Эльфийское жертвоприношение (СИ) - Зайкина Нина (читаем книги txt) 📗
Пока шли, мне показалось, что Танн отвертит себе голову, рассматривая коридор, стены с картинами, устланную ковром лестницу, резные перила, дорогие канделябры. 'Во дворец его надо буде приглашать за неделю, чтоб освоился', - мелькнула мысль.
Танну досталась комната поменьше и в ней уже лежала на полу шкура медведя, видимо для Слока. Убранство комнаты было без лишнего богатства. Посередине стояла добротная дубовая кровать, стол со стулом, шкаф для одежды и окно украшенное бардовыми шторами. В углу комнаты стояла бадья с горячей водой, мочалка и набор масел.
Моя же комната была следующей и угловой. В ней убранство было схожее. Только сама комнатка побольше, всё выдержанно в золотом, а не багровом, как у Танна, цвете, так же был диванчик, напротив которого стояло два кресла. За диванчиком находились два окна, а не одно. Вход уже охранял стражник. У его двери мы попрощались, и я вошла в свою. Здесь тоже уже стояла бадья с горячей водой и ароматными маслами.
Я решила не откладывать удовольствие на потом, сбросила одежду и залезла в бадью. Как же приятно расслабиться после дороги в горячей воде. Ноги аж гудят от усталости. Ничего, сейчас расслаблюсь и буду как новенькая. Танн тоже устал с дороги. Я закрыла глаза и невольно представила, что он то же самое делает сейчас. Нет, так дело не пойдёт, надо с этим завязывать. Лучше подумать о чём-нибудь другом. Например, какой нагоняй получу от отца с матерью, когда домой вернусь. Ой, об этом тоже лучше не думать, приятного мало. Может я ещё о чём-нибудь подумала бы, но у меня заурчало в животе, требуя не расслабления, а как раз таки работы ложкой, на крайний случай вилкой.
В это момент в комнату зашли три молоденькие служанки, ещё совсем подростки, лет по четырнадцать.
— Мы пришли помочь Вам, — поклонились они.
К Танну, наверное, тоже служанок отправили… о чём это я?! Ах, да… о мочалке.
— Помыться я в состоянии сама, а вы пока подготовьте мне платье к обеду, — не хватало, чтоб меня ещё кто-то трогал, я пока могу и сама помыться. Настроение было безнадёжно испорчено.
Я быстренько помылась и завернулась в предложенное полотенце. Меня уже ждали с платьем нежно-салатового цвета. У него были открытые плечи и спина, а юбка была длинной до пола. К нему прилагались туфельки в тон на маленьком каблучке. Служанки соорудили мне причёску на голове, вплели туда искусственные розовые цветочки и ушли.
Я оглядела себя в зеркало. А в приличном виде я очень даже ничего, если не сказать больше. Точёная фигурка с узкой талией, красивая линия плеч, карие миндалевидные глаза, чуть курносый носик и слегка полноватые губки. Густые каштановые волосы с золотистым блеском и рыжеватыми искорками были уложены в затейливую причёску. Я улыбнулась и на щеках появились ямочки, которые меня очень красили. Не успела я собой полюбоваться, как раздался стук в дверь.
— Не заперто, входите, — я ожидала увидеть дворецкого Валдана, который позвал бы нас на обед (есть хотелось нестерпимо), но на пороге стоял Танн.
Он был одет в черные штаны и рубашку синего цвета в тон к глазам, черные волосы больше не топорщились, а были уложены и напомажены. Красавец мужчина!
Мы смотрели друг на друга. Вид у нас был мягко сказать глуповатый: открытый рот и глаза по медяку. Мы наверно, с минуту так стояли. Первой в себя пришла я:
— А костюмчик тебе идёт.
— Э-э-э… Спасибо. А ты… То есть Вы прекрасны… это платье… Вам очень идёт, Вы в нём неотразимы.
— Неотразима, потому что такой кошмар ни одно уважающее себя зеркало отражать не захочет? — подмигнула я. — А почему 'Вы'? Я же вроде здесь одна или меня уже двое? — усмехнулась я оглянувшись. Жестом пригласила Танна присесть на диванчик, а сама села напротив.
В камине горел огонь, согревая и успокаивая своим теплом, а заодно прихотливо отражаясь от поверхностей, искажая и делая волшебным всё вокруг.
— Я не могу к Вам обращаться на 'ты' — обстоятельства не позволяют, — сник Танн.
— А я могу на них повлиять? До этого ты меня называл на 'ты' и гром тебя, с ясного неба, не поразил! Что же изменилось со вчерашнего дня? Да, я переоделась и стала выглядеть по-другому, но я осталась прежней, всё той же Лиа, которую ты спас!
— И 'немощной' обозвал! — простонал синеглазый.
Он невозможен! Меня только и хватило всплеснуть руками! Танн сник совсем, даже посмотреть на меня боялся. Что же мне делать?! Как ему объяснить элементарные истины, не нуждающиеся в пояснении?!
Он молчал. О чём были его мысли, можно было только догадываться, на лице беспристрастная маска. Обижать его я не хотела. Он хороший, добрый — таких сейчас мало, пришёл мне на выручку, когда я думала, что мне конец. Вот помог бы он если бы на моём месте оказалась страшная старушка? Думаю, помог бы. Благодарности за помощь не потребовал, до Крелана довёл. Грубовато подкалывает, конечно, но и я себя в обиду не даю. И это всё ещё прилагается к умопомрачительной внешности — высокий, статный, синеглазый. Мм-м-м… Вот и сейчас встряхнул своими волнистыми чёрными волосами, повернувшись в профиль. А профиль… Прямой красивый нос с хищными ноздрями, высокие скулы, глаза в обрамлении густых черных ресниц… Я уже вся извелась и начинала ёрзать не по-королевски. И когда моё терпение готово было разорваться на тысячу мелких осколков, он спросил:
— Так Вы… то есть ты, та самая принцесса, что подложила 'свинью', то есть лягушку в торт на День рождения императора?!
Да, вопрос не в бровь, а в глаз! Что тут можно ответить?
— Нет, не я.
— А кто тогда?! У императора нет других дочерей!
— Если нет, зачем спрашиваешь! Конечно я, больше некому! — задрала свой курносик, в то время как приличная принцесса должна бы была скромно промолчать и густо покраснеть. Не на ту напали!
— Расскажи, слухи ходят разные, а правда одна. Расскажи.
Ну как ему откажешь?
— Ладно, если ты настаиваешь…
— Я не настаиваю, если не хочешь…
— Настаиваешь, настаиваешь!
— Хорошо, настаиваю, если ты настаиваешь.
— Я настаиваю?! Ну ты совсем совесть потерял!
— Так ты будешь рассказывать или нет?
— А я что же по-твоему пытаюсь сделать?
— Я уже слушаю, а ты к сути дела так и не подошла.
— Так вот, у меня есть любимица и вовсе не лягушка, а большая такая жаба, еле в две ладони умещается, вся в пупырчатых бородавках, скользкая, просто жуть, — о какой жути может идти речь, если при воспоминании о такой красавице земноводного племени у меня улыбка от уха до уха?
— ЖАБА?! У принцессы? Ты же должна их бояться — при виде их истерически визжать и лезть на стул!
— Должна, но не лезу и вряд ли буду! — глянула я на него.
— Понял, молчу, — стушевался под моим грозным взглядом Танн.
— Она у меня разгуливает по дворцу, доводя до икоты придворных дам и фрейлин. И надо же было ей забрести в пиршественный зал во время Дня рождения императора. Я хотела потихоньку вынести земноводную, пока её не заметили особо чувствительные дамы и не полезли на стол, но не получилось. Понимаешь, она у меня свободолюбивая и терпеть не может ограничения этой самой свободы. Когда я проходила мимо стола эта хулиганка вывернулась из рук и прыгнула. И надо же было ей умудриться приземлиться в самый центр торта.
— Зачем? — сложившись пополам, и сквозь слезы от смеха еле выдавил Танн.
— А ты предпочёл разбиться об пол или приземлиться мягкой посадкой?
— Второе, — только и выговорил он.
— Вот и она предпочла сливки, которые круглым ореолом обозначили её приземление, прекрасные сливки высочайшего качества. Вот только все дело в том, что на причёсках и дорогущих платьях смотрятся они плохо, зато хорошо на императоре, правда под нехорошим взглядом, который мне ничего приятного не обещал. А так как я была дальше всех от торта, мне и сливок досталось меньше, а взглядов даже больше чем жабе. А стульев так и вовсе не досталось. Да и уши слегка пострадали. Правда меня потом заставили с братом в наказание все это отдирать, но оно того стоило.
