Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (книги txt) 📗
Голова закружилась, руки ослабли, а грудь словно поросла железом и застыла, не имея возможности впустить в себя воздух. Зубы скрипнули, щеки разболелись, и я с трудом разжал челюсть. Отмахиваясь от образов, лишающих надежду, встряхнул письмо и заставил себя читать дальше. Но никак не отпускало понимание, что если Асфирель в самом деле вернулась к Волтуару, то я не посмею потревожить ее счастье снова.
Но тогда она бы писала Елрех не только по великим праздникам…
«Здравствуй, Елрех.
В некоторых местах у вас слишком дорогая бумага, а я испортила уже два листа. У меня дрожат руки, а в голове настоящий бардак. Не знаю, что тебе написать, но я точно не буду просить прощения. Мой уход от вас – подарок для всех. Не ищи меня. Надеюсь, ты не настолько глупая для такой затеи.
У меня все хорошо. Я учусь заново жить, и мне кажется, что у меня все получается. Иногда, конечно, грустно, но скучать не приходится. Все время занята исцелением зверей или расчленением мертвых. Изучаю по ним строение внутренностей. Это… занимательно. Знала бы ты, какая у меня сварливая наставница! Никогда не думала, что встречу кого‑то скандальнее тебя! Но обойдусь без подробностей. В другое время пробую улучшить свойства лечебных настоев и мазей.
В остальном порядок. Дом, огородик, заусенцы, мозоли, обычные хлопоты… Это доставляет удовольствие»
Наткнувшись на несколько строк, залитые чернилами, позволил себе краткий отдых и потер глаза. В груди все объяла вьюга, и выла так, как никогда не выла в Ледяной пустоши. Глотнув воздуха, облизал губы и нетерпеливо отыскал начало прерванного текста.
«Я очень скучаю по тебе. По всем. Порой безумно хочу всех обнять, но одергиваю себя до того, как срываюсь собирать вещи. Я точно устала жить прошлым. И мне очень надоело думать о будущем. Знаешь»…
Вьюга закружила ледяными осколками, вонзила в сердце, но вопреки россказням Ани, боль не уняла. Пронзила ею, будто распарывала острыми гранями душу. Листок под большими пальцами помялся. Буквы плыли перед глазами, заслоненные полупрозрачной пеленой. Тишина в комнате смутила, и я стиснул зубы до скрежета. Захотелось отложить письмо недочитанным, но жадность… Такой жадности я никогда прежде не испытывал. Казалось, я убью любого, кто посмеет отнять у меня этот хрупкий клочок дешевой афитакской бумаги. Убью даже самого себя, если отложу его прямо сейчас. Буду убивать долго, медленно и самым мучительным способом, как убивал все это время, когда попрощался с одним прошлым, выбирая другое – ненужное, но к которому всегда упрямо и самонадеянно стремился.
…«у меня появилось много времени подумать обо всем произошедшем с нами. Появилось время поразмышлять о жизни. Я… Наверное, не скажу тебе ничего нового, но мне важно поделиться этим открытием. Моим открытием. Наверное, я, наконец‑то, прозрела.
Пожалуйста, никогда не трать силы на прошлое. Его нельзя вернуть. Никак. И никогда не трать время на размышления о будущем, потому что это растраты бесценного ресурса впустую. Будущее неотвратимо. Оно в любом случае наступит, неважно думаешь ты о нем или нет. Настоящее – только это одно время важно. Как бы ни было трудно, старайся черпать счастье из настоящего. Только оно стоит усилий, все остальное дарит всего лишь пустышку. Но обманчивое счастье не принесет удовлетворения. Не обманывай себя добрыми воспоминаниями и не дари себе ложных надежд красочными мечтаниями.
Елрех, я люблю тебя. Мне о многом хочется рассказать тебе, но меня торопят. Я напишу еще. Потом.
Твоя…
Извини, что так много зачеркиваний.
Твоя душой, мыслями и сердцем. Береги всех»
Услышав тихий скрип, поднял голову. Ромиар шептался с Елрех и осторожно закрывал за собой дверь. Раздался щелчок, заставивший меня вздрогнуть. В комнате я остался один. Наедине с мучительными чувствами и тонкой стопкой листов.
Аня
Солнце пробивалось лучиками сквозь густую крону старых деревьев. Проникало в тени, падало на мшистые толстые корни, на небольшие кочки. Согревало теплом сырую землю, позволяло вырасти грибам. И они росли на ясных проплешинах среди теней, как яркие крапинки на темно‑зеленом и сером покрывале – красные мухоморы, сизые грибы последнего веселья, белые поганки… Среди ядовитых и зачастую одновременно целебных грибов затесались и боровики. Вокруг них кружили мухи, ползали слизни. Туда же, привыкнув к моему присутствию и смелея, спускались пичуги с красочным оперением. Они верещали, общаясь между собой, и весь лес звенел от их голоса.
Сидя в центре полюбившейся полянки, я положила руки на колени скрещенных по‑турецки ног и закрыла глаза. Вдохнула поглубже лесной воздух, прогнала с сердца тревоги, связанные с последними рассветами. Конечно же, моментально ничего не ушло, но я старалась бороться с раздражением. А поэтому…
Зажмурилась покрепче, представила маму и папу, сидящих на кухне уютной квартиры…
Прислонилась поясницей к столешнице кухонной мебели, стиснула двумя ладонями стакан с вишневым компотом и улыбнулась маме. Она спросила о моих делах, и я, только ожидая этого вопроса, с готовностью ответила:
– Уже все хорошо. Представляешь, позапрошлым рассветом ко мне пришла молоденькая девушка, у которой из‑за обычной простуды выскочил герпес на губе. Тут его, по крайней мере, в простонародье, называют жабьей меткой. Считают, что недуг вызывают завистники любви. – С улыбкой покачала головой, удивляясь местному населению. – Разумные существа любят находить знаки даже там, где их быть не может. Даже совсем над старенькими подшучивают, если у них высыпает герпес, что они ударились в молодость и кто‑то завидует их любви. А те и рады… Сразу посматривают на всех соседских дедов или бабушек и гадают, кто именно на них запал по скуке.
Тряхнула волосами и вернулась к своим делам и наивной девушке:
– Так вот приходит она ко мне, а у нее герпес расползся по всему лицу. Плачет, едва ли не в припадке. Боится, что на всю жизнь теперь останется с жабьей меткой. Я вижу, что дела действительно плохи. И можно было бы вылечить кожу с помощью Айссии, но надо же обнаружить корень болезни. Кожа кожей, но залечить внешние признаки внутренней проблемы – не значит, избавиться от нее. И я начала расспрашивать, все ли мои наставления девушка выполняла. Она рыдает и кивает. Я прошу ее перечислить, и та без труда перечисляет. Все два настоя от простуды, одно укрепляющее зелье, мазь на герпес и само собой отдых в кровати. Все верно. Все, что я могла назначить. Конечно, очень плохо, что в поселении проблема с бумагой… На дощечках или коре все мелочи фиксировать трудно, – пожаловалась родителям, и получив в ответ несколько ободряющих фраз от папы, обняла себя. Продолжила делиться одной из самых ярких причин раздражения последних рассветов: – Снова осмотрев девушку, поняла, что одна не справлюсь. Что явно простуда оказалась не совсем ею. И я сходила за Раильей.
Упоминание наставницы, заставило поежиться, но в тот же миг вызвало улыбку. Какой бы стервой старая эльфийка ни была в общении, но за каждую жизнь она боролась с тем же жгучим остервенением. А ум, скрывающийся в седой голове, поражал ясностью соображений.
– Раилья пришла, осмотрела девицу, переспросила все то, что спрашивала и я. А потом елейно, как только эта старуха безжалостная умеет, спросила, не исцелялась ли девка чем‑нибудь еще. Та отнекивалась, но как‑то неубедительно. И я насела на нее вместе с Раильей. Представляете, что выяснилось? – Я скрестила руки на груди, чувствуя то острое раздражение, которое испытывала в последние дни при встрече со всеми болеющими. – Она смачивала на всю Луну герпес настоем из дубовой коры. Ее так подружка научила! А на рассвете протирала обезболивающей мазью и стирала размокшую болячку с губы. При этом и впрямь все мои наставления выполняла строго по шагам Солнца!
Хохотнула, опуская голову и подперев лоб ладонью. Мама мягким тоном попросила набраться побольше терпения – я тяжело вздохнула.
