По ту сторону пламени (СИ) - "Abaddon Raymond" (полные книги txt) 📗
— И вон то еще! — кивает огненный маг.
— А ты? — внимательные красные глаза гипнотизируют, превращая реальность в сон.
— Я не люблю.
— Тогда кофе?
— Да.
Он уверенно обращается с кофеваркой, безошибочно находит выключатель и зажигает лампы на потолке — свисающие на проводах, как в подвале Валентина. Тру росчерки от удавки на запястьях, с усилием отворачиваюсь к окну:
— Это твое место.
— Да, — жужжание и щелчки, звон посуды. Терпкий аромат кофе. Янни кружит по залу, слизывая крем с пальцев. Я чувствую приближение Илая по разлившемуся в воздухе теплу, но не пытаюсь развернуться, когда попадаю в кольцо сильных рук. Вкладывает чашку в ладони, не размыкает объятий. Откидываю голову ему на грудь:
— Почему тогда ты пахнешь зимой и кровью?
Прижимает теснее и вздыхает:
— Тогда стояла зима.
— Этот запах… что он значит?
— След первого колдовства. Ты — нагретый камень. Летняя жара.
— Крыша. Я упала с крыши. Было лето, — горячие лучи скользили по граням осколка, ветер оседал на языке вкусом пыли и выжженной солнцем травы.
— А здесь стояла зима, — зажмуриваюсь. Мир сужается до шершавого голоса. — За ночь все засыпало снегом. Я разгребал сугроб возле задней двери, когда услышал, что внутри кто-то есть. Родители уехали, кафе было закрыто. Главный вход оставался нерасчищенным.
Янни вскидывается, будто тоже на звук. Отложив недоеденное лакомство на ближайший стол, медленно, почти крадучись, направляется к коридору под табличкой WC.
— Я решил, это твари. Я называл их вампирами.
— Почему? — следуя примеру Янни, избавляюсь от лишней чашки. Переплетаю наши пальцы. Его изрезаны до самых костей — пытался сорвать удавку? Илай освобождается, заставляет разжать ладонь со слоистым рубцом.
— Они боятся света. Высасывают жизнь. И мой самый частый гость напоминал человека.
Проведя по шраму, отпускает. Подталкивает к поглотившему мальчишку темному проему.
— Он прогонял прочих. Он объяснил мне, кто я такой.
— Объяснил? — Янни замер у двери в туалет.
— Да. Он был Высшим, — Илай касается губами моего виска, хрипло шепчет:
— Знал про Университет. Научил меня подавлять силу. Чтобы не нашли. Но они нашли.
— Как?
Невесело смеется:
— Он был рядом слишком долго. Его природа… ты знаешь, как твари действуют на людей. Кафе обходили стороной. Родители даже продать его не могли. Часть соседей съехала. Другие спились. У пары с верхнего этажа ребенок покончил с собой, бросившись под грузовик. Ему было десять. Оставил записку: мне страшно жить. Это попало в новости, его родители дали интервью. Пытались оправдаться, их же подозревали в жестоком обращении. Сказали, что дом проклят. Что здесь водятся привидения. Много чего наговорили. Довольно убедительно. У нас сразу стало полно посетителей. Журналисты лезли с вопросами. Школьники приходили толпами, чтобы было не так страшно, покупали печенье на вынос и тут же сбегали. Трусливые глазели через витрину, а смелые пытались вломиться ночью… Но было еще несколько мужчин. Они не выглядели испуганными или заинтересованными. Молча пили кофе и уходили. Возвращались трижды. Третий раз — тогда, после метели.
Еще один мертвый ребенок. Как просто. Как холодно. Из приоткрытой двери черного входа тянет морозом. Толкаю — кожа примерзает к металлу. Во тьме громоздятся коробки и ящики, на второй этаж уходит деревянная лестница. Далекая светлая полоска открывает кусочек неправильно летнего дворика.
— Я пошел на звук. Звон. Зеркало в туалете. Подумал: опять. Мой вампир ушел, без него приходили другие. Они часто били зеркала.
Мальчишка ныряет во мрак туалета. Хрустит стекло.
— Но это были люди.
Люди страшнее всего.
— Пятеро охотников. Я узнал знак Университета: Сирас рисовал его мне.
— Сирас? — иду за Янни.
— Моя тварь. Он не смог защитить меня, мне пришлось справляться самому.
— Первое колдовство.
Илай прислоняется к стене:
— Еще нет. Я прикончил первого лопатой. Даже не задумался, будто убивал раньше. Просто ударил лезвием в горло.
Нащупав выключатель, опускаю ресницы.
— Ударил и второго. Он уронил пистолет. Другие пытались поймать меня удавкой, но здесь тесно.
Щелк.
Едкий оранжевый свет озаряет выложенное белой плиткой помещение. Двери в кабинках распахнуты вразнобой. Янни ступает по рисунку влажно блестящих разводов. Брызги на зеркале у входа отмечают первую жертву Илая. Окровавленная лопата валяется здесь же, у порога.
— У них не сразу получилось. Раньше я застрелил еще одного.
Оглядываюсь на бесцветного в полутьме коридора мага. Он глухо говорит:
— А потом загремел замок на входной двери. Родители вернулись. Я хотел закричать, но охотник сказал…
— Один звук — и я убью их, — продолжает Янни. Склоняет голову и отвечает на другой лад:
— Пусть орет. Я хочу услышать, как он будет орать.
— Какого черта, Фрик? Что ты?… Фрик! — мальчишка кричит, падает на колени. Раскачивается, едва не ударяясь лбом о кафель. Его голос неуловимо меняется. Эхом в ушах бьются выстрелы. Плач. Крики: нет-нет-нет. Нет! Что ты наделал? Мама! Мама! Мы должны были стереть им память! Он убил Джейми! Папа, пожалуйста! Он еще жив! Этот выродок прикончил Джейми!
Отступаю прочь от ожившей памяти. Обнимаю Илая и утыкаюсь носом в ямку между ключицами. Под щекой набатом бьется сердце. Янни смолкает.
— Меня нескоро выпустили из Заповедника, — на плечи ложатся руки. — Не думал, что выпустят. Повезло: психолог поверил, будто я убил тех троих случайно. Испугался. Они не заметили, что я прикончил пятерых.
— Что?… — сжимает пальцы, сглатывает:
— Отметил. Проклятьем… твари, — кривая ухмылка. — Первое волшебство. Сирас показывал мне, как. Сказал: я не всегда смогу тебя защитить. Но отомстить… не я, так другие. Твари ведь ради этого и рождаются. Даже мудрые, подобные Плутону. Месть. Ничего больше. Им нельзя верить.
— Потому, что Сираса не было рядом, когда охотники убили твою семью? — Илай морщится. Облизывает искусанные до ран губы:
— Да. Они умерли из-за него. Он привел охотников и сбежал.
— Неправда. Они умерли из-за тебя, — красный взгляд дробится острыми гранями. Вина? Или злость? Не успеваю разглядеть. Отпускает, шагает назад, где тени скрывают лицо. Ровно отвечает:
— Пакт Серафима — мечта или ложь. Твоя тварь никого не приведет. Мира не будет.
— А ты? Останешься здесь? Думаешь, сумеешь спрятаться — теперь? Или просто боишься встречи с Сирасом? Со своим прошлым? — мне стоит замолчать: воздух
ощетинивается мраком. Но молчание — тоже бегство. А я обещала себе уже дважды:
— Перестань убегать! Посмотри, что ты наделал, — злость расцветает пламенем, высвечивая две лужи крови прямо под ногами. Женскую сумку у стены. Гильзы, ключи от машины с желтым брелоком, крупный отпечаток руки: его отец пытался встать. Илай застыл — точь-в-точь животное в свете фар. Позволяю силе ослеплять. Повторяю:
— Посмотри. Ты привел тварь. Ты привел охотников. Ты убил их. Но ты не виноват. Прими это. И спроси себя снова: ты действительно хочешь остаться здесь навсегда? Разве с тебя не достаточно?
— Солнце, — смеется за спиной Янни, — ты светишь, как солнце! Похожа на Мантикору! Только он ярче, он — взрыв! Ба-бах! — хлопает по пуховику, еще и еще. — Бах! Бах! Бааабб…
— Нет, — чуть слышно роняет Илай. — Не хочу.
Мальчишка забывает про Мантикору, тянется к бушующему под потолком огню. Щурится, растопыренные пальцы дрожат, но все равно почти касаются мечущихся языков. Солнечный ветер пробирается под одежду и путается в волосах.
— Тогда давай попробуем, — зажмуриваюсь. Под веками роятся черные точки. Нина сказала: бабочки у огня. Прячься — не прячься, а конец один. Но:
— Однажды мы погаснем. Давай сначала вспыхнем так ярко, чтобы увидел весь мир. Все, кто прячет свой огонь во тьме прямо сейчас. Все, кому… страшно жить. Прикосновение. Невесомое, почти дуновение пожара, пробегает по плечам. Оканчивается болью у лопаток — Илай толкает к стене. Прижимает до тяжести в груди. Шепчу, задевая носом его подбородок:
