Тринадцатая Мара - Мелан Вероника (первая книга .TXT, .FB2) 📗
– Я своим бесконтрольным ударом, совершенным в ярости, разрушила здание на проспекте Беркеен. Восемнадцать погибших.
Вот так. Без предисловий и без надрыва я сама себя сдала. И поверить не могла в то, что только что случилось! Да какая ему разница…
Нет, я не подозревала о том, кто сидит напротив – мне уже не было до этого никакого дела! – но мужчина медленно закрыл глаза. В них что-то изменилось за секунду до этого, и подкатила к горлу тошнота. В воздухе появилась ярость – не моя, чужая, – и она была куда тяжелее моей. Моя по сравнению с ней была каплей в океане.
Голос незнакомца прозвучал спокойно, без эмоций.
– Что ж, я рад, что нашел того, кто это сделал. Теперь ты будешь страдать. Иди за мной.
Он поднялся из-за стола.
Наверное, если бы у меня были когти, я бы пробороздила ими столешницу, оставила бы в дереве глубокие рытвины. Но когтей не было, и лишь истошно звонко лопались в моей башке невидимые лески, сдерживающие внутреннюю конструкцию, когда я, в высшей степени этого не желая, поднялась и пошла к выходу за мужчиной в рубашке.
На меня смотрела Элина. Она даже выкрикнула негромко:
– Мариза… Мариза?!
Я уходила, не сказав ей ни слова, не оставив указаний. Как безвольный манекен, как тупоголовый голем, отыскавший своего хозяина.
Спустя сорок минут я снова сидела за столом – на этот раз за кухонным. В той самой квартире номер восемь в доме на улице Голейн. Столешница темная – кажется, мраморная – холодила ладони; хозяин квартиры сейчас стоял у окна, ко мне спиной. Он был не здесь, он о чем-то думал, что-то вспоминал, и только расходились от его фигуры зловещие волны.
Мой мозг еще никогда не работал так быстро, предельно. И я больше не сдерживала ярость – мне нужно отсюда сбежать. Пусть она разрушит эти стены и этот дом – я должна выбраться наружу, чего бы мне это ни стоило. Если погибнут другие, если опять неконтролируемый удар, так тому и быть: я впервые осознанно согласилась на это еще раз – как заяц, которому все равно, в кого полетят стрелы охотников. Лишь бы не в него. Ярость моя, однако, ничего не разрушала, потому что сраный незнакомец создал защитный кокон вдоль стен квартиры, и вся моя мощь, вместо того чтобы разбивать перекрытия и фундамент, утыкалась мокрым носом в поролон. Никогда не ощущала ничего противнее. Тот самый случай, когда в центре фонит гамма-излучением, а на выходе – слабые радиоволны попсовой песенки.
– Ты опять не держишь в узде свою злость.
Голос тихий, полный укоризны. А еще – спокойного бешенства, которое ощущаешь лишь позвоночником.
Да кто он такой вообще? Зачем он привез меня сюда? Что я ему сделала? И почему не могу с ним совладать?
– Давай… разойдемся… мирно.
Внутри меня бурлит черный вулкан, и это нехорошо, крайне опасно.
– Уже нет.
– Что… я тебе сделала?
На краю стола лежит вилка. Я отвлеку его разговорами, заговорю, метну. Я превращу ее зубья в тончайшие ядовитые иглы – хватит одной царапины, чтобы сдохнуть.
– Если я это озвучу, то убью тебя. – Он не шутил, я понимала это не шестым, но всеми чувствами сразу. – А смерть – это слишком просто.
Значит, совсем не шутки, значит, бьемся насмерть.
Вилку я взяла в руку осторожно, чтобы она не звякнула.
– Не делай этого.
Мне все равно, чем он видел, каким местом и каким взглядом, мне нужно было успеть.
Широкая мужская спина, хорошая шея, мощная, модельная стрижка – наверное, недавно обновил. Я принялась мысленно ткать вокруг вилки смертоносное заклятье, наполнять металл черным ядом.
– Ты еще не поняла, что теперь я контролирую твою волю?
«Хрен тебе».
Вилка в моем воображении стала черной, пузырящейся. Она уложит при касании стадо буйволов.
Даже хорошо, что на квартире защита: от моей ненависти ладный дом давно бы уже превратился в кирпичи. Жаль только, что на изнанку не прыгнуть: человек у окна лишил меня этой возможности дистанционно. Зубья у воображаемой вилки вытянулись, истончились.
Решил меня за что-то засудить, решил, что я буду страдать? Страдай сам!
Он повернулся как раз тогда, когда я подняла руку для броска, когда, вложив в него всю испепеляющую ненависть, метнула зажатый предмет.
И грохнула ответная ярость. Брошенная мной вилка, не пролетев и десяти сантиметров, застыла в воздухе. А незнакомец процедил:
– Возьми её.
Отчаянная попытка ему не сопротивляться: «моя воля – не твоя».
– Возьми!
И мои пальцы сжались вокруг серебристой ручки.
«Нет, только не это…»
– А теперь воткни её себе в руку!
Я не хотела, я бы никогда…
Но я с размаху засадила зубья в собственную левую ладонь и мысленно заорала так, что полопались капилляры пространства. Я потеряла способность орать наяву, мои связки, кажется, порвались еще до того, как взорвалась боеголовкой боль. Немо орал каждый мой рецептор, каждый оголенный нерв, каждый сантиметр пространства вокруг. Я дышала тяжело – я вообще не понимала, как могу делать это после сковавшего горло спазма.
А этот монстр наклонился близко – его грудь прямо над гребаной вилкой, торчащей из моей левой руки, – и процедил почти ласково:
– Еще раз попытаешься на меня напасть – и воткнешь ее себе в глаз.
Он мог это сделать. Одна фраза – и рукоять будет торчать из моей башки.
Я дышала быстро: рваный выдох, рваный вдох. Красная пелена от боли, и его ледяные глаза напротив.
Кто ты?
Адски, невыразимо больно.
И за что?
Глава 5
Вечер.
И я висела на невидимых цепях. Они были растянуты к стенам, вделаны в них, но обычный человек ничего бы не увидел. Только мои руки, распятые, как на кресте, только меня, повисшую посреди комнаты как клоун-неудачник.
Теперь я боялась этого мужика отчаянно. Обнажились все инстинкты выжить, и впервые оголился животный страх. Убить мару сложно, иногда почти невозможно, но незнакомец мог сделать это по щелчку пальца. Он растянул меня на иллюзорных цепях в пустой комнате, предварительно выдернув из тыльной стороны ладони вилку, равнодушно бросив её на пол. И даже не дал перевязать рану. А лечить ее в подобном состоянии, когда тебе закупорили все магические поры, невозможно. Ни дернуться, ни сбежать. На запястьях – кандалы; страх подкосил колени. Никогда раньше я не испытывала подобного. И все же не сдалась. Да, моя воля периодически подводит меня, но разум еще работает, часть парализованных сил все еще при мне. Еще не все потеряно.
– Трепыхаешься?
Он наблюдал за моими внутренними эмоциональными потугами с равнодушным любопытством.
– Что тебе нужно… от меня?
Я плевалась, как черная жаба.
Я найду способ, я найду выход. Пока жива.
– Чтобы ты страдала.
– За что?
Он молчал долго. А когда заговорил, его слова мне не понравились, как, впрочем, и все те, что он изрекал до того.
– Ты никогда не задумывалась над тем, как жила бы без своей силы? Нет? Тебе всегда все преподносилось на блюдечке. Ведь можно по щелчку пальцев навести на любого человека морок, трансформировать его кошмары в свою радость. Соткать «отсос», «крест», «черворут»…
Я никогда не ткала «отсосы». Остальные, впрочем, тоже, ибо не принимала в себе темноту. Я не сдавалась ей даже тогда, когда пребывала в наисквернейшем расположении духа. «Отсос» забирал у человека силы по капле, передавая их владелице заклятья, «черворут» погружал в безумие, «крест» провоцировал неприятности – от сломанной ноги до смерти. Зависело от силы шепота и от намерения ворожеи.
– Я не плету… такие. Никогда не плела.
– Не принимаешь собственную злость? Думаешь, у тебя её нет?
– А у тебя?!
Он смотрел мне в глаза, не мигая, и мне вдруг стало ясно, что свою он давно принял. И потому у него нет слабостей на изнанке. Он принял себя целиком – в гневе, в бессилии, в бешенстве, заранее позволил себе совершать все неправильные и немыслимые поступки. Никогда не видела таких экземпляров. Я свою не принимала, нет… Не могла.
