Рубедо (СИ) - Ершова Елена (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
— Теперь ты видишь шпионов даже там, где их нет. Одного взгляда достаточно, чтобы понять… Твоя нервозность и подозрительность. Твои глаза… А руки? Посмотри, как они дрожат!
— Это пройдет, — упрямо ответил Генрих, пряча ладони за спину и незаметно отступая к двери. — Проходит сразу же после укола.
— О, Господи, Харри, это не баловство! Ты должен немедленно прекратить!
— Я прекращу. Сегодня, — соврал Генрих, глядя на ютландца, но все-таки мимо него, страшась встретиться с ним взглядом. Под воротом мундира собирались ручейки пота. На воздух бы!
— Ты врешь мне, Харри. И сам знаешь, что врешь. Ты слишком пристрастился, чтобы бросить так просто…
— Оставим споры! — с нетерпением ответил Генрих, берясь за дверную ручку. — Сегодня мне предстоит тяжелый день. Совещание с адъютантами, встреча турульских министров, званый ужин… столько пустых и ненужных дел! А время идет, Натан. Время неумолимо приближает Авьен — и меня! — к смерти. Так продолжи работу, вместо того, чтобы читать нотации!
— Но, Харри!..
— Ламмервайн! — перебил Генрих, уронив слово, как камень. — Нет времени ждать. Ты говоришь, почти подошел к разгадке? Так действуй! Разве в госпитале недостаточно больных, чтобы проверить эффективность препарата? Мне нужен результат!
И снова — как будто шорох. Генрих распахнул дверь, но не увидел никого — коридоры госпиталя были пусты, никто не подстерегал за дверью, не подслушивал тайны. Он вытер лоб и обернулся: Натаниэль по-прежнему стоял у стола — невеселый, осунувшийся и оттого незнакомый.
— Да, ваше высочество, — сказал ютландец, и голос тоже оказался выстуженным и чужим. — Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.
Кольнуло виной и стыдом. Генрих попробовал улыбнуться, но улыбка, должно быть, вышла усталой и больной. Тогда он просто сказал:
— Я тоже обещаю тебе, Натан. Я брошу.
Постоял на пороге, но, не дождавшись ответа, вышел в коридор.
Обязательства снова взяли его в тиски. Генрих напоминал сам себе белку в колесе: сколько ни прикладывай усилий — из клетки не сбежать. Только можно загнать себя до нервного срыва, до кровавого пота, до смерти…
В конце коридора мелькнула женская фигурка: темное платье, волосы, собранные на затылке в тугой пучок, шляпка с темной вуалью.
Сердце подпрыгнуло и комом застыло у горла.
— Мар… гарита, — осипшим голосом выговорил Генрих. — Маргит!
Сорвавшись с места, бросился вслед. Да какой там! Вертлявая фигурка давно скрылась за углом, из палат выглянули фельдшеры — их взгляды липли к Генриху, как пропитанная потом сорочка.
— Постой же!
В подмороженное окно увидел, как женщина впорхнула в фиакр. Экипаж качнулся и тронулся вдоль по улице.
Генрих скатился с лестницы — грохоча сапогами, не разбирая дороги, — толкнул кого-то плечом и заученно извинился. Декабрьский ветер сдул волосы со лба и остудил пламенеющую кожу.
— На Лангерштрассе, Кристоф! — крикнул Генрих, впрыгивая в экипаж.
Все равно, что он в форменной шинели, в погонах и с императорским вензелем на шако — нет дела до любопытных горожан и шпиков! Ему нужно увидеть свою Маргариту. Увидеть прямо сейчас… или сойти с ума.
Дверь особняка открыла энергичная молодая женщина. Открыла — и замерла, округлив глаза.
— Позовите баронессу фон Штейгер, — скрывая волнение за небрежностью, сказал Генрих, взглядом жадно обыскивая холл позади служанки — старую мебель темного дерева, массивную люстру, лестницу, уходящую под облака.
— И поживее, милейшая!
— Простите, — пискнула служанка, отмирая и, наконец, подпрыгнув в книксене. — Фрау нет дома. Заглянула на секундочку, взяла бумаги и снова уехала.
— Куда?! — простонал Генрих, хватаясь за притолоку. Старое дерево скрипнуло, обуглилось под ладонью.
— Не могу знать, ваше высочество. Но я передам фрау, когда вернется. Как прикажете вас представить, ваше высочество?
— А вы не видите? — с досадой ответил Генрих, краем глаза выхватывая из мрака собственный портрет — в парадном кителе и орденах, с рукой, поднятой для благословения.
— Да, ваше высочество! — снова подпрыгнула служанка. — Я передам, ваше высочество. Храни вас Бог, ваше высочество!
— Храни и вас…
Пошатываясь, медленно спустился с лестницы, ловя спиной восторженное:
— Кому расскажу — не поверят!
Генрих тяжело запрыгнул в экипаж: тоска выжигала ребра, от напряжения сводило скулы.
— Кристоф, — окликнул кучера. — Поезжай на Леберштрассе. Высадишь меня, потом вернешься. И проследи за особняком баронессы! Как только она появится — дай мне знать!
Откинулся на сиденье, ладонями сжав виски.
Когда пламя разъедает изнутри, лучшее, что можно сделать — это успокоиться и переждать бурю. А Марци — земная, понятная, хозяйственная Марци, — лучше других знает, как укротить огонь, и примет его без осуждений и рассуждений. И не будет расспрашивать ни о чем.
Полицейский участок, Бундесштрассе.
Лицо инспектора выражало сосредоточенность, и Марго томилась ожиданием, настороженно вздрагивая от каждого скрипа половиц и шороха бумаг под пальцами Вебера.
— Что ж, подытожим, — наконец произнес он, и Марго в надежде подалась навстречу. — Значит, эти бумаги пришли от вашего адвоката. А эти вы нашли в архивах мужа?
— Все так, Отто, — подтвердила Марго, умолчав, откуда у нее оказались счета и долговые расписки барона. За их изучением она провела не один долгий осенний вечер, а потому, увидев подпись отца, сразу вспомнила, где видела ее раньше.
— Не буду ходить вокруг да около, — продолжил Вебер. — По результатам графологической экспертизы установлено, что почерк и подпись сделаны одним человеком.
— Одним! — Марго оттянула давивший на шею воротник, ловя губами сгустившийся до трескучей ваты воздух.
Она не помнила толком ни голоса, ни лица, лишь разрозненные обрывки разговоров. Порой, просыпаясь в приютской кровати, Марго силилась вспомнить отцовскую улыбку, взгляд, касание — все, что могло бы напомнить о былом счастье. Но прошлое осыпалось золой, и что осталось Марго? Стилет с изображением бражника и размашистая подпись в документах.
— Может, воды?
Голос инспектора — участливый и далекий, — едва пробился через обложивший голову шум. Марго мотнула головой и тяжело опустилась на стул.
— Нет-нет, — сказала быстро, выныривая из замешательства, как со дна пруда. — Нет, Отто, продолжайте.
И сжала дрожащими пальцами платок. Подпись отца — летящая и крупная, — стояла перед глазами как даггеротипический отпечаток.
— Этой бумаге, — Вебер ткнул пальцем в земельные документы, — тринадцать лет, и она напечатана на славийском. А долговой расписке вашего мужа — двадцать пять, и здесь стоит авьенский герб. Вы понимаете, Маргарита, что это значит?
— Пожалуй, — она еще пыталась выровнять дыхание. — Документы на землю оформлены уже при рождении Родиона, а долговая расписка написана еще до меня.
— Верно, — подтвердил Вебер. — Более того, она написана на авьенском и в Авьене.
Он умолк, ожидая ответа и слегка приподняв брови. Серые глаза — внимательные, строгие, — буравили лицо. Марго трепетала под этим взглядом — не зная, что сказать, куда девать руки. Внутренний голос — голос барона фон Штейгера, — молчал, и от этого Марго ощущала себя особенно скверно: точно корабль без компаса. Поди знай, куда плыть.
— Возможно, ваш отец и муж были знакомы? — предположил Вебер.
Марго вздрогнула и сильнее сжала платок.
— Не знаю, — громким шепотом ответила она. — Нет, нет…
От одной этой мысли бросало в дрожь. Кем мог быть ее отец? Секретарем барона? Управляющим?
В памяти раздувшимся трупом всплыло лицо фон Штейгера: такое же одутловатое, отливающее в желтизну. Взглядом он придирчиво ощупывал юную Марго, будто сдирая с нее приютское платье, а потом приобрел себе маленькую живую игрушку.
Она облизала губы и все-таки взяла стакан: край выбивал на зубах дробь, вода беспрерывно текла в горло, но не могла насытить.
