Калинка-малинка для Кощея (СИ) - Комарова Марина (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Лель, кстати, молодец. Абы кому этого не рассказывает. А присухой его опоить или приворот сделать уже не первый раз пытаются.
Только вот ничего из этого не выходит. И слава богам.
А в этот… Вдруг вышло?
Я приблизилась к двери дома. На мгновение замерла, потом приложила ухо. Со стороны, конечно, кто взглянет несведущий, всякое подумать можно, да только иначе дом не послушаешь. А в Полозовичах несведущих и нет, с чудесницами тут спорить не принято.
— Ну-с, — пробормотала я, — прости, хозяюшка бревенчатый, что пришла незваная. Да только иначе никак, Лель твой запропал куда-то. А просто так его не найти.
Дом только тяжко скрипнул, словно на своём языке высказывался по поводу непутёвого господина. Я приложила ладонь к двери; вмиг коже стало тепло-тепло, будто коснулась чего-то прогретого солнцем. А потом дверь тихонько тренькнула, будто петли приветствовали меня, и раскрылась.
Я ступила внутрь и сделала глубокий вдох. Запах трав и глины, немного — угля. И ничего съедобного, разумеется. Лель, когда зарабатывался, забывал и про сон, и про еду. Поэтому домовой его часто ворчал, а потом повязывал передник, брал ложку и шёл варить кашу, чтоб и самому поесть, и накормить уработавшегося Леля.
На полу стояли горшки. Маленькие, средние и большие. С гладкими бочками, уже покрытыми глазурью, с грубыми и необработанными или с резными разными узорами. В центре находился стол, сплошь заставленный макитрами с плоскими крышками. Из одной, особенно пузатой, торчала расписанная золотом ложка. У других соседок такого «украшения» не было. При этом ото всех исходило слабое медовое сияние.
— А я и говорю, — внезапно важно сообщила макитра с ложкой. — О нас и позабудут! Хозяйчик должен был на рынок везти сегодня меня и Конопатого.
Из бока макитры вдруг появилась маленькая коричнево-золотистая ручка, схватила ложку и указала в сторону рыжеватого вытянутого горшка с мелкими пятнышками. Хм, вот и впрямь уж — конопатый.
— …да только пропал пропадом! — важно и печально закончила речь она. — Поэтому и никак. Вот сидим и ждём своего часа.
Кто-то внизу всхлипнул. А потом дружно заревели всей компанией. Да так, что я чуть было дар речи не потеряла. Вот это да! Как-то до этого они при мне всё стеснялись говорить. А тут то ли не заметили, то ли так тоскуют по Лелю, что уже и позабыли про осторожность. Оно ведь как… Каждая вещица, сделанная человеческим руками, имеет свой голос и мысли. Ведь творец вкладывает частичку души в каждое изделие. Вот она потом и оживает, изменив внешний облик, но сохранив самое лучшее, чем наделили.
И «хозяйчик»… Леля так называют, что ли, проказницы?
— А если он не вернётся? — донесся тоненький голосок снизу, и я разглядела малюсенькую глиняную солонку. — А у меня нет пер… пер…
— Перечница твоя в печке стоит! — сварливо отрезала макитра. — Ничего ей не сделается, осталось всего нечего — запечь!
— Обжечь! — возмущённо донеслось из печи.
— Это одно и то же, — не смутилась макитра. — И вообще…
— Ах вы, бесстыдницы! — пробасил кто-то с моей стороны и похлопал по руке.
О, а вот и домовой! Важный такой, седобородый, в красном кафтане, тёмных штанах и лаптях. На поясе висит множество ключей, что при каждом шажочке ударяются друг о друга и издают мелодичный звон.
Я улыбнулась:
— Здравствуй-здравствуй, Емельяныч, ты как?
Горшки вмиг смолкли, только солонка жалостно охнула. Кажется, до всех только дошло, что в доме появился кто-то чужой. Емельяныч неодобрительно посмотрел на глиняных болтушек.
— Да вот, Калинушка, как видишь. Глаз да глаз нужен. Ибо говорят без умолку. Хоть бы раз посмотрели да оглянулись как следует. Так нет же!
Я положила руку на плечо домового, пытаясь успокоить. Хоть сама еле сдерживала улыбку.
— Ты не серчай на них, не со зла же. За хозяйчика переживают.
Домовой только покачал головой:
— Ох, хозяйчик. Задал нам задачку. Ты вот что, Калинушка, садись на лавку — нет в ногах правды.
Я не возражала и послушно устроилась на лавке. У Леля в доме чисто, только немножко одиноко. Всё же нужна ему хозяйка. Правда, не приведи боги такую, как Елька. Эта еще неизвестно, как себя поведёт. Эх, чудесница, куда смотрела-то, что проглядела друга дорогого?
Впрочем, ответа нет, это я так. Одна надежда теперь на домового. Емельяныч, может, чего по делу подскажет. Он немного зануден, особенно после моих родненьких Тишки и Мишки, но это можно потерпеть. Очень уж грамотный мужичок.
— А вы что-то знаете? — осторожно спросила я.
Краем глаза заметила, что медовое сияние, окутывавшее глиняную посуду и утварь, хоть чуток и поблекло, но не исчезло. Чувствовалось, что все говорливые предметы навострили невидимые ушки и готовы внимать рассказу домового.
— Кое-что, вестимо, знаю, — степенно сказал Емельяныч и присел рядышком на лавку. — Да только разве ж он слушал? Вот говоришь ему, Лелюшка, нельзя так. Не ходи! Ага, только кивнет, покачает головой, сверкнет очами своими огромными и — фьють! — умчался, что и ветер не догонит. Сама же знаешь.
Я невольно хмыкнула. Да, он такой. Поэтому мы с ним неплохо друг друга дополняли. Успевала сдерживать его порывы, кхм, душевные. А тут… не уследила.
— И вот недавно, — начал домовой, — этак с пару недель назад, пришёл к нам человек, Калина. Незнакомый, тёмный, со взглядом голодным и пустым. А на поясе его была костяная дудочка.
Услышав последнее, я насторожилась. Дудочка? Очень интересно. Прямо тут тебе паломничество бродячих сказителей и музыкантов. Но вот по описанию немного странно. Вроде бы и похож на Дивислава и в то же время… не совсем он. Пусть тьмой и веет от него, только взгляд вовсе не голодный и не пустой.
А еще внутри кольнуло, стало несколько неприятно. Наговаривают! И тут мысленно дала себе подзатыльник. Это еще что за мысли? Не знаю его совсем, а уж защищаю его. Ну и ну, дожили.
— Представился Темнозаром, — тем временем продолжал Емельяныч, словно не видя моей задумчивости. — И вроде бы не со злом пришёл, только всё равно мы все переполошились. Не наш он, чужой.
Темнозар? Вот так имечко. Явно не из Полозовичей. Да и вряд ли в землях наших кому в голову придёт так ребёночка назвать. Издалека пришёл. Только вот откуда? Хороший вопрос.
— И чего же хотел? — осторожно уточнила я.
Емельяныч поковырял носком лаптя пол. Глубоко задумался, потом тяжко вздохнул.
— Вот, Калинушка, вовек бы не подумал, что такому могут понадобиться свадебные ковши-двоедушницы. Заказал Лелюшке, да сразу и заплатил, не стал ожидать выполнения работы.
Я ошарашено уставилась на домового. Ничего себе! Ковши-двоедушницы обычно делают в полторы мужских ладони. Одна ручка соединяет два глубоких черпачка. На свадьбе молодые одновременно пьют медовое вино. Обряд старый, объединяет двоих в одно целое, делая их семьёй. Две души сливались в одну и частично отдавали себя, превращаясь в милого духа-хранителя. Обычай мне нравился, как чудеснице. Не было в нём ничего такого, что бы отталкивало и наводило на нехорошие мысли. Мелочь… но суть в том, что обряд был исключительно нашим, полозовчанским. Поговаривали, что ранее молодожёнам подавали две чарки, обвитые тоненькое золотистой змейкой, которую им дарил сам Змеиный царь. Но давно это было и правда ли — не узнаем, не догадаемся уже. Поэтому ковшик-двоедушница люди воспринимали куда лучше. Но зачем он чужаку-то?
— И Лель всё сделал? — тихонько уточнила я.
Емельяныч покивал:
— А как же. Он же работает на совесть. Темнозар пришёл, осмотрел изделие и в котомку спрятал. Похвалил работу, руки золотые мастера и был таков.
— А что не так-то было? — нахмурилась я, не улавливая связи между произошедшим и пропажей Леля.
Домовой тоскливо посмотрел на угрюмо молчащую утварь.
— Да изначально, Калинушка, вроде и ничего. Только после ухода Темнозара Елька прибежала, защебетала всякое. И вот слушаю я, слушаю, а разобрать не могу ни слова. И голова идёт кругом, а вокруг стоит запах сырой земли, будто оказался не в хате родной, а в подземном царстве. Сразу не придал этому значения, а потом как спохватился — поздно было. Увела она куда-то Лелюшку. И вот после этого он стал сам не свой. В глаза это не кидалось, только в отношении к девицам. Ни на кого не смотрит — только на неё.
