РПЛ 2 (СИ) - Заболотская Мария (библиотека книг .TXT) 📗
Певучие эти речи были, несомненно, сродни какой-то древней магии – я поняла это шестым чутьем, обострившимся с тех пор, как заплатила своей кровью за чары подземного духа. Господин Казиро из последних сил колдовал сейчас, пытаясь спасти себя от грядущего беспамятства, и вплетал какие-то заклятия в мои волосы, едва ощутимо касаясь их своими слабыми руками – я чувствовала эти невесомые касания, но у меня не достало сил, даже для того, чтобы пошевелить пальцем в ответ.
-Я согласна, забирайте мои волосы, - промолвила я, чувствуя, как меня окутывает тепло, которого мне так не хватало в этом каменном мешке.
Тут же в моих волосах началось странное копошение – десятки проворных маленьких лапок с острым коготками вцепились в них. А затем я услышала, как тихо-тихо защелкали мелкие зубы, и поняла, что крысы обгрызают волосы. Чувство, похожее на отвращение, охватило меня, тут же на смену ему пришел страх – подумалось, что они из-за голода могут забыть приказ своего господина и обглодают мое лицо. Но из-за убогого тепла, исходившего от крошечных тел, мысли начали путаться, и я незаметно для себя самой опустила голову на каменную ступеньку, крепко уснув под живым покрывалом из десятков крыс.
Очнулась я ранним утром в полном одиночестве – только под моими ногами похрустывали старые крысиные косточки. Тусклый свет пробивался сверху сквозь щель: ночью я была настолько напугана, что не сумела как следует закрыть за собой дверь в потайной ход. Не таким уж надежным оказалось мое укрытие…
Я, пытаясь побыстрее прогнать сон, принялась тереть грязное лицо, и с приглушенным воплем отдернула руку от своих волос – точнее говоря от того, что от них осталось. Мне тут же вспомнился наш уговор с господином Казиро, казавшийся сейчас муторным тяжким сном, наподобие тех, что обычно приходят к людям, измученным горячкой. Я недоверчиво ощупала свою голову, и мне показалось, что я глажу бродячую собаку, шерсть у которой вылезла клочьями от какой-то хвори. На руках остались темные следы, и в слабом бледном луче света мне показалось, что я испачкала их в чем-то, похожем на пыльцу с крыльев серых ночных мотыльков. «Очередное колдовство, - тоскливая мысль пришла в мою голову так быстро, словно кто-то нашептывал мне на ухо подсказки. – Я больше не рыжая Фейн, и одним богам ведомо, стану ли я когда-нибудь прежней…»
Отчего-то эта потеря, не столь уж значительная, если разобраться, заставила меня горько заплакать. Я, с трудом поднявшись на ноги, принялась взбираться по крутым ступенькам, всхлипывая и тоненько подвывая. Чувство голода притупилось – возможно, то был прощальный подарок духа-хранителя, или же попросту ноющая боль в желудке стала мне привычной. Но я понимала, что долго без еды мне не продержаться. Последние медяки я оставила господину Казиро, и теперь мне оставалось разве что просить милостыню, или же потребовать кусок хлеба в таммельнском доме призрения, попечителями которого выступали городские храмы. От дядюшки я слыхала, что несколько раз в месяц по приказу господина Огасто там раздавали дармовое угощение, и при известном везении я могла бы отменно позавтракать от герцогских щедрот.
Задумываться о своих главных бедах я боялась и гнала от себя эти мысли, чтобы не пасть духом окончательно.
-3-
Склеп в утреннем сером свете показался мне едва ли не более мрачным местом, чем ночью, и я поторопилась выйти наружу, привычно зажимая нос. Мое неожиданное появление до полусмерти испугало двух могильщиков, с самого утра торопившихся предать земле какого-то нищего покойника. С воплями они бросили свою скорбную тележку и, спотыкаясь, побежали куда-то меж могил. Я, порядочно струхнув, бросилась в другую сторону, однако вскоре сообразила, что они приняли меня за призрак или иную нежить, восставшую из гроба, и замедлила свой бег, а затем и вовсе остановилась. Как мне помнилось, даже покойникам из самых бедных семей порой клали пару скойцев на глаза, и могло статься так, что могильщики на них еще не позарились… Мне было не по себе от того, что я собираюсь ограбить мертвеца, лишив его возможности оплатить переправу в мир иной, но мне все сильнее казалось, что мои неприятности куда существеннее тех, что ожидают неупокоенную душу бедняка, обреченную вечно скитаться меж дрянных надгробий. «Если разобраться по чести, бедолага прожил в здешних трущобах всю свою жизнь, чем они могут испугать его после смерти?» - сказала себе я, и откинула истрепанный саван.
И впрямь, на глазах у мертвого тощего старика лежали медяки. Я, в очередной раз переборов отвращение и стыд, бросила их в сумку, а затем, повязав куцую голову платком, отправилась в город, преувеличенно бодро насвистывая. На душе у меня было так паршиво, что иной раз я искренне завидовала обворованному мной покойнику, оставшемуся лежать средь старых переполненных могил. Приключения становились час от часу все более гнусными, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не начать молить богов о том, дабы течение времени повернуло вспять и в моей жизни никогда не случилось бы ни знакомства с госпожой Вейденой, ни с господином Огасто… Но я знала: если сейчас честно признаюсь себе в том, что совершила ошибку, из-за которой нынче дядюшка может не сносить головы – остатки решимости покинут меня. Только отчаянная вера в то, что я все еще могу исправить содеянное, победить ведьму и стать спасительницей Его Светлости держала меня на ногах и заставляла идти вперед, в неизвестность.
В одном из грязных кабаков на околице мне дали хлеба в обмен на мой скойц, а затем мне удалось выпросить у сердобольной торговки-молочницы кружку подкисшего молока – из-за черных полос а лице и грязного платья меня приняли за погорелицу. Но после этого скромного завтрака страхи с удвоенной силой начали терзать меня. Ох, какой же ничтожной и беспомощной я себя ощущала! Еще недавно я дерзко бросала вызов колдунье, а сегодня, как бродячая собака, клянчила объедки, рыскала около помоек да искала темный тихий угол, откуда меня не погнали бы тотчас пинками. Спрятавшись в тени покосившегося забора, я вертела в руках медную монетку и думала, что даже самый полный кошелек когда-нибудь пустеет, самый долгий день лета – заканчивается, а у меня имелся всего лишь один медный скойц, и бродяжничать мне выпало вовсе не в теплую летнюю пору…
Отчаяние мое становилось все сильнее и я все чаще думала о том, что мне следует вернуться во дворец, к дядюшке Абсалому. «Быть может, ведьма еще не разгадала, кто помог сбежать демону? – с тоской размышляла я. – Ох, что я смогу поделать с одним медяком в дырявом кармане? Мое платье настолько бедно и грязно, что даже за странствующую лекарку мне себя не выдать! Чем же мне заработать на жизнь? У меня нет иного выхода, что бы там ни говорил господин Казиро… Ему порядком досталось, оттого он и стращал меня, отговаривая возвращаться во дворец. Откуда ему знать, что за жизнь ожидает меня, реши я в одиночку пуститься в бега? Он никогда не покидал свои владения, и не пробовал на вкус, как горька доля нищего бродяги. Решено! Я подстерегу у ворот дворца Мике или Харля, да и попрошу их провести меня во дворец. Что за глупость я вчера сотворила, когда побежала со всех ног, завидев крыс… Услыхала лишь ворох дрянных грешных баек о демоне, с которым, к тому же, я больше не повстречаюсь, хвала святым небесам! Одно что – помогла господину Казиро, да и то – много ли толку с той помощи?..»
Размышляя таким образом, я принялась слоняться по рынку, ища случай, чтобы стянуть еще хоть что-то съестное про запас – иные проявления предусмотрительности не были мне свойственны, к несчастью. Один из разговоров, подслушанных мной, заставил меня навострить уши – двое горожан обсуждали, что на площади у дворца герцога всю ночь происходило что-то необычайное.
-Готов поклясться всеми святыми своими покровителями! – говорил один из них с радостным волнением, обычным для сплетников, которым выпала честь первым рассказать свежую новость своим знакомым. – Всю ночь напролет! Всю ночь! Глаз нельзя было сомкнуть из-за грохота и стука! Никак Его Светлость собирается в честь приезда своей любезной сестрицы закатить какое-то удивительное представление, оттого и приказал что-то эдакое построить!
