Ведьминскими тропами (СИ) - Лебедева Ольга (список книг .TXT) 📗
С этими мыслями девочка уснула и не заметила, как разом схлынула с лица ведьмы напускная веселость, плечи поникли, спина сгорбилась. Сигверда, тяжело опираясь на стол, добрела до своей лавки и со стоном опустилась на жесткое ложе. Она и не догадывалась, что терять силу так мучительно больно. Капля за каплей из нее вытекала жизнь. Старуха думала, что давно готова к уходу, но оказалось, что она обманывала сама себя, продолжая судорожно цепляться за каждый прожитый день. Умирать было страшно, а сознавать свою слабость постыдно. Вот уже третий день она не решается передать Анитре очередную руну, малодушно оттягивая неизбежное.
Долго лежала Сигверда без сна, уговаривая себя и так, и эдак. Вспоминала прожитую жизнь. Мало в ней было радости, но все ж была она, эта радость. И счастье было, и любовь, что грела душу пуще весеннего солнышка. Притаилась в глубинах памяти, сразу и не докопаешься. По глупости или от отчаяния приказала себе однажды все забыть, да не вышло. Злилась тогда на себя за долгую память. Оказалось, все к лучшему. Теперь эти картинки из прошлого помогали унять старческую хандру. Боль, терзавшая сердце много лет, постепенно истаивала, уходили сожаления, погружая разум колдуньи в полудрему. Это пограничное состояние между сном и явью продолжалось недолго, но и этого времени оказалось достаточно, чтобы набраться сил для нового дня.
Поутру ночные метания показались до того пустыми, что Сигверда первым делом отругала себя за недостойные мысли. Ишь, чего удумала, жалеть себя горемычную. Ей ли плакаться на судьбу? Не каждой сироте так в жизни повезет. Вместо того, чтобы сгинуть во цвете лет, она стала ведьмой и прожила так долго, что кости прежних обидчиков давно уж истлели в земле. Вот и ей ни к чему о них вспоминать, да тревожить зажившие раны.
Анитра удивленно следила за резкими движениями Сигверды. Что-то было не так. Наставница никогда не выглядела такой недовольной, даже злой.
— Что-то случилось? — тихий детский голосок прервал самобичевание ведьмы. Она вдруг опомнилась, сделала пару глубоких вдохов и мгновенно преобразилась в себя прежнюю — всегда холодную и спокойную Сигверду.
— Ничего не случилось, — ответила ровным бесцветным голосом. — Вставай, девочка, умывайся. Пора тебе принять еще одну руну.
После горячечного приступа, Анитра испытывала страх перед рунами. Она прекрасно понимала, как легко могла умереть во второй раз. А ведь Сигверда даже не предупредила ее о том, что возможна такая реакция. Интересно, о чем еще она умолчала? И ведь не ответит, можно и не спрашивать. А перенимать силу все равно придется, назад то дороги нет.
Сигверда не торопилась. Долго листала страницы, недовольно поджимала губы, кажется, даже спорила сама с собой. Наконец она что-то решила и, действуя как всегда стремительно, несколькими уверенными движениями нанесла руны на предплечья Анитры. Девочка вскрикнула от неожиданности, но в этот раз обошлось без боли. Мягкое тепло разливалось по телу, щекотало внутри, наполняя душу необъяснимым восторгом. Хотелось петь, танцевать, смеяться от радости.
— Вуньо — руна радости и света, — вернул Анитру на землю голос Сигверды. — Очень важная руна. Она дарует уверенность в своих силах, помогает совершать невозможное. Главное условие — твои действия должны быть направлены во благо и никогда во вред. Помни об этом, девочка, когда будешь ее вызывать.
Проходя по главной деревенской улице, Анитра мысленно благодарила наставницу за ее сегодняшний выбор. Отголоски магии руны радости помогали ей справиться со смущением. Под изучающими взглядами соседей девочка чувствовала некоторую неловкость, но страха не испытывала. Она каким-то чудом смогла сохранить в себе утренние ощущения и потому светло улыбалась каждому встречному. На фоне строгой и величественной Сигверды, взирающей на всех свысока, ее искренняя улыбка смотрелась довольно странно. По крайней мере, жители деревни выглядели озадаченными. Обсуждая поступок старосты и всячески его осуждая, и мужчины, и женщины представляли Анитру несчастным дитятком, бледным и заплаканным. А узрели довольную жизнью девчушку, бойко следующую за своей наставницей к дому родителей.
Надо сказать и староста был удивлен не меньше. Анитру было не узнать. Живые глаза, приветливая улыбка, в каждом движении чувствуется осознанность. Его внучка стала другой. В это было трудно поверить, но, кажется, Сигверде удалось таки сотворить настоящее чудо.
— Бирута, — прохрипел староста, держась за сердце. Дочь выскочила на крыльцо, бросилась к отцу, ухватившемуся за дверцу сарая в поисках опоры, да так и застыла на месте, завидев нежданных гостей. Широко распахнутые глаза женщины вмиг наполнились слезами, а губы задрожали, в тщетной попытке произнести имя дочери.
Анитра поддалась порыву и первой бросилась в объятия матери. Позже она и сама не могла объяснить себе свой поступок, но ни о чем не жалела. Счастье, вспыхнувшее в глазах женщины, стоило того, чтобы, отбросив все условности, назвать ее матерью. И не было в голосе Анитры ни грамма фальши, когда тоненьким от волнения голоском она произнесла короткое, но такое емкое слово — мама.
— Ну что застыли, как вкопанные, — раздался притворно ворчливый голос Сигверды. — После наплачетесь, да наговоритесь. А сейчас, Харальд, приглашай гостей в дом, дело у нас к тебе важное, не терпящее отлагательств.
Важное дело растянулось до обеда. Сигверда с Харальдом спорили до хрипоты. Староста горячился, уверяя, что Анитре лучше находиться в кругу семьи, а старуха убеждала его в том, что ведьма должна жить отдельно ото всех. Если не в лесной глуши, так хоть на некотором отдалении от людей. Это сейчас Анитра ребенок, а как войдет в полную силу, так и сама не захочет никого видеть без надобности. И то, что избу нужно строить сейчас, даже не обсуждается. Как раз и обживется за время обучения под ее присмотром.
— Мать, коли захочет, пусть приходит, — смилостивилась ведьма, но тут же добавила: — Не часто. Хоть и не чужая она вам, а все ж не своя. Ведьма должна жить сама по себе, не имея сердечных привязанностей, способных ее ослабить.
Бирута была на все согласна, лишь бы Сигверда позволила ей хоть изредка видеться с дочерью. Харальд внимал словам ведьмы и хмурился, да и жена его выглядела недовольной, но по другой причине. Ей то побольше других досталось пригляду за неразумной внучкой. Намучилась с ней за двенадцать лет. Бируте дел по хозяйству хватало. На ней и дом, и огород, и скотина. Вот и выходило, что кроме бабки за Анитрой некому было присмотреть. А внучка оказалась хуже дитятки малого. И ладно была бы больная, аль увечная. Так нет же телом то здоровая, а вот разумения не было в ней ни капли. Приходилось и одевать ее, и обувать, и по нужде выводить. Только Рагонда вздохнула с облегчением, что наконец сняли с ее плеч такую обузу, да по всему выходит, что недолгой была ее радость. Знала старостиха характер своего мужа, любил он, чтоб все было так, как он скажет. Вот и сейчас старый дурень норовит настоять на своем. Хочет, чтобы Анитра жила в родном доме. Сам то ее присутствия и не заметит, а ей, Рагонде придется сызнова роль наседки на себя примерять.
Женщина тенью маячила за спиной мужа, стараясь уловить момент, чтобы вмешаться в его разговор с ведьмой. Переживала, неужто ему удастся вернуть девчонку обратно? Мысленно ругала Сигверду за слабину, что та показала, когда позволила Бируте видеться с дочерью. Харальд то сразу это приметил и усилил напор.
Рагонда с нетерпением ждала, что скажет Сигверда, и та ее не разочаровала, не поддавшись на уговоры старосты. Да еще подначила Харальда, задевая его мужскую гордость:
— А коли пожалеешь горсть серебра внучке на дом, так я сама деревенских о помощи попрошу, мне не откажут. Думаю, аккурат к осени сруб и поставят.
Староста взвился от такой несправедливости. Никогда скупердяем он не был и для детей своих ничего не жалел. Да что для детей, любой мог обратиться к нему со своей бедой и не встретить отказа.
