Молиться за Рэйн (ЛП) - Истон Б. Б. (лучшие книги онлайн .txt) 📗
— Эта киска не стоит пули.
— Давай, красавчик, — продолжает тот, что справа, кивая головой в сторону двери. — Убирайся к чертовой матери!
Третий, которого я знаю, смотрит прямо на меня, облизывая свои тонкие потрескавшиеся губы.
— Когда мы учились в школе ты никогда ни хрена не говорила мне, но теперь я заставлю тебя выкрикивать мое имя.
Ужас протекает по моим венам, когда эта троица с гнилыми ухмылками на лицах приближается ко мне. И когда я вижу, как лайфер проходит мимо меня, оставляя расплачиваться за его драгоценные продукты, мои глаза начинает щипать от слез. Раздвижные стеклянные двери открываются, и моя единственная надежда в лице Уэса направляется к ним. Он останавливается в дверях и бросает на меня последний взгляд через плечо. Но выражение его лица вовсе не холодное или бесчувственное, как я ожидала. И это даже не раскаяние. Эмоции, которые я вижу, — очень резкие и прямолинейные. Его глаза превратились в две щелочки, и взгляд метается на соседнюю полку и обратно. Как будто он отдает какую-то команду.
Или это предупреждение.
Я не успеваю понять, что это значит, как Уэс подносит два пальца ко рту и издает самый громкий свист, который я когда-либо слышала.
Собаки снаружи резко поднимают головы, и прежде чем деревенщины в красных банданах успевают обернуться, он хватает пакет чипсов с полки и разрывает эту чертову штуку. Соленые оранжевые треугольники дождем рассыпаются на троицу, в то время как стая голодных собак врывается в здание через открытые раздвижные двери. Мой мозг кричит мне бежать, но все, что я могу сделать, это стоять с открытым ртом и наблюдать, как собаки настигают моих обидчиков, рыча и скуля, кусая и царапая все, что им попадается на пути.
Пока я смотрю на происходящую передо мной сцену, чья-то рука хватает меня за запястье и вытаскивает на улицу. Я не смотрю на верзилу, лежащего на тротуаре, когда мы проходим мимо. Я не останавливаюсь, чтобы забрать его «Узи» или свой пузырек с таблетками — две вещи, за которые позже буду винить себя. И я даже не хромаю. Все, о чем я могу думать, когда мы с Уэсом бежим через парковку, — это как можно быстрее убраться из этой адской дыры.
Как только мы оказываемся за хлебным фургоном, Уэс сует мне в руки пакеты с продуктами, а сам вытаскивает свой пистолет.
— Ты в порядке? — спрашивает он, натягивая поверх рубашки коричневую кожаную кобуру.
— Да, — фыркаю я, натягивая ручки пакетов по локти, чтобы они не свалились во время езды.
— Хорошо. — Он надевает свой черный шлем.
Хорошо.
Мои щеки покалывает, когда я сажусь на байк позади него. Как только моя задница оказывается на сиденье, я сильнее прижимаюсь к спине Уэса, и мы выезжаем с парковки на шоссе. Позади нас раздаются выстрелы, но я больше не смотрю назад.
Но и вперед я не смотрю.
Когда ты в трех днях от апокалипсиса, впереди тебя тоже ничего не ждет.
Направо, налево, направо, направо, налево.
Мы едем обратно, пробираясь через обломки на шоссе, и я чувствую, как погружаюсь в транс. По мере того, как адреналин от нашего побега улетучивается, забирая с собой остатки гидрокодонного кайфа, мой разум начинает блуждать в опасных местах. Никакие воспоминания по-прежнему не приходят. Только ощущения. Плохие. И еще одна случайная нежелательная картинка. Я не знаю, из реальной она жизни или из ночных кошмаров.
И не хочу этого знать.
Я крепко зажмуриваюсь и пытаюсь петь про себя, но каждая песня, которая приходит мне на ум — грустная. Или жестокая. Или все вместе. «Semi-Automatic» Twenty One Pilots наводит меня на мысли о «10 A.M. Automatic» группы The Black Keys, что в свою очередь о песне «Black Wave» K. Flay, после которой я начинаю думать о «Blood in the Cut» K. Flay, затем вспоминаю «CutYrTeeth» группы Kississippi и, в конце концов, в моей голове возникает «CutMyLip» группы TwentyOnePilots.
Я пытаюсь вспомнить какую-нибудь веселую песню у TwentyOnePilots, — хотя бы одна должна же быть, — когда Уэс резко поворачивает направо и въезжает в Хартвелл парк. На повороте я крепче прижимаюсь к нему, ручки от пакетов с едой врезаются мне в руки, перекрывая кровоснабжение, и я пытаюсь понять, какого черта мы здесь делаем.
Это место знало времена и получше. Теперь повсюду валяются обертки от еды из «Бургер Паласа», смятые пивные банки. Окурки разбросаны, как конфетти после вечеринки, и в дополнение ко всему, кто-то нарисовал баллончиком с черной краской гигантскую букву «Ш» поверх буквы «Х» на вывеске, так что теперь она гласила: «Шартвелл парк» (шарт в англ. языке — это слэнг, обозначающий случайное опорожнение во время выхода газов).
Ладно, этой работой я особенно горжусь.
Уэс заезжает прямо на газон и паркуется рядом с детской площадкой. Я неохотно отпускаю его и слезаю с грязного мотоцикла. Положив пакеты на землю, я начинаю массировать свои руки, чтобы вернуть в них кровообращение.
Как только Уэс снимает шлем, сразу хватает пакеты и забирается по желтой вертикальной лестнице в верхнюю часть игровой площадки. Я откидываю голову назад и, щурясь, наблюдаю, как он исчезает под крышей.
— Почему ты решил остановиться именно здесь? Ты любишь кататься на горках или типа того?
— Собаки не могут забираться по таким лестницам, — отвечает он, перекрикивая звук шуршащего пакета и открывающейся картонной коробки.
Вот черт!
Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедится в отсутствии трех потенциальных угроз, после чего поднимаюсь по лестнице и обнаруживаю Уэса, сидящего на полу спиной к перилам и отправляющего в рот последний кусочек протеинового батончика.
— Черт. Ты был действительно голоден.
Он комкает обертку, бросает ее в гору мусора что под нами и предлагает мне открытую коробку с батончиками. Жест добрый, но, когда он с хрустом откусывает еще один кусок химически модифицированных питательных веществ, его глаза выглядят сурово.
— Эм… спасибо. — Я достаю из коробки протеиновый батончик и снимаю обертку. В тот момент, когда мои зубы погружаются в этот брикет соленой сладости, из глубины моего горла вырывается невольный стон. Это первая вещь, которую я съела, не считая картошки фри из «Бургер Паласа» за последние несколько дней. А может, и дольше.
— Это было чертовски глупо.
Я проглатываю остатки батончика и отваживаюсь взглянуть на своего рассерженного спутника. Несмотря на то, что он сидит, а я стою, возвышаясь над ним, выражение его лица пугает меня до чертиков.
— Ох… да. Мне жаль.
— Я же сказал, что вытащу тебя оттуда, если ты будешь держать свой рот на замке и делать то, что я велю. Ты ни хрена меня не слушала.
Я вздрагиваю и выдавливаю из себя неловкую полуулыбку.
— Я делала то, что ты мне говорил, почти все время. — Моя полуулыбка превращается в гримасу.
— Да, а еще ты все это время держала свой гребаный рот на пределе возможностей. — Уэс опускает свой убийственный взгляд и снова начинает рыться в пакетах.
— Я же сказала, что мне очень жаль. Может быть, в следующий раз тебе стоит похитить кого-нибудь менее импульсивного.
Уэс срывает крышку с другой коробки, игнорируя меня.
Я скрещиваю руки на груди и пытаюсь надуть губы, но это довольно трудно сделать, когда он откручивает крышку от пакета с фруктовым пюре и выдавливает содержимое в рот, как пятилетний ребенок.
— Чувак, — хихикаю я, — ты неправильно живешь во время предстоящего Апокалипсиса. Через три дня мы все умрем, а ты сидишь здесь и беспокоишься о правильном рационе питания.
Уэс застывает с упаковкой пюре в дюйме от приоткрытых губ.
— Кто мы?
— Эм… я, ты, — я развожу руками и оглядываю пустую свалку, в которую превратился парк, — все вокруг.
— Я не собираюсь умирать, — отвечает Уэс и, обхватывая губами упаковку пюре, начинает его всасывать.