Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария (книга регистрации .txt) 📗
Однако я ошибалась. Была ли то жадность, или же мастера Глааса одолевали куда более сложные чувства, но от его резкого окрика разбойники на время притихли.
— Молчать! Снова бабьи пересуды! — воскликнул Глаас, кривясь и сплевывая. — Если б я и выкинул эту девку в ближайшую канаву, так только потому, что от нее вы переняли куриный бабский ум, как заразу! С чего вы, сучьи дети, решили, что оборотни угомонятся, если оставить им Ирну? Сами придумали какую-то порчу, сами же в нее и поверили. Теперь еще и оборотней, вшивую дикую погань, разумом наделяете! Да, ума у них поболе, чем у волка или собаки, однако же не настолько, чтобы перебирать харчами. Сегодня мы отдадим им пленников, а завтра они вернутся. Кого мы им тогда скормим? Тебя, Соль? Или Кирру, от которого все равно никакого толку — одни разговоры о колдовстве и порче? Оголодавшее зверье просто-напросто хочет жрать, и никакой колдовской подоплеки здесь нет!
— Пусть так, — задиристо ответил Кирру, задетый за живое тем, что его назвали бесполезным. — Однако из-за оборотней мы остались без воды, лошади устали, да и мы сами все утро глотаем одну лишь пыль! Оставим им пленников — и они отстанут хотя бы на время.
— Так оставайся в следующий раз при своей жене, — рявкнул Глаас. — Будешь глотать помои, которые она состряпает на те нищенские деньги, что ты заработаешь в своем захолустье! Или ты не знал, что на пустошах людям приходится тяжко, а дорога иной раз опасна? Я смотрю, давно вам перья не щипали, и от везения этого вы стали нежными, точно ликандрийские щеголи! Забыли, сколько раз приходилось уносить ноги от слуг короля? В тех передрягах сложили головы и Райс Добряк, и Лийно — славные ребята! Но даже тогда я не слыхал столь позорного нытья!
— Так в слугах у короля ходят люди, а не нечисть, — буркнул кто-то.
— Нечисть! Ха! — Глаас нарочито презрительно ухмыльнулся. — Вшивое зверье, сбившееся в стаю, и оттого обнаглевшее! Днем эти твари забиваются в темные щели и нос боятся показать. Королевская стража солнца не боится, да еще и спустит шкуру полосками перед тем, как прикончить. Пораскиньте мозгами — что такого страшного в этих пустобрехах-оборотнях? Пусть мы останемся без воды на день, но к ночи выйдем к реке, если повернем на восток, а затем двинемся вдоль Ширека. Пусть попробуют отравить проточную воду!..
— Но путь вдоль Ширека вдвое длиннее, — неуверенно возразили ему.
— Зато у нас будет вдоволь воды, и мы сохраним все наше добро, — отрезал Глаас. — Не для того я торчал полгода на этих проклятых пустошах, чтобы смотреть, как у меня меж пальцев утекают деньги. А пленники — это деньги, и немалые. Разве для кого-то из вас они лишние настолько, чтобы швыряться монетами направо и налево? Мы продадим этих ребят, а выручку разделим между собой, и зимой, славно гуляя на праздники, я выпью за то, чтобы оборотни передохли с голоду. Пусть твари подавятся, я никому не отдам даром то, что пришло по воле богов в мои руки. Ни людям, ни нелюдям. И меня не испугать воем или падалью в колодце!
Речь эта пресекла недовольное ворчание. Главарь обратился к жадности своих людей, и она тут же отозвалась, заставив глаза разбойников заблестеть. Однако мне показалось, что Глаас не так уверен в своих словах, как хочет показать. Из подслушанных разговоров я поняла, что река не так уж близко, а уставшие лошади не смогут идти быстро. К воде ранее следующего полудня добраться при таких обстоятельствах не удалось бы — главарь намеренно солгал, и об этом знали. Погода выдалась ясная, солнечная, пить хотелось все сильнее.
После полудня ропот стал громче и мастер Глаас неохотно разрешил открыть бочку с той самой ядреной брагой. Она не слишком-то помогла, да и хмель оказался злым: вместо веселых разговоров слышалась только ругань. Я отказалась пить, чихнув от едкого запаха, и, сохранив ясный ум, видела все яснее: усталость, страх и пьяная одурь — плохое подспорье в пути. Любая пустячная стычка могла обернуться дракой, а любая драка стала бы началом бунта. И так как нас, пленников, защищала только воля Глааса — я боялась все сильнее.
— Ох, Хорвек, что же мы будем делать, если они решат оставить нас оборотням? — спросила я у бывшего демона, улучив минутку.
— Пока не оставили, — ответил он. — Жадность в этих людях сильнее страха, иначе они не подались бы в разбойники.
Глаас, судя по всему, считал так же, и лишь изредка грозно окликал по имени тех, кто начинал грызться между собой. Остановиться решили задолго до наступления темноты, пока не пришли оборотни.
— Упьетесь — вам крышка! — объявил Глаас, свирепо поглядывая на тех, кто подбирался к бочке с брагой. — Или вы думаете, что оборотни будут только визжать, пока вы спите мертвецким сном? Эта ночь будет ничем не легче предыдущей.
— Вон там, на горе! — разбойники зашумели, указывая на склон, залитый золотым предзакатным светом. — Снова она! Смотрите, она ждет!
И впрямь — среди камней стояла женщина в черном плаще. Ее длинные светлые волосы трепал ветер, лица было не разобрать, но я знала, что оно обезображено ожогами. Словно позволяя себя хорошо рассмотреть, она нарочито медленно отступила в тень и растворилась там бесследно. То было недвусмысленное обещание новой бессонной ночи — так оно и вышло. Разбойники досадовали от усталости и недосыпа, от тяжелой дороги, протяженность которой должна была увеличиться вдвое — но разговоры о том, что во всех этих бедах виноваты пленники, велись пока что вполголоса. Вновь горели всю ночь костры, вновь ржали лошади, а из-за воя в ушах звенело, словно от хорошей затрещины.
От недостатка воды у всех потрескались губы, а у Хорвека, которому не досталось ни капли, и вовсе вокруг рта запеклась кровь, но едва только солнце встало, как мы двинулись в путь. Теперь люди подталкивали повозки, вели лошадей под уздцы, тащили поклажу на себе. Бывший демон теперь шел пешком вместе с остальными, звеня цепями — Глаас припомнил о своем обещании отрубить ему голову, если вдруг покажется, что живой пленник стал в тягость.
— Падут лошади — запрягу всех в повозки и буду погонять кнутом! — гремел голос Глааса. — Ширек близко! Там напьемся вволю!
Дорога становилась все хуже и иногда мне казалось, что сейчас оборотни в человеческом обличье могут легко победить измученных, уставших разбойников. Но слуги колдуньи не появлялись, и по лицу Хорвека я видела, что он чует в этом какой-то хитрый замысел.
После полудня дорога начала уходить вниз, склоны зазеленели, и вдали, между ивами, мелькнула серебристая лента реки. Лошади заржали, почуяв воду. Раздался смех, на лицах появились улыбки, словно до сей поры все были готовы поверить в темную магию оборотней, которая заставит реку исчезнуть.
— Берега у Ширека болотисты, — задумчиво обратился к Глаасу Скиллум-Вороненок, не поддавшийся общей радости. — Это будет трудный путь. Оборотни загнали нас туда, где мы сами себя погубим. Все-таки лучше было бы избавиться от Ирну — зуб даю, это из-за него случился переполох.
— Наши повозки тяжелы — так не лучше ли заодно избавиться от повозок и идти вовсе налегке? — огрызнулся мастер Глаас. — Пленников я никому не подарю, так и знай!
Спуск был быстрым — жажда подгоняла нас лучше любых напутствий и угроз Глааса. После пыльных дорог пустошей прибрежная зелень казалась мне райскими угодьями, где гуляют сами боги. Дорога вилась между мирными зарослями старых ив, лишь самую малость пожелтевших в преддверии осени, и радостное возбуждение нарастало, притупляя бдительность. Оттого даже Глаас был захвачен врасплох, когда оказалось, что место на берегу занято: у реки остановился отдохнуть какой-то нарядный господин: на зеленой траве стоял узорчатый шатер, рядом паслось несколько прекрасных лошадей, а около костра суетились двое юных слуг, один другого миловиднее.
— Что за черт? — раздалось встревоженное бормотание. — Откуда здесь взяться богатею? Уж не новые ли это колдовские штучки? Никак это обман, видение!
Но от котелка шел сытный дух, слуги добродушно переругивались, как это и полагалось им по должности, а из шатра показался их господин — веселый толстячок в яркой одежде, которая, несомненно, привела бы в полный восторг моего бедного дядюшку, имевшего склонность к обилию кружев и золоченых галунов.
