Право убежища (СИ) - Захарова Лидия (электронная книга .txt) 📗
Саран сделала несколько шагов по сцене и, словно внезапно обмякнув, изогнулась. Про себя она называла эту часть представления «мягко и упруго». Ее руки медленно и плавно двигались вдоль тела, но каждое движение было наполнено едва сдерживаемым желанием вырваться на свободу, взлететь. Сцена «Перпетуум Мобиле» вытянулась вдоль левой от входа стены. Пройдя через холл с закрытым в летнее время гардеробом, посетители попадали на просторный танцпол. Дальше, напротив сцены, располагался главный бар. Слева и справа от него изгибались две винтовые лестницы, ведущие на второй этаж. Там был еще один бар, поменьше, и столики, которые можно было забронировать заранее. С балкона второго этажа обычно наблюдал за представлениями Пхатти, если считал, что его присутствие в клубе зачем-то нужно. Но это случалось нечасто. Тем не менее Саран бросила взгляд наверх, чтобы убедиться. Лисье зрение было острее человеческого, особенно в темноте, но, не успела она как следует присмотреться к посетителям за столиками, как софит на потолке повернулся и ослепил ее. В следующий раз, когда она смогла взглянуть на балкон, Пхатти там точно не было.
Саран взмахнула рукой-крылом и сорвалась с места. Под грохот гитарных риффов, похожих на несущуюся с гор лавину, она сделала круг по сцене — словно пролетела над ней. Она всегда танцевала босиком, это давало ей больше свободы. Новая песня, тяжелая, мощная, была ее любимой. «Молитва Хитклиффа», написанная по мотивам «Грозового Перевала». Принцесса кейннаров тут же превратилась в ворона, немного злорадного, но в целом равнодушного. Он наблюдал за страданиями человека далеко внизу, на его крик: «You said I killed you — haunt me, then!» — отвечая призрачным шепотом: «And here I came».
Это была одна из немногих ее партий, но Саран нравилось изображать умершую возлюбленную Хитклиффа. У нее, разумеется, не было Дашиного голоса, но этого и не требовалось. Пауза в четверть такта позволяла тихим словам разнестись по всему залу.
Противный софит, ослепивший ее несколько минут назад, снова нашел Саран. И ей вдруг почудилось, что это лунный свет окутал ее, а вместо сцены под ногами зашуршала мягкая, пушистая трава. Бледное сияние Богини всех оборотней пронизывало Саран, и она — полуптица-полулиса, невиданное прежде существо — летела к священным холмам, чтобы совершить ежемесячный ритуал. У всех лис он свой, но каждый так или иначе связан с Луной. Все они в полнолуние выходят на улицу и спешат предстать пред взором Ночной Заступницы. Не только в полнолуние, каждую ночь, каждый день они ощущают ее власть.
Но никогда прежде Саран не чувствовала этого так остро — до самой глубины, до невозможности вдохнуть. И в то же время сила, густая, сладкая, пряная сила захлестнула ее. И она танцевала, танцевала, представляя, что вокруг кружатся другие лисы и ночные тени, и духи, и звезды, и существа из иных миров. Краем сознания Саран понимала, что все еще на сцене, в клубе Пхатти, что на нее смотрят люди, в том числе Луис Каро, но это было вторично.
В момент наивысшего прозрения Саран повернулась лицом к залу и тут же нашла человека в белом костюме: он сидел за стойкой бара, перед ним стоял стакан с каким-то коктейлем золотистого цвета, рядом лежала шляпа. Луис Каро неотрывно следил за Саран. В конце следующего припева, снова подойдя к микрофону, она адресовала свои слова именно ему. Ее поняли — в этом не было никаких сомнений. И чуткое лисье ухо невольно попыталось уловить ответ. Но какого ответа она ожидала? Ведь только в ее руках был микрофон, только она могла послать через весь танцпол этот шепот-насмешку, а Луису Каро оставалось только наблюдать. Слушать, ловить каждое ее движение и ждать. И это было лишь началом, дальше власть Саран станет только возрастать…
До тех пор, пока Луис Каро не пожалеет, что приехал.
У Пхатти было много врагов и завистников. Формально он находился под защитой Даатона, но не существовало никаких гарантий, что через несколько лет или месяцев — да хоть завтра! — ситуация не изменится. Другие желали занять теплое местечко. Причем навредить Пхатти чаще всего пытались те, кто также был в милости у Даатона, но почему-то считал себя обделенным. Некоторым достались менее прибыльные «кормушки», другие стремились выслужиться, опорочив нынешнего любимчика, третьи считали, что чем меньше у Даатона будет приближенных, тем больший кусок пирога придется на их долю.
Действовать открыто они не могли. Чаще всего подсылали своих агентов, пытались подставить или оклеветать. На этот раз кто-то из дружной семейки прихвостней Даатона прислал в Москву Луиса Каро. Помимо многочисленных завистников, у Пхатти, как выяснилось, имелись и доброжелатели, пусть и в меньшем количестве. Один из них рассказал о новом заговоре. С какой именно целью приехал Луис, Пхатти или не знал, или не посчитал нужным рассказывать Саран, но ясно было одно — агента враждебного демона надо остановить. Убивать его не стоило — его хозяин мог пойти нажаловаться Даатону, — но помешать, отвлечь, заморочить голову…
Лучше лисы с такой задачей мог справиться только манья, дух, способный заставить человека поверить в любую ерунду. И чем желаннее эта ерунда, тем реальнее она кажется жертве маньи. Но его колдовство оставляет следы. Лисы же действуют почти незаметно. Ни человек — если он, конечно, не шаман, — ни демон не могут узнать лису. Принимая человеческий облик, она становится во всем похожей на человека: она так же дышит, так же пахнет, так же двигается. Разница между ними ничтожна! И никто не может почувствовать, когда его касается своей магией умелая лисица.
«Молитва» закончилась, на смену ей пришла другая песня — агрессивная и быстрая. Ворон улетел, душа Кэтрин Эрншо растворилась в чехарде аккордов, и Саран изменилась вместе с мелодией. Музыка вела ее. Музыка тоже подчинялась Луне, они звенели в унисон, и все движения танца были правильными, настоящими. Женщина, птица, лиса — оборотень. Перевоплощаться для Саран было так же естественно, как дышать.
Она еще несколько раз находила в толпе Луиса Каро и каждый раз встречалась с ним взглядом. Концерт продолжался, публика была настроена доброжелательно. Саран лелеяла разрывавший грудь восторг, пила энергию зала и кожей ощущала: вот он, момент триумфа! Демоны, желающие навредить Пхатти, глупые шутки Кирилла, необходимость остановить чужого агента — какие то были мелочи! Детские забавы! Саран была пятихвостой лисой, Луна озаряла ее путь, а значит, все было ей под силу, и ничто не могло ранить.
После двадцати пяти минут непрерывной игры «Гондвана» уступила сцену следующей группе. Футболка Антона резко пахла потом и была насквозь мокрой, Леха тяжело дышал, поминутно смахивая со лба влажные пряди, Даша, ступив за кулисы, тут же потянулась к бутылке с водой… А Саран было мало! Ее так и подмывало вернуться и продолжить танец — к удивлению своих и чужих, под незнакомую электронную музыку, до полного изнеможения.
Гримерка показалась неожиданно маленькой и тесной, заполненной до предела. Даша кинулась поправлять макияж, Леха продолжил рвать струны — на этот раз на воображаемой гитаре, Антон помогал ему, отбивая ритм на колене. Словно из ниоткуда появился Кирилл: он ворчал и все торопил Саран. А она пыталась смыть лишнюю косметику и снять с головы чересчур добротно прилаженный плюмаж.
— Каро ушел на балкон, я велел придержать для него столик, — прошептал Кирилл.
На них никто не обращал внимания, однако сказалась привычка: нечасто выпадала возможность нормально поговорить, когда рядом находился кто-нибудь из друзей Саран. Не объяснять же тем про хвосты и Пхатти! Парни даже в гороскопы не верили, так что же с ними сделается, узнай они, что бэк-вокалистка «Гондваны» — лиса-оборотень? Лучше даже не пробовать.
— Ты видел его? Какой он?
— Странный, — ответил Кирилл.
Он принялся помогать Саран вынимать из волос шпильки. Было больно.
— В каком смысле странный?
— Сама увидишь.
Саран фыркнула. Жесткая налакированная шевелюра не слушалась и лезла во все стороны. За неимением зеркала и доступа к расческам, ей пришлось заплести волосы в кривую лохматую косу и стянуть ее резинкой.
