Волчица с Рдейских болот (СИ) - Шатохина Тамара (книги онлайн полные TXT) 📗
ГЛАВА 6
Первый урок полового воспитания Ромке и практически его ровеснику — своему сыну Ефиму, преподал Ромкин дядя по отчиму — бате. Это случилось еще в тайге, когда им было по тринадцать, а причиной стала испачканная рано созревшим Фимкой простынь.
Здоровенный леший увел их двоих в укромное место и невозмутимо рассказал все об отношениях между мужчиной и женщиной. Он немного спешил по делам и поэтому рассказывал сжато, деловито и крайне серьезно. Для лучшего понимания и наглядности начертил прутиком пару иллюстраций и схем. И пояснил, что Фимке не стоит увлекаться и привыкать, потому что это хоть и не страшно, но стыдно.
Объяснил, что схематично обозначенный прутиком процесс не только необходим для продления рода, но также исключительно приятен. А поскольку в дальнейшем не исключена возможность изучения тонкостей данного процесса с посторонними особами, то нужно знать, как избежать их нежелательной беременности. Презерватив также послужит гарантией здоровья и т. д. и т. п.
Оставив ошалевших от обилия любопытной и неожиданной информации пацанов, он поспешил по своим делам, предложив обращаться, если вдруг возникнут вопросы на эту тему. Процесс теоретического ознакомления с элементами взрослой жизни прошел так ненавязчиво и буднично, что с вопросами обращаться не стеснялись и в дальнейшем обращались.
С тех пор прошло много лет и оба брата давно уже не были новичками в вопросе тесного общения между полами. Первой у Романа стала соседка дяди Ермолая, у которого они гостили, сдав экзамены за десятый класс. Она была старше и это была ее инициатива, и встретились они таким образом еще три раза. Потом был Питер. И нельзя сказать, чтобы молодой человек вел совсем уж разгульный образ жизни, но свобода нравов процветала, а девушкам он нравился. Это было удобно и приятно, ни к чему не обязывало, не носило постоянный характер и происходило по обоюдному согласию.
В тот день они встретились компанией возле позолоченного «Самсона». Фонтаны еще не были включены, на улице было пасмурно и прохладно — начинался апрель. И День рождения одного из курсантов — друзей Романа. Компания, состоявшая пока только из одних мужчин, решала, где в такой день можно хорошо посидеть — без особого фанатизма, но чтобы запомнилось.
Девушку, рассматривавшую скульптурную группу и развернувшуюся, чтобы уйти, когда ребята захохотали по какому-то поводу, он заметил сразу. Не отрываясь, смотрел, как она уходит, двигаясь, как танцовщица — мягкими, тягучими шагами. И в то же время — немного порывисто, с какой-то легкостью и скрытой силой. Кроме красивой походки, смотреть там было особо не на что — одежда повседневная, обувь тоже, короткие волосы собраны на голове в хвостик цветной резинкой. Фигурка стройная, но без особого рельефа, ноги как будто неплохи, но в штанах и не поймешь. Он уже отвернулся, но словно что-то дернуло… и он позвал ее. Просто крикнул:
— Девушка!
К чему был этот порыв, он и сам не понял — захотелось увидеть лицо? Так нет вроде. Она растерянно оглянулась, вопросительно посмотрев в их сторону — не поняла, кто из них звал. Личико было симпатичным, но и только. Таких девочек вокруг вагон и маленькая тележка. Но было неудобно вот так позвать и никак себя не обозначить, просто невежливо. И он немного нехотя, под смешки друзей пошел к ней. Подошел почти вплотную, судорожно соображая — что бы такого сказать? Набрал в грудь воздуха, улыбнулся, заглянул в глаза и пропал…
Потом он, конечно, понял, что произошло с ними обоими. Почему глаза не могли оторваться от лица напротив, с жадностью вбирая в себя малейшие подробности облика, а ноздри с силой втягивали в себя запах, все сильнее сносивший крышу и затмевающий разум. Девочка замерла и почему-то прикрыла глаза, а он схватил ее за руку и потащил за собой в глубину парка.
Внутри разгоралось что-то дикое и даже первобытное — ворочалась немыслимая сила, рвущаяся наружу. Его трясло и колотило какой-то крупной внутренней дрожью. Горело лицо, жар охватил все тело, он был по-мужски готов и сдерживался изо всех сил, чтобы не сорваться на глазах у людей. Она была волчицей. Запах женщин своего народа он знал — встречался с теткой и ее дочерью. Но то был обычный, присущий их расе запах — нежный, тонкий и чистый. Люди пахли хуже. Все, кроме его мамы.
Запах этой девочки сносил крышу… Если бы хоть она очнулась ото всего этого, прекратила сама… он нашел бы в себе силы остановиться, не животное же он, на самом деле. Он взял бы себя в руки, справился бы… наверное. Но она покорно шла за ним, подбегая иногда, когда не поспевала и дышала тяжело и прерывисто — как и он.
А дальше он помнил смутно — как швырнув куртку на землю, стягивал с нее одежду… рыча, рвал белье. А она только всхлипывала и подставляла себя под его поцелуи, отдавалась его рукам, демонстрируя полную покорность и немыслимое доверие.
Тот момент озарения, шока… когда он понял, что не был у нее первым, он помнил хорошо. Это стало ушатом холодной воды… но остановиться он уже не мог, только в его действиях стало мало сдержанности, с которой он старался не навредить, не сделать больно, уберечь от своей дикой страсти. Он уже не думал о ее чувствах — он наказывал ее и ярость, злость, обида все возрастали.
А она тянулась к нему, отвечала, стонала и плакала под ним — от удовольствия. Потому что на ее лице цвела блаженная улыбка, счастливая и такая чувственно-порочная, что он, только-только вернувшийся в реальность, остановившийся, замерший, вдруг понял — сейчас убью! За то, что не только его, за то, что не дождалась, за то, что такая, как все они… И отшатнувшись, чтобы не наломать дров, только прошипел с ненавистью: — Ш-шалава…
И сорвался прочь, подальше от нее, потому что за свои действия сейчас не отвечал… за выдержку не ручался.
А потом человек возобладал над волком… В машине к нему вернулась способность мыслить разумно. Вдали от нее, от ее пьянящего запаха, это стало возможно, и он постепенно осознавал случившееся, вцепившись в руль все еще дрожавшими руками.
Вышел из машины на слабых, будто ватных ногах, но постепенно его шаги становились тверже, увереннее. Он спешил, бежал уже. И не успел…
За этот месяц он сам много думал о том, что случилось, получил разумные объяснения от отца. И будто бы дело было в каком-то особом периоде, связанном с созреванием женских половых клеток и наиболее благоприятным моментом для зачатия потомства у оборотней.
Но понимал, что дело может и в этом, но не совсем. Потому что он помнил не только ее запах. Перед глазами стояло ее лицо… ее взгляд — так Женщина смотрит на своего Мужчину. Это было не обожание или любование. Это было Признание. Она признавала себя принадлежащей ему, она отдавала ему себя и согласилась быть его. И он сейчас не находился под воздействием ее запаха, прошел этот «благоприятный период», а потребность в ней не проходила.
Он собирался любыми способами вымолить ее прощение. Хотел смотреть, осторожно прикасаться — изучать, узнавать ее, дарить ей драгоценности, сделанные своими руками. Ночью ему снились украшения, которые точно пойдут ей. Представлял ее в своей квартире, постели, на его кухне. Он приготовил бы для нее мясо по-французски, которое его недавно научила готовить мама. Он принес бы ей кофе по-армянски в постель, рассыпал бы под ногами цветы… наверное — розы, обломав перед этим все шипы. Он хотел жить для нее… это же не потому, что у нее тот период? Только бы она опять посмотрела на него ТАК…
Прошел уже почти месяц, как это случилось, но ни отец, ни дед не смогли ее найти. Он держался, ждал, погрузился в работу — начал создавать для нее те самые украшения. Помчался к маме посоветоваться, потому что задуманное не совпадало с имеющимся исходным материалом. Цитрины были слишком яркими, и какими-то слишком простыми, как желтое стекло. Кошачий глаз подходил, но цвет был неоднороден — плавающий рисунок на поверхности камня мастера не устраивал. И еще он был малоценен, а Роман хотел сделать ей не только красивый, но и дорогой подарок.
