Цена предательства (СИ) - Пафут Наталья (книги бесплатно .TXT) 📗
Мы вышли из дворца вместе.
— O… — Она глубоко вдохнула. — Я и забыла как здесь красиво…
Оборачиваясь, она смотрела на все это: величественную гору имперского дворца. Пушистые, темные верхушки деревьев. Холмистую лужайку. Цветы в ухоженных клумбах. Прямые, уходящие в разные стороны дорожки. Легкий ветерок был нежным, как дыхание, и нес в себе аромат слишком сложный и опьяняющий, чтобы можно было его определить.
Я позволил Мире вести меня, показывая парк, рассказывая разные смешные истории из ее детства:
— А вот на это дерево мы залезли с Алеком и я упала, шмякнулась прямо на задницу, как отец потом ругал брата…
— Мы нашли птенца, ухаживали за ним, но он умер, мы здесь его похоронили, я так плакала…
Ее осторожные шаги привели нас к розам.
Приблизившись к ним, она протянула руку и погладила хрупкие лепестки цветов величиною с ладонь. Потом наклонилась и вдохнула их аромат. У меня сжалось сердце от мрачных предчувствий, она была так ранима и хрупка, как эти розы. С отчаянием я понимал, что не имею права быть рядом с ней.
Выпрямившись, она начала смеяться. Вообще без причин. Это просто… как будто ее сердце внезапно обрело крылья, порхая в груди, апатия, которая одолевала ее последний месяц, ушла прочь, уступая место яркому приливу энергии.
Я наблюдал за ней с улыбкой на лице.
— Я хочу побежать.
Мира, не думая о наблюдающих за ней охранников или достоинстве, которое принцесса должна блюсти, отбросив в сторону большую часть приличий, она подобрала светлый подол платья и побежала так быстро, как позволяли ее ноги. Упругая трава ласкала ее ступни, волосы развивались за ее спиной, а воздух бил в лицо.
Я наблюдал за Мирой, которая, кружась, бегала по траве. Ее воздушное платье развевалось за ее спиной, напоминая крылья.
Любовь как болезнь — она медленно и незаметно подтачивает человека, а замечаешь это лишь тогда, когда уже хочешь избавиться от нее, но тут силы тебе изменяют. Я знал, знал, что должен уйти, освободить это дитя, это прекрасное, чистое солнечное создание. Я почувствовал невыносимо острую боль. Казалось, что-то рвет, разрывает мое сердце. Великие Создатели, неужели я способен так страдать, страдать от любви? Я смотрю на себя со стороны, но ничего не могу с собой поделать. Знаю, что, если Мира будет со мной, это убьет ее. Я должен защитить ее и уйти — от этого моя боль становится в тысячу раз сильнее. Знаю, что в конце концов все пройдет, она забудет меня, у нее все впереди, но это мне не помогает.
Мира
Любое пространство, куда бы Рем ни входил, сразу же подчинялось ему, и комната не стала исключением. Сила его ауры подавляла. Наконец-то мы скрылись от назойливых глаз охранников, преследующих нас на каждом шагу вне моей комнаты. Я заперла дверь изнутри. Все, теперь мы в абсолютной безопасности…Мне хочется отгородиться от внешнего мира, меня так страшит будущее.
— Бывает с тобой, — сказала я ардорца, когда мы уселись в диванной, — бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего хорошего уже не будет — ничего; что все, что хорошее, то было? И все очень страшно?
Рем ничего не ответил, только обнял крепко и нежно поцеловал меня, шепча слова любви и пытаясь успокоить. Я задрожала, он держал меня с большой осторожностью.
— А еще — сказала я. — У меня теперь часто бывает, что все хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что все это уж конец скоро и что умирать нам всем надо…
И страхи, терзавшие меня последнее время, ожили вновь, заставляя сердце то бешено колотиться, то мучительно замирать, а кровь то отливать от щек, то обжигать их румянцем. Я не хочу его потерять. Я вдруг с полной, кристальной ясностью поняла и осознала — он мой, я его люблю.
Моргнув, я открыла глаза и посмотрела на Рема, и когда наши взгляды встретились, мы одновременно произнесли:
— Я не хочу, чтобы ты уходила.
— Я не хочу тебя покидать.
Я помолчала,
— Я поговорю с отцом, я все ему объясню, он меня поймет…
— Нет, — твердо сказал Рем, мелкая дрожь пробежала по его коже… или это блики свечей?
— Ты не хочешь быть со мной?
— Очень хочу, но ты не пойдешь к Дарко, он жестокий, опасный человек.
— Он мой отец, он меня любит…
Обхватив руками свою женщину, прижавшись к ней своим телом, ощущая ее запах, словно солнце сияло над ним, несмотря на ночь, Рем повторил:
— Нет, ты никуда не пойдешь, тем более к этому садисту. Он никого не любит, даже не обольщайся. Ты не пойдешь! Я приказываю!
Рем, провел пальцем по моей щеке, а затем по линии челюсти и вниз по шее. Его фиолетовые глаза следовали по пути его пальца. Выражение глаз было нечитаемым, лицо же было таким серьезным, что я не смела его ослушаться, хотя…
— Ляг, — приказал он. — Я позабочусь обо всем, чтобы тебя никто не обидел. Только не ходи к нему. Спи.
Он притянул мою голову к своему плечу.
— Хватит мне приказывать, — зевнула я. Под видом того, что устраиваюсь поудобней, я потерлась щекой о его грудь, утопая в ощущении теплого и сильного мужчины. Тепло просачивалось внутрь, к страху и холоду, что давно поселился глубоко внутри меня. — Ты мне не хозяин.
— Хозяин, хозяин, спи, — повторил он.
В мгновение ока я провалилась в сон.
На следующее утро мне не пришлось нарушать приказа Рема, отец меня вызвал сам, пригласив на совместный завтрак.
Когда я явилась в личную комнату императора, он уже был готов. Он был одет в темно-зеленый камзол, белую рубашку с пышным воротником, узкие черные туфли, отец прыснул на себя духами, выправил рукава рубашки, привычным движением положил в карман золотые часы с двойной цепочкой и брелоками. Я видела, что он чувствует себя чистым, душистым, здоровым и физически веселым. Он, со мной под руку, вошел, слегка пружиня на каждой ноге, в столовую, где нас уже ждал кофе и легкие закуски, рядом с кофеем, письма и бумаги для отца. Мы начали завтрак. Император прочел письма. Одно явно было очень неприятное — он нахмурился. Окончив письма, отец придвинул к себе бумаги, быстро перелистовал два дела, большим карандашом сделал несколько отметок и, отодвинув дела, взялся за кофе; за кофеем он развернул еще сырой новостной листок и стал читать его. Лицо его было довольное, видимо, новости в Креландии радовали. Окончив газету, вторую чашку кофе и калач с маслом, он встал, стряхнул крошки калача с камзола, прошелся по столовой, заложив руки за спину, снова сел и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся мне — он готов был к беседе.
— Что новости в Креландии? — я поняла, что могу теперь начать разговор;
Отец довольно посмотрел на меня, я знаю правила игры, сначала об общем:
— Открыли новую Даррейскую террасу, ах, это прекрасно, ведь это шедевр креландского барокко. Ты что-нибудь слышала о Самиэле Поппельдане?
— Конечно, слышала, гений архитектуры! — Я не имела ни малейшего понятия о мастере барокко, но я хотела понравиться отцу.
— Ну, вот видишь! — отец откинулся в своем кресле. — Вот какова наша Креландия! Другой такой не будет! Тебе обязательно надо посмотреть. — Я так же воодушевленно улыбнулась.
— А что в регионах, в политическом смысле? — спросила я, — раньше отец обожал эти вопросы и часам был готов обсуждать это со мной, приходя в отличное расположение духа, — что в Ардоре? — этот вопрос я задала для Рема;
— Ну что ж, народ Креландии счастлив и бодр духом, а в Ардоре…, ну в Ардоре есть недовольные… Ну, да, Мира, я признаю, что какому-нибудь человеку или определенной группе людей приходится тяжело, — император тихонько засопел, — это объясняется жесткой политической необходимостью. Политике на высоком уровне чужда сентиментальность. И мы должны это принять как должное…
— Конечно…
— Понимаешь, Ардору предоставляется шанс стать достойным Креландии. Но они должны долго и тяжело работать, чтобы достичь нашего уровня осознания своего долга и общей идеи, — продолжал отец. — На высоту прежде всего поднимается общее креландское национальное достоинство. Разумеется, пока не обходится без перегибов, но так всегда бывает вначале, пока они еще очень примитивны. Ты только посмотри, какой стала наша Креландия! Это ведь нечто особенное, грандиозное! Мы превратились в полноценную, счастливую нацию!
