Опальный капитан. Спасти Новую Землю - Куно Ольга (книга регистрации txt) 📗
— Как правило, астрономия ассоциируется у нас с далекими звездами и огромными расстояниями.
Я начал говорить, тщательно подбирая слова, задумываясь о формулировках и беспокойно следя за реакцией слушателей. Но с каждым предложением мой голос становился увереннее, нужные фразы составлялись спонтанно, речь потекла сама собой.
— Мы вспоминаем о межгалактических круизах, гиперпрыжках и ребусах, которые продолжают загадывать черные дыры. Однако на самом деле космос начинается здесь. На Новой Земле. В нас. В каждой частичке нашего тела.
Я прикоснулся к голографическому изображению Новой Земли. Ясное дело, ничего не почувствовал, зато потревожил лазерный луч, что было сразу же зафиксировано компьютером. Теперь я резким движением развел в стороны большой и указательный пальцы правой руки, так, словно работал с сенсорным экраном. Машина это движение распознала и выполнила соответствующую команду. Изображение планеты увеличилось в размерах, в то время как остальные детали карты основательно уменьшились и отступили на второй план. Теперь каждый имел возможность беспрепятственно наблюдать за вращением Новой Земли и пяти ее спутников, созерцая при этом выпуклости гор, впадины морей и Единого океана и даже зеленые пятна, соответствующие покрытым лесами территориям.
Все без исключения учащиеся подались вперед, с видимым интересом рассматривая голограмму.
— Каждый наш шаг подвержен действию законов космоса, — вещал я. — Когда мы, поскользнувшись, падаем на землю, тому виной гравитация нашей планеты. Приливы, отливы и прочие колебания морей — это результат движения ее спутников. Основным источником электричества, которым мы пользуемся не то что каждый день — каждую минуту! — является Рейза, звезда нашей планетной системы. Поэтому, говоря об астрономии, мы можем, в сущности, говорить о чем угодно. Как о самом далеком, так и о повседневном. Астрономия — это наука, которая не имеет границ.
Всеобщий интерес к моему рассказу придал уверенности, и, испытывая чувство, чрезвычайно близкое к вдохновению, я продолжил:
— Кроме того, как все мы знаем со школьных времен, историческая родина людей — планета Земля. Не Новая Земля, а та, изначальная, в честь которой наш мир и был назван. Все жители Новой Земли, ее спутников и прочих человеческих планет корнями происходят оттуда. Мы все — потомки первопроходцев, решившихся на заселение новых миров в те времена, когда подобные перелеты никому не казались банальностью. А значит, межзвездная экспансия для нас — не пустое слово. Каждый из нас принадлежит по меньшей мере к двум мирам — Новой Земле и той, первой.
— А сейчас на Старой Земле кто-нибудь живет? — поинтересовался рыжеволосый парень.
В поле моего зрения попал Раджер. Он подмигнул, незаметно поднимая вверх большой палец. Дескать, вот и с первым вопросом тебя. С почином. Сдержав улыбку, я поспешил ответить:
— Да. Население есть, но небольшое. Экосистема планеты основательно испорчена, поэтому сейчас там не лучшее место для жизни. Ситуацию стараются исправить, но пока неизвестно, каких результатов удастся достичь.
— То есть возвращение на историческую родину нам пока не грозит, — вздохнув, заключил светловолосый мужчина немного за двадцать, в котором легко было определить не блондина, а альбиноса.
— Видимо, нет, — подтвердил я. — К счастью, в нашем распоряжении достаточно пригодных для жизни и давно освоенных планет. Был период, что-то около столетия, когда на экспансию и приспособление к жизни в новых условиях уходили практически все ресурсы. Прогресс тогда остановился, а в некоторых областях нас даже ощутимо отбросило назад. Но с тех пор все наладилось, в технологиях произошел очередной скачок, и нет никаких причин опасаться, что человечество потеряет хотя бы одну обжитую планету.
— А это правда, что у людей и всех гуманоидов общие предки?
— Нет. Почти точно нет, — исправился я. — Действительно, была такая теория, гипотеза Бейла, согласно которой не только люди, но и все виды человекоподобных существ происходят с Земли. Якобы те, кто отличается от нас, изменились в ходе очередного витка эволюции, подстраиваясь под природные условия новых планет. Подтвердить или опровергнуть эту теорию исторически достаточно сложно, поскольку космические корабли того времени нередко сбивались с курса, люди теряли связь со своими соотечественниками, и никто не знал, погибали ли они или добирались до пригодных к жизни планет, а если добирались, то до каких именно. С этой точки зрения возможно все. Но то, что мы знаем о законах эволюции и генетики, заставляет сильно усомниться в справедливости гипотезы Бейла. Вероятнее всего, с большинством из гуманоидов мы не родственники.
— Но разве это не удивительно? — снова вмешался рыжий. — Такие совпадения, если они просто случайны?
— Удивительно, — согласился я. — Но не настолько, как можно было бы подумать. Все же многим сходствам можно найти логическое объяснение. Более-менее одинаковым размерам, например. Симметричному строению тела. Органам чувств, устроенным по схеме хищников, а не жертв. Словом, при всех странностях объяснимое тоже есть.
— А сколько существует разумных рас?
Это уже тот, здоровый, чуть ли не единственный из них, кто реально походил на преступника.
— На сегодняшний день нам известно двенадцать. — Повезло, что я в очередной раз знал ответ на заданный вопрос, — в чем-то преподавание оказывается почище иных экзаменов. — Это если включать людей. Но о существовании двух рас из этих двенадцати мы узнали совсем недавно, буквально в последние десятилетия. Так что в любой день кто-нибудь может открыть и тринадцатую.
— Двенадцать… Символическое число, — задумчиво, я бы даже сказал, мечтательно произнес обладатель очков. — Двенадцать апостолов, двенадцать знаков зодиака, двенадцать месяцев…
— Что значит «двенадцать месяцев»? — вмешался здоровяк. — А тринадцатый куда подевался?
— Сказка старая есть с таким названием, — отозвался очкарик.
— На Земле — той, старой — год состоит из двенадцати месяцев, — подсказал я.
— Ух ты! А которого у них нету? — осведомился толстяк с чисто детской непосредственностью.
— У них там вообще вся система другая, — ответил уклончиво, не стремясь признаваться, что названий земных месяцев просто-напросто не знаю.
— А сколько у них дней в году?
— А сутки длиннее, чем у нас, или короче?
Пожалуй, с уверенностью можно было сказать, что мой первый урок удался.
— Кто все эти люди? — спросил я у Раджера, вновь оказавшись в одном из служебных помещений.
Тюремщик помог мне снять «пояс безопасности», у которого была довольно-таки хитрая застежка.
— Убийцы, — просто ответил он.
— Что, все?
Я недоверчиво вытаращил на него глаза.
— В той или иной степени. Но здесь только те, у кого нет отягчающих обстоятельств, таких отправляют во вторую категорию. Рецидивисты, террористы, убийства с особой жестокостью — это все не у нас. Политические тоже. А здесь — те, у кого дела попроще.
— И что, у них такие хорошие условия? Телевизор в камере, широкий выбор курсов, обед из трех блюд?
Я кивнул в сторону кухни, мимо которой мы проходили всего пару минут назад. Нам вослед до сих пор тянулись вполне впечатляющие запахи.
Тюремщик усмехнулся с видом человека, понимающего что-то, чего не может пока уразуметь его собеседник.
— Их приговаривали не к плохим условиям, а к лишению свободы, — заметил он. — Это сурово само по себе, ты постепенно поймешь. Но вообще во «вторых» тюрьмах условия намного тяжелее.
Я задумался, пробуя проникнуться позицией Раджера, но в итоге лишь пришел к выводу, что разделить его точку зрения не могу. Для преступников, получивших срок за убийство, наказание казалось слабоватым. Мысли переключились собственно на преступников, которых я видел совсем недавно и которые так оживленно закидывали меня вопросами о далеких планетах и разумных расах.
— А этот, с очками? — не удержался от вопроса. — Он что, тоже кого-то… того?