Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Я стану первым крылатым вельдом! — вскинул голову Тьярд, чувствуя едкую обиду внутри.
— Вельдом? Нет, — Ингвар покачал головой. — Ты перестанешь быть вельдом, сын. Вельды — бескрылы, а ты крылат. Если ты хочешь вести народ, от которого был рожден, откажись от крыльев.
— Что?.. Как?.. — задохнулся Тьярд. Не так он планировал весь этот разговор, он и думать не думал, что все пойдет именно так. Отец смотрел на него едва ли не с жалостью, и от этого у Тьярда все внутри болезненно сжималось, словно от удара ноги. — И что ты предлагаешь мне с ними сделать? Отрезать их? Выщипать перья?
— Мы можем попросить Белоглазого Рагмара отделить их от твоего тела с помощью его сил, — негромко заметил Ингвар. — Это должно быть не слишком больно. Пришивать-то оторванное он может, значит и с этим справится.
— Да что же ты говоришь, отец? — выдохнул Тьярд. Все спокойствие улетучилось в Бездну Мхаир, и на смену ему пришла ледяная, сжимающая в кулаке сердце ярость. — Я заплатил за эти крылья жизнью! Я прошел столько, горел от ненависти, ярости, боли, сражался, с таким трудом добыл их, и теперь мне от них отказаться?
— Естественно, — кивнул Ингвар.
— Ради чего?! — закричал Тьярд в бессильной ярости. — Ради чего мне отказаться от них, отец?! Объясни!
— Ради своего народа, — Ингвар пристально посмотрел ему в глаза. — И ради себя.
Тьярд потерял дар речи, только тяжело дыша и качая головой, но заговорить Ингвар ему не дал.
— Ты без моего ведома покинул Эрнальд, отказавшись выходить за молодого Раймона и сорвав мне таким образом необходимый политический альянс, — начал перечислять он таким тоном, будто рассказывал о ценах на мясо в этом году. — Ты забрал с собой нескольких молодых наездников, а также одного из сильнейших Черноглазых, а потом пропал на несколько месяцев, не поставив меня в известность, куда собираешься. Ты вернулся, изменив собственному народу и своей религии. За твоими плечами — крылья, а на поясе — кинжал анатиай. И если я все правильно понял, то они отдали тебе кинжал миром, не так ли?
Тьярд не мог ничего сказать, только смотрел на отца и не верил, не верил, что тот может быть настолько слеп.
— Так, — удовлетворенно кивнул Ингвар. — Таким образом, ты вошел в сношения с врагом, нарушив один из священных законов Эрнальда о запрете говорить с анатиай. Ты нарушил и остальные законы, оскорбив и унизив мою власть и мой статус. Ты ввязался в интригу Хранителя Памяти Верго с целью заполучить мою власть и свергнуть меня. Потом ты каким-то образом раздобыл эти крылья и стал представителем иной расы, а не вельдом. — Ингвар не повышал голоса, но каждое его слово стегало Тьярда по лицу, будто кнут. — И что теперь я должен с тобой сделать, сын? По законам моего народа я должен казнить тебя за измену всему и вся. Но я даю тебе шанс. Откажись от крыльев, поведи со мной войско. Я даже позволю твоему любовнику покинуть Эрнальд живым, забрав вместе с собой его отца и твоего учителя, — губы Ингвара чуть дрогнули от презрения. — Сейчас у тебя еще есть шанс решить что-то и спасти их. Давай, мальчик. Возьми на себя, наконец, ответственность и стань мужчиной.
Все, о чем он думал эти долгие недели пути, все, на что он надеялся, летело прахом. Реальность, которую Тьярд создал в своей голове, в которую поверил всем сердцем, словно карточный домик рассыпалась от легкого толчка отцовской руки, и не осталось ничего, лишь горечь внутри и страшная обида. Ингвар смотрел на него почти что с жалостью, и губы его слегка кривились от презрения. И он прав, горько сказал себе Тьярд. Я всего лишь ребенок, настроивший песочных замков на берегу. Я так планировал весь этот разговор, что совсем забыл о том, что действительно важно было сказать. Я забыл о том, почему для меня это важно.
Он закрыл глаза, изо всех сил собираясь с мыслями. Отец не верил ему, считал его ребенком, безответственным юнцом, отправляющимся на подвиги приключений. И на какой-то миг Тьярд поверил ему, позволив воле отца сломить, прижать к земле, безжалостно давить ногой то золотое, легкое и бесконечно сильное, что Тьярд с такой любовью растил. А все потому, что Тьярд берег эту правду, как зеницу ока, как драгоценный цветок, нуждающийся в заботе и ласке, как что-то, что он должен был защищать. Хотя вся истина состояла в том, что это, обретенное им на развалинах Кренальда, должно было стать оружием и защищать его самого. Я проигрываю ему только потому, что считаю, что проиграл. Я думал так с самого начала: что у меня ничего не получится. Пытался разуверить себя в этом, но ведь был уверен в том, что проиграю.
Тьярд выдохнул весь воздух из легких, собирая в кулак всю свою волю. Это было так страшно, страшнее всего на свете, потому что он думал, что это страшно. А потом он открыл рот и сказал:
— С севера через Роурскую степь сюда идет восемьсот тысяч дермаков. Думаю, вы уже сталкивались с этими тварями, потому что мы видели их армию, марширующую на юг, когда только направлялись в сторону Кренальда. Если нет, то говорю тебе сразу: договориться с ними не получится, потому что это животные, а не люди. Они умеют только убивать и ничего более. С ними около пяти тысяч очень сильных крылатых тварей стахов, несколько Свор одноглазых псов величиной с лошадь, безглазые воины, сильнее десяти наших каждый, и пять сотен ведунов, способных сражаться. Сколько бы кортов ты ни собрал, мы не сможем остановить такую армию. Нам нужны союзники.
Отец молчал, оценивающе глядя на него, но Тьярд приказал себе не бояться ничего под этим взглядом. Не было на свете ничего, что могло бы напугать его, после того, что он уже видел. Он видел смерть и видел возрождение, он видел величайшее чудо в истории его народа, а может, и в истории всего Этлана. Он чувствовал, как сказка прямо в его теле становится реальностью, как приходит что-то новое, звеня так напряженно и радостно. Нет воли выше воли бога, ни один человек не способен сопротивляться ей.
— Я заключил договор с молодой Дочерью Огня Каэрос, которая вернется в свое племя и оспорит звание царицы. Мы поклялись, что между вельдами и анай во веки веков отныне будет мир. — С каждым сказанным словом говорить становилось проще, и Тьярд чувствовал, как распрямляется спина. Нет, взгляд отца не стал легче, и тем более в нем не было ни капли понимания или доверия, но Тьярд не пытался ему ничего доказать. Он исполнял волю бога. — В знак заключения договора я отдал ей копье Ярто Основателя, а взамен получил этот кинжал. — Тьярд вытащил из-за пояса волнистое лезвие долора и показал его отцу. — В этом кинжале — душа народа анай, он — символ их богинь и их племени. Она отдала его мне сама, подкрепив им свое слово, и я знаю, что она сдержит его. Анай выйдут плечом к плечу с вельдами биться против дермаков, и с их помощью мы сможем одержать победу.
— Анатиай падут через несколько дней, когда я приведу свои войска к Молнии Орунга, — спокойно проговорил Ингвар, отпивая чая, — потому что на то воля богов.
— Это неправда, отец, — твердо сказал Тьярд. — Я видел волю богов. Я видел разрушенный город, в котором пала великая раса гринальд. Я видел то самое место, где это произошло, — Небесную Башню и ее подвалы. Там я сражался на смерть с Лэйк дель Каэрос, и был убит ей, — внутри все похолодело, а потом застыло, и Тьярд ощутил, как поет, все громче и громче, разгораясь невиданным пожаром, дар Иртана в груди. И слова полились сами, будто кто-то говорил за него, кто-то могущественный, древний и властный, как само небо. — Я умер от ее руки и видел то, что ждет нас. Я видел огненное колесо смерти и отчаяния, в котором нет выхода, в котором нет ничего, кроме кабалы, рабства и страха, что влачит на своих плечах мир. А потом я видел золотой глаз, что открылся где-то в немыслимой вышине, и в его свете колесо треснуло, разлетелось на части и исчезло. И мне вернули жизнь, а вместе с ней — крылья. — Тьярд задыхался от хлынувшей через него силы. Она срывалась с губ вместе с воздухом и от нее физически вибрировали его легкие, словно вот-вот готовые лопнуть. — Я знаю, что я видел, отец. Час Бога, наше будущее, нашу надежду, надежду всего мира. Боги показали мне ее, посчитав достойным, Боги вернули мне крылья, как знак того, что я искупил грех нашего народа. Нам нельзя больше воевать с анай, отец. Нам нельзя убивать собственных кровных родственников. Пришло время встать лицом к нашему истинному врагу, с которого все и началось. Мы должны объединиться с анай и бросить вызов Неназываемому. Иначе мы исчезнем, как в том видении Дитра, где анай и вельды, мотыльки и летучие мыши, летели в огромное пламя и сгорали в нем без следа.
