Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов - Молчанова Ирина Алексеевна (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
Девушка смотрела на него с искренним изумлением и огорчением. Никогда, даже тоскуя по дому, родителям и прошлой жизни, она не винила в случившемся Йоро. Ни разу не задумалась, как повернулась бы ее жизнь, не встреть она его тогда — в парке, где оборотень подарил ей надежду...
— Я сделал тебя такой несчастной, — подытожил мальчик. — И просто не имею права давать советов.
— Вовсе я не несчастна, — с нарочитой веселостью тряхнула головой девушка и улыбнулась другу. — Со мной все хорошо. Не беспокойся.
Он не поверил, вновь вздохнул и положил подбородок на голую коленку.
Катя похлопала его по плечу — не могла спокойно смотреть, как он себя изводит чувством вины.
— Я не хочу ни о чем жалеть, — уверенно сказала она. — Сожаления — пустая трата времени, когда уже ничего не изменить. А все твои деревянные мосты, ведущие к вратам, за которыми то, что ты видеть совсем не хочешь, я сожгу! Пусть горят!
Йоро поднял на нее глаза, обрамленные черными жесткими щеточками ресниц с играющими на кончиках лунными бликами. От его нежного, немного грустного, но необыкновенно теплого взгляда, улыбка сама расползлась по лицу девушки.
— Все будет хорошо, — проговорила она скорее для себя, чем для него, и поднялась на ноги. На миг Катя задумалась над тем, что за музыка зазвучала у нее в голове: нечто очень знакомое, как будто из прошлого. И она вспомнила, как однажды зимой, много лет назад, одевалась в коридоре, чтобы пойти на улицу покататься с горки, а из кухни доносилась эта самая музыка. Отец с матерью смотрели по телевизору «Семнадцать мгновений весны» и играла мелодия «Дороги» Микаэля Таривердиева.
Девушка шагнула к самому краю крыши и, не глядя вниз, распахнув руки, покачнулась на носках. Ей совсем не было страшно, она ощущала силу, яростную и пульсирующую в каждой частичке тела.
Катя оттолкнулась от крыши и прыгнула. Полет оказался быстрым, стремительным, но восторг, охвативший сердце, точно вихрем подхватил его, легонько сдвинув с места.
Она приземлилась на асфальт, мягко отпружинив подошвами кроссовок — ни боли от сильнейшего удара, ни страха.
Девушка услышала негромкие аплодисменты и, обернувшись, увидела Вильяма. Он стоял, облокотившись на закрытую решетку арки, ведущую во двор, где девушка пряталась как-то зимой в полусгоревшем доме от Лайонела. Дома того уже не было, его разобрали, сравняв с землей, остались лишь мелкие обломки.
— Первый полет, — сказал молодой человек, с нескрываемым восхищением.
Он подошел, и она, смеясь, повисла у него на шее.
— Так просто! Я могла бы прыгать сколько угодно! — воскликнула Катя.
Вильям обнял ее за талию и, оторвав от земли, закружил. Его изумрудные глаза сверкали, рассеивая полумрак улицы, а в улыбке было столько нежности и любви, что никакие слова не сказали бы больше. Он любил, несмотря на все ее выходки, и терпеливо ждал, готовый по кусочкам собирать разбитое сердце.
Катя погладила молодого человека по щеке, пробормотав:
— Ангелы не целуют бесов?
— Если только бесы позволят. — Он перевел взгляд на ее губы.
«Почему же он медлит?» — гадала она, вспоминая, как часто этот вопрос возникал у нее, когда они пытались встречаться. Тогда ей тоже хотелось, чтобы инициатива исходила от него.
— Бесам нельзя давать опомниться, — с плохо скрываемой иронией сказала Катя и попыталась отстраниться, но Вильям не позволил. Он припал к ее губам и крепче сжал в объятиях. И первое, о чем она подумала: «Как же он не похож на Лайонела». Поцелуй его был нежным, мягким, от него не кружилась голова и внутри не дрожало. Несомненно, приятный, но он не выбивал почвы из-под ног, не заставлял задыхаться от желания и страсти. И будь на месте Вильяма его брат, она сорвала бы с него одежду прямо тут — посреди улицы, не заботясь ни о чем, просто потому что рядом с ним ее сердце и мозг делали бешеный оборот вокруг Вселенной.
Катя чувствовала, как пальцы Вильяма гладят ее затылок, и ей хотелось испытать от его прикосновений то же бесстыдное удовольствие, какое познала зимой. Тогда, в ванной гостиничного номера среди запотевших зеркал, этот красивый зеленоглазый юноша казался ей воплощением идеала — мечтой. А потом явился дьявол ангельской красоты с беспощадными ледяными глазами и вдребезги разбил их мирок мутных зеркал. И мир стал другим, в разбитых зеркалах исказились мечты и идеалы.
Поцелуй все длился и длился, Вильям точно не мог насытиться, а девушке хотелось вознаградить его за безнадежное ожидание. Вознаградить, пусть даже похоронный марш своим звуком взорвал бы ей голову.
Наконец, когда объятия ослабли, Катя взяла молодого человека за руку, и они пошли к дому вдоль каменной стены с пущенной поверх колючей проволокой, посеребренной светом звезд и белой луны.
Девушка обернулась только раз, чтобы посмотреть на крышу, откуда спрыгнула. Йоро все еще сидел там, обхватив голые колени тонкими руками. Он ей виновато улыбнулся, а она попыталась собрать остатки всего счастливого, что у нее осталось, и улыбнулась в ответ, помахав рукой.
* * *
Глаза цвета льда смотрели вслед парочке, которая медленно шла в сторону зеленых ворот вдоль обшарпанной стены с колючей проволокой. Деревья за ней, устремленные в черное небо, тихо шелестели вновь обретенной листвой.
Лицо молодого человека было неподвижно, губы плотно сжаты, а между пальцами правой руки поблескивало стеклышко с золотистой надписью.
Раньше он думал, что если увидит однажды, как эту девчонку целует другой, то убьет обоих на месте. И вот он видел ее с другим, но вместо неистовства, в которое его приводило одно лишь воспоминание, кто был у нее первым, кто целовал и любил ее до него, внутри воцарилась страшная пустота.
Всю свою человеческую жизнь он отнимал у Вильяма самое дорогое: сперва любовь матери, лучшие игрушки, домашних любимцев, внимание окружающих, потом друзей, добычу на охоте, титул, деньги и, наконец, возлюбленную. А брат, рука об руку со своей непогрешимостью, отнял у него: сперва отца, потом жизнь, а теперь город и ту единственную. Все, что имело для него величайшее значение. Его драгоценности, без которых он не мог до конца обрести себя. Не так уж много их было у него, всего лишь семь, как дней творения. Отец, жизнь, лучший друг, оборотень, рыжая девчонка, город, брат.
И теперь не осталось ни одной из семи. Две из них он оставил, ступив за черту бессмертия, — отца и жизнь. Отец всегда поддерживал лишь Вильяма, считая, что старшему сыну — точно рожденному с лавровым венком победителя на голове, его внимание ни к чему. И все это, конечно, было своеобразной частью расплаты за всепоглощающую любовь матери. А жизнь... жизнь оказалась платой за утеху с невестой Вильяма. С шлюховатой Элизабет, заморочившей брату голову.
Лайонел подкинул на ладони стеклышко.
Друг предал его из-за женщины. Оборотень был разыгран, точно в лотерею, и подарен. Девушка и город отняты Создателем и переданы Вильяму. И наконец, брат — тот, кто всегда стоял на границе прошлого и настоящего. Кто всю их жизнь и бессмертие не мог найти в своем сердце прощения. Кого он бесконечно из любви удерживал рядом с собой силой, кого наставлял и поучал.
Молодой человек пропустил стеклышко со своим именем между пальцев, и то упало на землю.
Он никогда бы не поверил, скажи ему кто, что наступит такой день, когда одной из своих главных драгоценностей — седьмой, он вдруг перестанет дорожить. Ему опостылело лицемерие брата, который все свои желания, стремления, поступки неизменно оборачивал в белое. Тот не мог достойно принять свою темную сторону и всех окружающих пытался убедить, что ее попросту не существует. Он совсем не по-ангельски обвинял других в грехах и выискивал изъяны, чтобы ненавидеть их.
Лайонел холодно улыбнулся, глядя на белую луну. Брат ненавидел в нем вовсе не его, а самого себя. Их сходства он не мог вынести и в то же время такого бескомпромиссного различия. То, что сумел воплотить в жизнь один, второй, даже в глубинах ещё тогда — своей человеческой души, воплотить боялся. Но это не значит, что не хотел бы...
