Игра со Смертью (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Я молча ждал…Он мне нужен. Этот знак. Щелчок. Этот выстрел. Скажи Эйбель…Произнеси эти слова. И он сказал. Он, мать его, их произнёс!
— Ради гребаного Носферату. Чтоб, ты сука, жил. Не ради отца. Знала, что ты, животное, убьешь ее, и все равно осталась с тобой, когда я все устроил для побега. Из — за тебя. Ты ее убил. Она любила, а ты убил!
И я зарычал, подаваясь вперёд, слыша, как разрывает уши не выстрел, а оглушительный взрыв, чувствуя, как впивается в тело металл. С лязгом падали на землю звенья цепи, освобождая, признавая своё поражение.
Вскинул руку вперёд и схватил Доктора за горло, удовлетворённо оскалившись, когда он начал беспомощно отбиваться, хватаясь руками за моё запястье. Грёбаный ублюдок не знал, что я не разжал бы руку, даже если бы её мне сейчас отрезали.
Открыл рот в попытке заорать, но не успел. Всего одно движение, отточенное долгими годами, и грозный Доктор мычит в немой истерике боли, пока его язык чёрным пятном падает на окровавленный пол, вырванный мною в одно мгновение. В его горле булькает кровь, а я слизываю ее с него, поднимая окровавленное лицо, давая ему полюбоваться, как мне, мать его, вкусно жрать его живьем.
Протащил ублюдка к самой дальней стене, впечатывая в неё спиной. Я бил его кулаками, вдыхая в себя аромат его крови, наслаждаясь хрустом сломанных костей. Пряный аромат ЕГО крови. Вонзиться клыками в его плоть…Разорвать его на части. Растерзать. Дьявол. Как же я хотел его растерзать. На куски, на ошметки, но я смотрел в его глаза, и видел в них лютый ужас. Испугался, подонок? Да. Это я — Смерть. Твоя Смерть!
— Признайся, тварь, ты же только сейчас понял, кого сотворил?! — Я расхохотался, чувствуя, как оно выходит наружу. Как оно, наконец, вырывается из этого проклятого заточения. И я не делал попытки остановить его. Моё безумие. Настало его время. Оно победило. Оно смаковало вкус победы… провонявший поражением.
— Ты, сука, — размах, и Эйбель разевает рот в беззвучном крике, а я снова смеюсь, шаря рукой в его теле, — ты же только сейчас понял, что создал не идеальный объект…Великий учёный Альберт Эйбель, — рывком выдернул руку вместе с частью его внутренностей, — ты методично создавал собственного убийцу. Видишь, как я потрошу тебя, Доктор? Как ты потрошил ее!
Показал ему окровавленный клубок кишок и отшвырнул в сторону. Он бился в моих руках, не желая сдаваться, с надеждой глядя на дверь. Но мне было наплевать…Потому что, даже если бы сейчас кто — то и вошёл, я всё равно успею сделать своё. А после…после уже ничего не имело значения. Для меня больше ничего не имело значения. Только не в том мире, где больше не будет её глаз и улыбки. Только не в том мире, где жертва может любить своего убийцу больше собственной жизни. Но сейчас я не думал. Я не обращал внимания на его слова, произнесённые раньше. На то, что они яркими картинами вспыхивали в мозгу. Я их видел. Будь оно всё проклято. Я видел всё, что он рассказывал. У меня перед глазами проносилась вся её жизнь. И её чувства. И я никогда не ненавидел её больше, чем в эти мгновения. Никогда. Даже когда, вонзал нож в её сердце. Потому что она, блядь, она смолчала…в очередной раз. Ушла, оставив меня наедине с моей ненавистью к ней. И к себе. Но это всё потом. Потом я обязательно поговорю с ней. Я найду её тело…нет, её прах. Если не здесь, на Земле, то там. В том самом нашем Аду. Но это всё после. Потому что сейчас я видел перед собой только скривившегося в дикой агонии мучений Доктора и слышал его сердце. Его сердце стучало в бешеном ритме страха, искушая, призывая утолить вековой голод. Поставить последнюю точку в том журнале, что он вёл.
Я склонился к его лицу, впитывая в себя его ужас, смешанный с запахом отчаяния. И больше всего на свете сейчас я жалел о том, что он не увидит того, что я сделаю.
— Есть такая легенда, Доктор, — это ни с чем не сравнимое удовольствие — разрывать его грудь когтями, сжимать его сердце собственными пальцами, чувствуя, как оно трепыхается в моей ладони, — что съевший сердце своего заклятого врага, получает всю его силу… — сжал руку сильнее, и его глаза начали закатываться, он обессилено упал на колени передо мной. — Но мне не нужна сила такой трусливой мрази, как ты, Эйбель. — Я склонился над ним, наблюдая, как он всё же из последних сил пытается держать глаза открытыми. — Я просто хочу сожрать твоё сердце. Ты, знаменитый Доктор, сам Альберт Эйбель, — безумие рассмеялось, вступая в свои полные права, — ты станешь всего лишь ужином ублюдка Носферату. Ничтожного. Ублюдка. Носферату!
Безумие хохотало и скалилось окровавленным ртом, и его дикий хохот разносился по всему подвалу, пока я жадно вгрызался зубами в сердце Эйбеля. Пока я смаковал на языке вкус свершившейся мести, самый изысканный и дорогой вкус, стоя над трупом некогда грозного Доктора.
Вендетта — моё любимое блюдо, единственное, которое с готовностью подают даже в Аду.
Глава 23
Я пребывала в том самом кошмаре, который могли видеть только смертные. Когда все слышишь и чувствуешь, но не можешь даже пошевелиться. Открыть глаза, вздохнуть.
Словно проклятое дежа вю, которое перенесло меня на несколько десятилетий назад… когда я точно так же видела себя со стороны на том самом столе, где отец «спасал» меня, вырезая из меня жизнь.
Но сейчас этот кошмар длился долго. Очень долго, он не заканчивался с того момента, как я увидела себя со стороны. Никогда не верила, что такое может быть на самом деле, когда становишься бестелесной субстанцией, которая всё видит, слышит, чувствует, но ее как бы и нет. Я до сих пор не знаю, мне это привиделось, за гранью сознания, когда мое сердце перестало биться, или все происходило на самом деле?
Я увидела нас… на постели. Я думала, это сон, и мы лежим вдвоем, как и все последнее время, когда я пребывала в эйфории счастья, любимая им до такой сумасшедшей нежности, на которую не способен ни один мужчина… пока не заметила, как поему атласному белому платью на груди расползлось черное, уродливое кровавое пятно, пока не увидела, как Рино гладит мои волосы, зарываясь в них лицом и дрожащими пальцами, как по его щекам катятся слезы.
«Я — девочка… Хочешь, я буду только твоей девочкой?»
И мне стало больно… да, мне, бестелесной, какой — то совершенно невесомо чужой в этой комнате, снова стало невыносимо больно. За него. Я никогда не представляла, как выглядит со стороны отчаяние, как выглядят черные ядовитые угрызения совести и осознание содеянного. Как выглядит необратимость. Это жутко. Она окутывает все вокруг вязким болотом безысходности. Словно не только я мертва, но и он вместе со мной. Он разлагается на живую, его сжирают черви тоски и безумия. Он горит в собственном Аду.
«Я не могла вернуться раньше, но я много думала о тебе. Каждый день. Писала тебе письма. Я покажу их, и, если захочешь, все тебе прочту. Все до единого, и ты будешь знать, как сильно я скучала по тебе…»
В нем не осталось ничего человеческого. Жуткий Носферату в своей самой страшной утрате, воющий от боли зверь, дрожащий и такой опасно — уязвимый. Он бы метался по своей клетке…но ему дороги эти последние минуты, которые он может провести рядом со мной.
«— Моя девочка?
— Твоя девочка, а они пусть сгорят все…
— Зачем? Дом подожгла?
— Не хочу, чтоб тебя трогали. Не хочу…не могу. Пусть не трогают тебя никогда. Никто».
Что же ты наделал, Рино? Мой Рино. Зачем ты убил нас обоих?…Ведь нам все равно не быть вместе… даже здесь, за гранью бессмертия. Мне так жаль тебя… мне невыносимо жаль моего убийцу, который никогда не сможет себя простить и в тот же момент не жалеет о содеянном.
«Больше никогда, девочка, никогда в жизни я не причиню тебе боль, Викки»
Это не свобода, Рино, ты заточил себя в каменный мешок, откуда нет выхода. Точнее, есть…и мне жутко, потому что я знаю — рано или поздно ты найдешь этот выход…или ты изначально знал о нём. Возможно, и это решение ты тоже успел принять. И мы расстанемся навечно…
