Последний обоз (СИ) - Соло Анна (список книг .txt) 📗
Вдруг справа в подлеске зашуршало. Пока Нарок оборачивался на звук, торопливо разбирая брошенные поводья, Торвин в два конских скока поравнялась с ним и ткнула под кусты копьём. Что-то тёмное метнулось через тропу к возку, во все стороны полетели листья. Торвин ударила снова, и на этот раз попала, как надо. По ушам резанул отвратительный тоненький писк. Через миг он оборвался на самой высокой ноте, а поморийка вытянула своё копьё из-под борта возка. На него, словно на острогу, была насажена зубатка длиной в целый локоть, с толстым узорчатым панцирем и жутковатыми челюстями. Торвин упёрлась ногой тварюге в рыло и высвободила из её глотки своё оружие, а Добрыня подхватил добычу и прибрал в возок.
— Спишь, патрульный! — строго сказала Торвин Нароку, потом чуть тише добавила, — Если под листьями зашуршит, бей, не раздумывая. Понял? И не зевай, не жди, чтобы вот такое вылезло на тропу.
Нарок кивнул. Зубки у зубатки даже издали выглядели что надо, знакомиться с ними ближе совсем не хотелось. Тут подал голос Добрыня.
— Лебёдушка, — сказал он, — Стояночку бы нам. Лошади утомились, да и людям пора чего-нибудь пожевать.
— Не здесь, не в кустах, — возразила Торвин, почему-то позабыв обидеться на «Лебёдушку», — Думаю, остановимся у Куньей Норы. Но сильно задерживаться там не следует, нужно постараться выйти к переправе до темна. Если не успеем, придётся ночевать на Задворках.
В Куньей Норе Добрыню ждали всего трое лесовиков, так что торговые дела отняли совсем немного времени. Когда на торжке остались только свои, наступила пора обустраиваться на стоянку. Девушки стали таскать из лесу хворост, дядька Зуй затеплил костерок, Добрыня, всучив Вольнику два ведра, услал его за водой, а Торвин достала нож и села разделывать зубатку.
— Лошадей расседлай, — бросила она Нароку, — И проверь подковы. У тебя левый зад хлябает.
Коней Нарок любил, но дома ему приходилось иметь дело только со смирными, заморёнными работой беспородными скотинками наподобие Каравая. Гарнизонные же кони были много красивее и сильнее, и требовали от всадника куда больше умения. А учебные лошади, на которых ездили новобранцы, к тому же отличались вредностью и ехидным нравом. Поэтому начать работу Нарок решил не со своего Воробья, а с коня напарницы. Мышастенький Тууле* благодарно вздохнул, когда Нарок стащил с него седло, без баловства позволил снять с себя узду и надеть недоуздок. Нарок уже собрался было дойти до возка и спросить у Добрыни, где взять полагающийся патрульным лошадям корм, но его остановил недовольный голос Торвин:
— Эй, куда? Спину коню разотри. Насухо. И потник положи мокрой стороной вверх.
Нарок повесил потник на оглоблю сушиться, свернул в жгут пучок засохшей травы и принялся растирать Тууле, но голодный конь всё время оборачивался, теребил его губами за рукав.
— Сена дай, — тут же скомандовала Торвин.
— Давно бы дал, если бы некоторые тут не умничали, — недовольно подумал Нарок. Но вслух ничего не высказал и безропотно поплёлся к возку.
— Копыта проверить не забудь, — сурово напутствовала его Торвин.
Тем временем вернулся Вольник. Добрыня уже выпряг и отпустил пастись Каравая. Увидев полные вёдра, старый конь приковылял к ним и выпил всю воду без остатка, а потом вытер мокрую морду об Вольникову рубаху и громко фыркнул ему в лицо.
— Вода где? — спросил Добрыня, высовываясь из возка.
— В лошади.
— А должна быть в вёдрах. Топай давай, неси ещё. Да побыстрее поворачивайся, Нароку тоже коней поить.
— Ящеров хвост, точно, ещё же воду таскать, — подумал Нарок, — Вот только этого мне для полного счастья и не доставало…
Он как раз стоял, нагнувшись, у конского плеча и выковыривал камешки и лесной мусор из переднего копыта. Почуяв, что человек отвлёкся, Воробей повернул голову и чувствительно тяпнул Нарока за зад.
— Ах ты ж! — воскликнул тот, выпрямляясь и роняя конское копыто точнёшенько себе на ногу. Воробей немедленно со вздохом облегчения всем весом наступил на неё. Нарок высвободился и в отместку ткнул Воробья в рёбра кулаком.
— Не бей коня, — тут же подала голос Торвин.
Потихоньку начиная закипать, Нарок поднял глаза и увидел, что за ним с интересом наблюдает уже не только Торвин, но и дядька Зуй, а заодно и Омела с Тишей. «Нашли развлечение,» — мрачно подумал он. Однако надо было действовать. Впереди его ожидало самое сложное — задние копыта. И разболтавшаяся подкова.
Нарок нашёл в седельной сумке несколько запасных ухналей**, взял их в зубы, а за пояс сунул лёгкий топорик. Потом решительно подошёл к Воробью слева, провёл рукой по его спине, крупу и задней ноге, ухватился за щётку над копытом, потянул вверх и… ничего не произошло. Противная скотина будто нарочно подвалилась в его сторону, оперев правую ногу на зацеп. «Ах так, — подумал Нарок, — Ну сейчас я тебя удивлю.» Он вытащил из кошеля маленький сухарик, показал коню и чуть потёр пальцами. Хитрость удалась. Воробей, заинтересовавшись звуком, повернул голову влево и перенёс вес на правую заднюю ногу. Нарок тут же крепко схватил левую за бабку и потянул вверх. Воробей дрыгнул пару раз ногой, надеясь высвободиться, но Нарок отпускать не стал. Вместо этого он чуть оттянул конскую ногу назад, положил копыто себе на бедро, а спиной упёрся Воробью в голень. Тот с благодарностью уселся сверху, взвалив изрядную часть своего веса на спину столь услужливого двуногого. «Зато хоть не вырывается,» — подумал Нарок.
Подкова и впрямь болталась на честном слове, три ухналя потерялись, остальные ослабли. Вычистив из копыта грязь, Нарок прижал её на место, приготовил ухналь, замахнулся обухом топорика… Воробей резко хлестнул хвостом — и выбитый из пальцев Нарока гвоздь упал на землю. Заодно Нарок от неожиданности упустил и остальные, которые держал в зубах. Он досадливо прикусил губу. Положение складывалось незавидное: предстояло или выпустить конскую ногу, поднять гвозди, а потом снова уговаривать Воробья дать копытце, или попытаться поднять с земли ближайший гвоздь прямо с конём на спине, рискуя клюнуть под его тяжестью носом в пыль. И тут на выручку пришла Омела. Она быстро подобрала упавшее и встала рядом с Нароком, протягивая ему шляпкой один из гвоздей. Он взял, с трудом веря такому счастью. И замер, заглядевшись в её дивные глаза. «Ну что же ты? — шепнула ему Омела, — Конь Удачи не теряет подков.» Почему-то эти простые слова подействовали. Сразу позабыв о строгом взгляде Торвин и насмешливом — дядьки Зуя, Нарок ловко прибил подкову на место, загнул барашки, затем, аккуратно поставив ногу Воробья на землю, ласково почесал его под гривой и отдал коню обещанный сухарь.
Позже, топая по тропинке к кринице***, Нарок сам удивлялся, как это спокойный, доверчивый взгляд Омелы и её простые слова в два счёта превратили его из безрукого недотёпы в парня-удачу. Он пришёл к выводу, что это, вероятно, особая лесная магия. Чем-то подобным, только с обратным действием, без сомнения, обладала Торвин. Стоило Нароку, воротившись к стоянке с полными вёдрами, встретиться с ней глазами, он немедленно споткнулся и проплеснул воды себе в сапог.
Передышка, действительно, вышла недолгой. Лошади поели и восстановили немного силы, люди подкрепились травяным взваром и мясом зубатки, и вскоре снова пора было трогаться в путь. Перед тем, как сняться со стоянки, Торвин звучно хлопнула в ладоши и сказала:
— Послушайте меня. Для кого-то в моих словах сейчас не будет ничего нового, но я должна быть уверена, что каждый из вас предупреждён. Очень скоро тропа выйдет из леса на край Рискайской пустоши. До торжка на Задворках мы будем ехать без остановок, ровным ходом, не растягиваясь, но и не сбиваясь в кучу. Едва ли мы встретимся с ракшасьей ватагой в это время круга, но знайте: любое движение с пустоши — это опасность. Если оттуда кто-то или что-то начинает двигаться в нашу сторону, немедленно останавливаемся, стоим спокойно и молим Небесных Помощников о том, чтобы жители Риская нами не заинтересовались. Молча.
— Что молча? — поинтересовался Вольник.
