Пирожок для спецназовца (СИ) - "Янтарна" (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
…Из кафетерия вышел Йонаш, державший в одной руке недоеденную слойку с малиной, в другой — пакет с бумагой и красками. Просиял, поприветствовал волка:
— Здравствуйте, дядя Анджей.
— И тебе не хворать! — Анджей сверкнул улыбкой, растерял серьезность. Спросил: — Договорился? Нарисуют?
— Дядя Славек нарисует, — Йонаш махнул слойкой в сторону двери, щедро осыпая веранду крошками. — Со спасателем сорвалось, он в район уехал.
— Дяде Славеку выпишем похвальную грамоту, — усмехнулся Анджей. — За вклад в воспитание подрастающего поколения. Конечно, если хорошо нарисует, не за красивые глаза.
Йонаш кивнул и пошлепал на улицу, сверкая грязными пятками. Маскировочная кепка сползла на затылок, готовясь соскользнуть с макушки. На светлой футболке, в районе лопатки, расплывалось здоровенное серое пятно. Обычный пацан — таких лисят и волчат, перепачкавшихся за день, загребающих пыль пластмассовыми шлепками, на улицах пруд пруди. Но они не здороваются со всеми спасателями и полицейскими, и не зовут начальников «дядями». Судя по знакам различия, Шольт был рядовым бойцом спецотряда. Не «шишкой», вхожей во все кабинеты. Откуда такие вольности и известность? Второй отец в чинах?
Ахим даже хотел спросить — как бы невзначай, не упоминая конфликта с Шольтом — но у Анджея зазвонил телефон, и праздные разговоры пришлось отложить на следующий раз.
Йонаш пришел во двор в половине девятого, в сумерках. Ёжи притащил столик из кафетерия, включил светильник возле подъезда, расставил стулья и принес два картонных стакана, наполненных чистой водой — для красок. Славек начал бодро чиркать карандашом по листу, набрасывая контуры вазы и овощей.
— Комары не загрызут?
Ахиму, вернувшемуся из магазина, было интересно — теоретически — почему Славек не пригласил Йонаша в дом. Потому что боится взбучки за неоговоренного условиями гостя или из-за маркости ковров?
— Отец запрещает Йонашу заходить в чужие квартиры, — оторвавшись от рисунка, сообщил Славек. — Во дворе посидеть разрешил. Поэтому придется уживаться с комарами.
Такое простое объяснение Ахиму в голову не пришло, даже стыдно стало. Понятно, почему запрещает. Хоть и проверенные оборотни, хоть и дом напротив воинской части, а добежать не успеешь, если мальчишка на террориста или маньяка нарвется. Во дворе тоже стопроцентной безопасности нет, зато пригляд от родни Анджеева заместителя имеется.
Ужинать не хотелось — Ахим ел в кафетерии, расплачиваясь за заказы. Оценивал стряпню Ёжи и, одновременно, позволял себе лениться. На перекус он припрятал две булочки с тройной начинкой — новшество, понравившееся покупателям. Надо было попробовать, чем все восхищаются — Славек велел удвоить заказ с пищекомбината, но он и блинчики с печенкой потребовал удвоить, а их Ахим не ел, хоть приплачивайте.
Он заварил купленный в магазине чай с бергамотом, вышел на балкон, осмотрел пустой перекресток, уселся в плетеное кресло и закинул ноги на перила. После семи вечера шум стихал, а к восьми, часу закрытия кафетерия, временами воцарялась блаженная тишина.
«Сменить часы работы? — задумался Ахим. — Окошко с восьми до десяти, зал с десяти до семи. Присмотрюсь. Посоветуюсь со Славеком, посчитаю. Сегодня вечером трое зашли, мы с шести, считай, вхолостую работали».
Тишину нарушило далекое урчание моторов — по улице двигалось что-то тяжелое, машины, которые Ахим не смог определить на слух. Он успел подумать о бульдозерах, асфальтоукладчиках и перегруженных фурах, когда на перекресток выехал первый броневик. Первый, за ним второй. Спецназовцы сидели на крышах, опустив щиты, переговаривались и пересмеивались.
— Закрыто! — заорал кто-то из бойцов. — А я пожрать не купил!
— Давайте его ограбим! — чья-то рука в черной перчатке указала на Ахима.
Он не успел снять ноги с перил и теперь чувствовал себя глупо: десяток бойцов, увешанных оружием, пялились на него с броневиков, тыкали пальцами, свистели, хвалили себя и требовали, чтобы кафетерий работал круглосуточно — это же истинное омежье счастье, кормить по ночам таких сильных и красивых альф! Длилось это не больше трех минут, но, пока броневики не втянулись под липу, с Ахима семь потов сошло. Какие они все-таки придурки!
Волна адреналина пошла на спад. Ахим пригубил чай и почему-то вспомнил, что Шольт, сидевший на втором броневике, даже головы в его сторону не повернул.
«Стоп! С какой стати меня это волнует? Заклинило? Вытравить из мыслей, переключаться, проговаривать считалочку, думать об ассортименте пирожков…»
Под ветвями липы, возле калитки, под фонарем, мелькнуло что-то черное. Раздался жуткий грохот, как будто… Ахим вскочил, перегнулся через перила, присмотрелся. Не «как будто», а Шольт молотит кулаком по воротам, явно намереваясь пробить в них дыру. Захотелось сделать что-нибудь формально правильное и пакостное: вызвать полицию, например. Со словами: «Ко мне во двор ломится какой-то маньяк». Ахим вспомнил о собрании рисовальщиков, немного устыдился — Йонаш не виноват, что ему достался чуточку тронутый папаша — и негромко сказал:
— Два девяносто. Код. Нажмите одновременно.
Шольт поднял голову. Не поблагодарил, не кивнул — тут же нажал три кнопки на кодовом замке и вошел в калитку. Ахим поставил чай на столик и решил спуститься в подъезд. Выглянуть из двери, удостовериться, что Шольт не наговорит гадостей Славеку, не сцепится с Ёжи.
На последних ступеньках он замер. Ни криков, ни волны ярости. Йонаш, повизгивая от радости, хвалил «дядю Славека». Ахим решил не церемониться: это его дом, его двор и — формально — его незваные гости. Вышел и замер. Шольт, хорошо освещенный фонарем, обнимал прилипшего к нему Йонаша, смотрел на Славека и рисунок. Не зло, устало, с какой-то странной тоской.
«О-па… Неужели оскорбления были элементом ухаживания? Стряхнет ежика с нашего кактуса и сам влезет? А как же отсутствующий Мохито? Да они тут все друг друга поубивают! Камул, Хлебодарный, помилуйте грешного!»
— А что, если не коньяк? — нахмурился Шольт. — Конфеты, чай, кофе?
— Я еще не нарисовал, — вежливо, но твердо ответил Славек. — Давайте не будем торопить коней.
Йонаш дернул один из чехлов на поясе — ни кобуры с пистолетом, ни автомата на Шольте уже не было — попросил:
— Папа, не злись.
Шольт не смягчился, но рука в черной перчатке взъерошила волосы на затылке мальчишки, словно обещая — скандала и драки не будет.
— Приноси папку завтра в кафетерий часам к четырем, — велел Славек Йонашу, собирая кисточки и краски в пакет. — Я этот рисунок успею закончить в затишье, а вечером новый начнем. Отнесешь учительнице два, скажешь, что третий испортил и перерисовываешь… как-нибудь выкрутимся.
— Спасибо!
Йонаш ухватил влажный рисунок, понес к калитке на вытянутых руках. Шольту достался пакет. Ахим ждал: поблагодарит Славека или нет? Поблагодарил. Выплюнул: «Спасибо». Так, будто что-то плохое пожелал.
Глава 5. Дядя Ахим рисует пейзаж
На следующий день, в обед, Ахим обнаружил себя рисующим пейзаж. Акварельными красками. Как его угораздило? Он же вчера перед сном дал себе слово держаться подальше от клуба рисовальщиков, не беспокоиться о возможности оскорблений и драк. И Славек, и Ёжи, и Шольт — взрослые оборотни. Сами разберутся. Почему же тогда он сейчас сидит за столом… ах, да, ребенок ни в чем не виноват, а Анджей так убедительно посулил грамоту за воспитание подрастающего поколения, что не было возможности отказаться.
— У вас очень красиво получается! — сказал Йонаш, хлопая густыми черными ресницами.
Ахим отогнал мысль о ресницах Шольта — он их не разглядел, и не надо. Поздоровался с заместителем Анджея — серебристо-черным лисом, потомственным аристократом — и пробормотал что-то невнятное. Он не особо-то умел общаться с детьми — рос без младших братьев, кузенов и племянников. И — совсем немного — пугался того, что Йонаш мыслит и разговаривает как взрослый. Копируя отца и прочих посетителей кафетерия.
