сердца. Так миновала еще сотня лет.
Он вновь замолчал, отвернулся и, глядя в окно, за которым сияла не одна, а несколько лун, продолжил:
— Что ж, я осознал, что полюбить не в силах. Я выдержал и этот удар. Пожалуй, единственное, чего я желал в тот момент — смерти.
