Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (первая книга .txt) 📗
Повисла напряжённая тишина. Аэлита, упрямо поджав губы, смотрела в пол, отец — переводил удивлённый взгляд с жены на дочь и обратно.
Натан, наблюдая за всем этим, отчётливо понял, что шансов прямо сейчас спокойно договориться у семейства Брамсов нет. Он понимал, что и сам отчасти во всём этом виноват — именно он поддержал Аэлиту, потакал её желанию участвовать в расследовании. Может быть, если бы не появился в городе С*** поручик Титов, всего разговора не случилось бы, не произошла эта ссора.
Вот только обман неизбежно раскрывается, притом в самый худший момент. И, зная вещевичку, Натан не сомневался: она не поймёт подобного и посчитает предательством. Так не лучше ли постараться вскрыть нарыв сейчас, пока еще не поздно?
А ещё поручику слишком нравилась эта девушка — вот именно такой необычной, порывистой, искренней, — и очень не хотелось, чтобы она менялась, а подобная обида неизбежно оставит след на её душе. Может, это было эгоистично, но…
— Аэлите Львовне никто, разумеется, не даст участвовать в задержании опасных вооружённых преступников, у неё нет соответствующей подготовки, — ровно проговорил Титов. — А в прочих случаях вероятность, что с ней приключится беда, ничуть не выше случайных неприятностей на улице.
— То есть вы не возражаете, чтобы она якшалась с отбросами и преступниками? Считаете это нормальным для приличной девушки? — язвительно проговорила мать семейства. — Вот интересно, свою жену, сестру или дочь вы бы тоже отпустили заниматься подобным?
— Моя старшая сестра — штурман дирижабля, младшая сестра — судебный медик, и это совершенно не помешало их замужеству. Так что — да. Если дорогой для меня особе захочется избрать опасную профессию, я окажу ей всяческую поддержку, чтобы она выучилась скорее и лучше и обрела уверенность в себе. Потому что сильная личность, которой что-то запрещают, изыскивает способы настоять на своём и куда чаще попадает в беду, — твёрдо проговорил он. И после небольшой паузы добавил, прямо глядя в глаза женщине и даже сумев удержаться от язвительности: — И уж точно я не стал бы пользоваться связями и знакомствами, чтобы не допустить её до интересного дела, ограничить и, хуже того, устроить личную жизнь.
Людмила Викторовна смущённо вспыхнула и отвела взгляд — она поняла, что имел в виду поручик. Но всё же упрямо проговорила:
— Вот когда будут свои дети, тогда и посмотрите, каково это!
— Возможно, тяжело, но необходимо, потому что дети должны жить своей жизнью, — отозвался на это Натан и продолжил увещевательно: — Аэлита Львовна — очень рассудительная, осторожная и разумная девушка, она никогда не станет лезть на рожон. Вам стоит больше доверять ей.
— Если бы она еще была самостоятельной и могла о себе позаботиться! — шумно вздохнула женщина, явно уже сдаваясь.
— Вашей дочери порой сложно понимать окружающих, но это не имеет никакого отношения к самостоятельности.
Людмила Викторовна ещё некоторое время сопротивлялась и сомневалась, но Титов её в итоге уговорил, дав слово офицера, что станет беречь Аэлиту как зеницу ока. Обещать подобное было нетрудно: мужчина и так планировал сделать всё возможное для безопасности девушки. Куда труднее было сохранять спокойствие и сдерживаться на протяжении всей этой сцены: уж слишком хотелось поручику прямо высказать всё, что он думал об этой женщине с её интригами.
Брамс в разговоре не участвовала, только поглядывала на родителей и поручика и напряжённо прислушивалась, ожидая итога. На Титова она очень надеялась и верила, что он действительно всё решит, но окончательно перевела дух, лишь когда мать устало махнула рукой со словами: «Да Бог с вами! Лучше бы у меня три сына было…» — и ушла в глубь дома.
Лев Селиванович тоже не вмешивался в разговор, заметно тяготясь им и нервной атмосферой, и, когда спор кое-как разрешился, с явным облегчением покинул прихожую, в которой под светом небольшой люстры с одинокой слабой лампочкой происходила вся эта «баталия». Сыскари остались вдвоём.
— Аэлита Львовна, может, теперь вам вовсе нет смысла куда-то уезжать? — осторожно предложил Титов. — Ваша матушка, кажется, не намерена больше чинить препятствия вашей службе.
— Нет, я всё решила, — насупилась Брамс. — Это она сейчас, при вас, согласная, а потом — не поручусь. И вообще, одной лучше, ни перед кем отчитываться не надо. А то словно мне пять лет!
— Одной не лучше, — уверенно возразил Натан. — Родители вас любят, не нужно судить их столь строго. Да, они люди и могут ошибиться, даже обидеть ненароком, но неужели одна их ошибка заслуживает такой разительной перемены? Дайте матери еще один шанс. Люди не вечны, и мы не знаем, как жизнь повернётся завтра, и завтра может стать поздно мириться. Я не пытаюсь отговорить вас и убедить остаться, жить своим умом — вполне достойное решение, на которое вы имеете право. Но я прошу, поговорите с ней хотя бы теперь, когда она успокоилась и смирилась с вашим выбором. Не дело это, чтобы чужой человек промеж вас вестовым служил.
Аэлита слушала мужчину внимательно, хмурясь и раздумывая над его словами. Вещевичка хоть и понимала беспокойство матери, но не собиралась в угоду ему отказываться от собственных желаний и планов. В конце концов, жизнь-то её, Аэлиты, и она уже вполне взрослая особа, образованная, способная себя содержать. Она же сама в родительскую жизнь не лезет и не пытается никого учить!
В общем, вины за собой девушка не видела и считала, что она как раз в своём праве, но кое-что из слов Титова всё же легло на душу. Вещевичка не любила ссоры и хотела, чтобы их с матерью отношения вернулись в прежнее русло. Вот только и способа примирения Брамс-младшая не видела.
Несколько секунд Аэлита помолчала, а потом подняла на поручика грустный, потерянный взгляд и пробормотала неуверенно:
— Но что же мне делать? Что сказать?
Натан от такого вопроса смешался — лезть в чужие личные отношения было неловко. Но потом напомнил себе, что он и так уже вмешался куда только мог, и глупо теперь идти на попятную. Пожав плечами, мужчина неуверенно предложил:
— Может быть, просто стоит сказать, что вы её любите? И благодарны за заботу, но хотите попробовать жить своим умом. Это сложно, но если не пробовать, то и не научишься ничему. Нельзя выучиться плавать, не входя в воду, — проговорил он и сам поморщился от того, насколько по-книжному, нелепо всё это прозвучало. — Забудьте, я говорю глупости. Просто будьте искренни, мне кажется, сейчас она вас выслушает. А я, с вашего позволения, лучше подожду снаружи, хорошо?
Аэлита кивнула и, проводив поручика взглядом, некоторое время неподвижно простояла на месте. На звук двери выглянул отец и чуть улыбнулся, обнаружив дочь в одиночестве:
— Ты чего застыла? А куда Натан Ильич делся?
— Задумалась, — вздохнула вещевичка. — А Титов вышел, сказал, будет снаружи ждать.
— Ну так и чего ты стоишь? Беги вещи собирать, нехорошо человека мурыжить. Потом расскажешь, как устроилась.
Он подошёл, поцеловал свою малорослую дочь в макушку и преспокойно удалился обратно в комнату. К отъездам детей Лев Селиванович относился куда спокойнее супруги и не видел никакой беды в желании Алечки пожить отдельно.
Короткий разговор с отцом сильно приободрил девушку, и та, прекратив топтаться на одном месте, двинулась в кухню.
Людмила Викторовна сидела у окна, глядя в темнеющее стекло. Аэлита некоторое время помялась на пороге, не зная, как начать и что вообще сказать. Хорошо Титову говорить — «быть искренней»! Вот вещевчика сейчас особенно искренна: совершенно не понимает, как быть и что делать, и стоит истуканом. А всё мама с её сценами… Ну стоило ли вчера ругаться, пытаться запрещать? До того всё было легко и понятно, а теперь смутно и неправильно…
— Мама! — окликнула она наконец, чувствуя себя донельзя глупо и почти уже злясь на это. И тихо попросила, не найдя слов для объяснения: — Помоги мне, пожалуйста, выбрать, что из вещей взять.
Несколько секунд старшая женщина сидела неподвижно, потом вздохнула и поднялась с места.
