Невеста палача (СИ) - Дар Маргарита Вячеславовна (читать книги полностью .txt) 📗
— Пообещай, — пыхтел тот, — пообещай, Даринка, что не убежишь боле, не спрячешься от меня. Мы повенчаемся, детишками обзаведемся…
Девушка едва не вскрикнула, слишком рано она успокоилась, Гордей не отступился от старого. Что же делать? Что сказать? Дать обещание и не исполнить нельзя. Ответить отказом, изобьет до смерти, покалечит.
— Не молчи, пообещай, — страдальчески простонал палач.
Дарина тяжело вздохнула, нет сил принимать решения, пусть думает, что хочет, а сердце вот-вот остановится от навалившейся тоски и тревоги, она прикрыла налитые свинцом веки.
— Полно, Даринка, полно, — разволновался мужик, подался вперед, схватил в лапищи маленькую ледяную ладошку невесты, — не буду боле липнуть к тебе. Ты полежи, отдохни, а я ягод для тебя раздобуду, съешь их, повеселеешь.
Гордей встал, нехотя отпустил безвольную девичью руку, бросил последний взгляд на невесту с бледным лицом покойницы, скрылся за дверью. Уход палача принес облегчение, но не ослабил боли, камнем повисшей на сердце девушки, душа ее стонала, металась в агонии, распирая грудь, мысли не давали покоя. Чем больше она рассуждала, тем увесистее становился камень, тянувший, усиливающий страдания.
Дарина не прекращала плакать, глаза опухли, покраснели, подушка вымокла. Гордей вернулся с обещанными ягодами, и вид невесты напугал его сильнее прежнего. Он приблизился к кровати, тихонечко поставил корзинку на пол, шепотом позвал ее по имени. Девушка не отреагировала. Не зная, как поступить, палач сел на край постели, потянулся и положил руку ей на живот, на этот раз реакция последовала незамедлительно, юное тело напряглось, сжалось, сконфуженный взгляд, полный ужаса упал на распластанную ладонь.
— Не надо, — дрожащим от страха голосом прошептала она.
Мужик отдернул руку.
— Даринка, чего ты, я же просто, без умысла какого, то раньше…
Он запнулся, не зная, как выразить словами то, что, наконец, раскаялся за совершенные прежде поступки, что-то невнятно промямлил, мысли в голове кружились, но фразы не складывались. Насупился, махнул рукой, подтянул корзинку.
— Ладно, — в голосе мужика слышалось напряжение, — что было, то прошло. На ка вот, лучше ягод пожуй, сладкие.
Гордей захватил в жменю лакомство, протянул невесте, тонкий, дразнящий аромат приятно пощекотал ноздри. Палач добр, но милость его соперничает с гневливостью, судьбу лучше не испытывать, не доводить до греха, Дарина знала, чем обернется неповиновение, приподнялась на постели, робко взяла пару ягод рано созревшей земляники, положила в рот, разжевала, не чувствуя вкуса, с трудом проглотила.
— Так-то лучше, — похвалил мужик, довольный маленькой победой.
С этого момента жизнь Дарины потекла обычной бессмысленной чередой событий. Гордей переменил к ней отношение, ухаживал, ограждал от тяжелой работы, не прикасался, и пока не упоминал о венчании. Но душевная тоска не отступала, усиливалась, день и ночь Темный Князь грезился ей, приходил во снах, прижимал к могучей груди, шептал ласковые слова утешения. На утро девушка просыпалась разбитой, обессиленной, полной тревоги, ей не с кем было поделиться горем. Она мало ела, почти не выходила из дому, молчала, изредка отвечая на несущественные вопросы палача, улыбка не касалась ее губ, глаза потускнели. Незаметно минуты перетекали в часы, часы в дни, а дни в недели, она сильно исхудала, осунулась, казалось, еще немного и от нее останется лишь тень.
Гордей сходил с ума, наблюдая за девушкой, он не понимал, не видел причин мрачному состоянию, она рядом, но ускользает, страх потерять невесту снова рос, усиливался, появилась необходимость принять серьезные меры.
Утро выдалось солнечным, свежим, палач рано проснулся, запряг лошадь в двухколесную телегу, разбудил невесту, приказал одеваться и выходить на улицу.
— Зачем? — сонно промямлила Дарина.
— Поедем отца твоего повидаем, а после на базар…
— Отца?
— Его самого, — кивнул палач, насупился. — Чего? Не желаешь?
Ответ застрял в горле, девушка послушно встала с койки, принялась одеваться.
— То-то же, — пробубнил мужик, вышел на улицу.
Он не мог стерпеть вида ее тела, прикрытого тканью ночной сорочки, сводившего с ума. Помнил вкус пухлых губ, прикосновения к нежной коже, тепло, исходившее от нее, мягкость и тяжесть волос, пахнущих цветами. Он взял ее лишь раз, взял силой, против воли, причинил боль, но память об этом воспламеняла его плоть, заставляла кровь кипеть, снова и снова подталкивала пойти на преступление. Он крепился из последних сил, надеясь, что однажды невеста ответит взаимным желанием, тогда больше не придется ломать ее, принуждать, а впрочем, время покажет.
Дарина вышла на улицу, прищурилась, занимающаяся заря неприятно резанула по глазам, привыкшим к мраку. Солнце повсюду разбросало тонкие лучи, утренняя роса блестела, переливалась цветами радуги, скатывалась с травинок, наполняя землю живительной влагой. Улицы Великого Новгорода дышали свежестью, прохладой, просыпались, сбрасывали ночную дрему.
Попривыкнув, девушка огляделась, вдохнула полной грудью, облегчение приятной волной нахлынуло на нее, но лишь на мгновение. Не проронив ни слова, забралась в телегу, Гордей хлыстнул лошадь кнутом и окрестные пейзажи замелькали, сменяя друг друга.
Пустынные улицы города постепенно оживали, люди сновали вдоль дороги, спеша по делам, девушка безмятежно наблюдала за кутерьмой, старательно отметая назойливые тоскливые мысли, не дающие покоя. За городскими вратами суматоха угасла, внимание перешло к облакам, мирно плывущим по лазурной глади небес, так незаметно подкатили к отчему дому. Вблизи деревянной хатенки Угрима стояла непривычная тишина, лишь издали доносились птичьи трели, ни кур, ни гусей, ни другой одомашненной твари не наблюдалось. Никак разбежались все, или еще хуже, подохли. Неприятная мысль насторожила девушку, спрыгнув с телеги, она быстрым шагом направилась к входной двери, не обращая внимания на палача.
Дверь со скрипом отворилась, развернув печальную картину перед незваной гостьей. Жилище запущено, повсюду разбросаны грязные вещи, пыль серым полотном накрыла скудные пожитки хозяина, казалось, взмахни рукой, и серая масса запляшет в помещении, закружит, завертится. Полы усланы пучками соломы, разодранная испачканная сажей «перина», когда-то служившая спальным местом босоногой девчушке, покоится в углу, стены голые, вязанки сухих грибов, колосьев пшеницы исчезли, саманная печь чернеет открытой давно не чищеной «пастью», на припечке глиняные горшки в засохшей, заплесневелой каше.
Угрим спал, возвышаясь на печи вздымающейся опадающей горой, забористый храп сопровождал крепкий похмельный сон. Разочарованная Дарина переступила порог под звуки рычания, свиста, перебиваемого сопением, запах перегара ударил в нос. Впрочем, чего она ожидала? Радушного приема? Перемен в отце? Глупо и наивно! Тихонечко подкралась, встала на цыпочки, заглянула в бородатое лицо, хмурое, грозное даже в забытье.
— Батюшка, — позвала чуть слышно.
Храп стих, мужик поерзал, замычал, приоткрыл глаз и сразу зажмурился.
— Голова, м-м-м! — прохрипел он, морщась от боли, в глотке пересохло, губы потрескались.
Дарина отпрянула, сраженная вонью, удержалась, чтобы не прикрыть нос ладошкой, страх, привычка повиноваться родителю брали над ней верх. Угрим раскачиваясь, кряхтя, перевалился на бок, не без труда сел, свесил ноги с печи, исподлобья глянул на дочь.
— Ишь, кто пожаловал, — голос мужика осип, во рту сухо, будто песка объелся.
— Батюшка, это я, — от волнения у девушки вспотели ладошки.
— Да уж вижу, — отмахнулся тот, как от назойливой мухи. — Чем обязаны?
— Вот, повидаться пришла.
— Повидалась? — раздраженно спросил Угрим, неуклюже сполз, проковылял мимо дочери к столу. — Ступай обратно восвояси.
Обида хлестнула девушку толстым кнутом, подступили слезы, покатились по бледным исхудалым щекам. В дверях показался палач, вид плачущей невесты разозлил его, лицо потемнело, глаза метнули молнии, сжал кулаки, быстрым шагом направился к Угриму. Вот так успокоил родитель дитяти, сейчас за это и получит сполна!
