Государство Печали (ЛП) - Салисбери Мелинда (читать полную версию книги .TXT) 📗
Она знала это. Особенно теперь, когда Сыновья Раннона выплескивают ненависть на Вентаксисов. Хватит малого, чтобы разжечь огонь, что они заготовили под народом Раннона, она это видела на презентации. Ненависть кипела в сердце Раннона. Люди уже были на грани. Малейшая искра устроит взрыв, что погубит землю. После стольких лет страданий и лишений они смотрели теперь на бой за канцлерство. Два Вентаксиса сражались за это место.
Нет. Не двое.
Она не была Вентаксис.
И она не знала, был ли он Вентаксисом.
Но она знала, что сама точно не была.
Это осознание впитывалось в нее, она согнулась, задыхаясь.
Шарон приблизился, она ощутила его ладонь на плече, хотела стряхнуть ее. Он врал ей почти всю ее жизнь. Но у нее был только он, она не могла оттолкнуть его. Не теперь.
Всхлипы вылетали из глубин, о которых она и не подозревала. Она редко плакала. Ребенком она бушевала и кричала, когда что-то не получалось, но не плакала. Когда она падала или ранилась, она замирала и молчала, прикусывала язык, чтобы не плакать. Даже когда ее бабушка умерла — не ее бабушка — она ощущала себя сломленной и пустой, но не плакала. В стране, когда-то скованной горем, не плакать было бунтом. Но теперь она могла лишь плакать, содрогаясь и всхлипывая, раскрывая рот в беззвучном стоне, пока лились слезы. Ее ладони были кулаками, били по ее коленям, она выплакивала слезы за всю жизнь, пока не ощутила себя высохшей и пустой, лишенной всего.
Шарон все время прижимал ладонь к ее плечу. Он не потирал его, молчал. Он был Шароном, почти отцом для нее, крепким и стойким, как и всегда. Всегда рядом.
Она так хотела злиться на него. Но и гнев вытек, его унесли слезы.
Она подняла голову, горло болело от слез, лицо опухло и было раздраженным от соленой воды, что высыхала на нем.
— Моя девочка, — сказал Шарон.
И она придвинулась в его объятия. Она нуждалась в этом.
Когда она отодвинулась в смущении, она яростно потерла глаза.
Ее голос, когда она заговорила, был хриплым карканьем.
— Что мне делать?
— Что делала.
— А если я выиграю?
— То я буду счастлив, потому что Раннон получит канцлера, которого заслужил, — сказал Шарон. — Ты — Печаль Вентаксис. Тебя такой растили. Ничто не изменилось.
Он был не прав. Все изменилось.
У нее было много вопросов. Она хотела знать больше. Но язык не слушался, был тяжелым и толстым. Она встала, и он откатился, чтобы посмотреть на нее.
— Мне лучше готовиться к балу, — сказала она.
— Печаль…
— Я… мне нужно время, — сказала она. — Прошу.
Шарон кивнул.
Он поехал быстрее нее к двери, повернул кресло и преградил путь.
— Никому не говори, — сказал он. — Знаю, я прошу многого, но нельзя. Ни Лувиану, ни Иррис. Никому. Прошу, поверь мне.
Поверить ему… Как она мгла, когда он врал ей почти всю ее жизнь?
— Я рядом, — сказал он. — Когда только потребуюсь.
В этом она ему верила. Он протянул руку, она сжала ее, а другой потянулась к дверной ручке. Она покинула его и замок посла и пошла к себе в тумане. Она добралась туда и не помнила, встречала ли кого-то по пути, говорили ли с ней. Она слышала голоса из зала, но игнорировала их, поднялась по лестнице в комнату. К счастью, Дейн ушла, Лувиана еще не было. Печаль закрыла дверь спальни, легла на кровать. Глаза были открыты, но не видели.
Где-то там жили своими жизнями ее настоящие родители. У нее могли быть братья и сестры, кузены, дедушки и бабушки. Они могли быть на презентации. Или у моста… Женщина с ребенком. То могла быть ее сестра, племянница или племянник. Вдруг все раннонские лица стали похожи на нее, их парад мелькал перед ее глазами, лицо за лицом с ее губами, глазами, подбородком. Она всегда думала, что похожа на Харуна, но она была похожа не сильнее Мэла.
В этом был кошмар. Бороться с ним, зная, что и она этого не заслужила. Даже меньше, потому что он хотя бы думал, что он — Вентаксис. Звезды, так может оказаться, что он — настоящий Мэл Вентаксис.
Она лежала, не двигаясь, еще долго, солнце опустилось, залив комнату золотым светом.
Она слышала, что Лувиан вернулся, слышала его шаги, указывающие, что он немного пьян. Он ушел к себе, открывал ящики, плескался водой, умываясь. Он идеально насвистывал.
Она не двигалась, лежала на кровати как труп, мертвая, как девочка, чье место заняла.
— Печаль? — Лувиан постучал и открыл, не выжидая. — Печаль, твоя голова…
Он выругался, увидев ее, поспешил к ней, прижал ладонь к ее лбу.
— Печаль? Ты горячая. Мне позвать Иррис?
— Нет, — ее голос все еще был хриплым. — Я в порядке.
Она села, и Лувиан сел на ее кровать, глядя на нее с открытой тревогой.
— Печаль, не думаю…
— Я сказала, что в порядке. Который час?
— Семь.
— Мне лучше подготовиться.
— К балу? — спросил Лувиан. — Думаешь, стоит? Оставайся, я отправлю кого-то за Иррис. Она посидит с тобой, пока тебе не станет лучше.
— Голова болит, — она слышала сухость голоса, видела тревогу в его глазах. — Дай мне полчаса.
— Я останусь с тобой, я не против.
— Полчаса, — повторила она.
Лувиан замер, словно хотел возразить, но кивнул, тихо встал и оставил ее. Он закрыл дверь, и она слышала, как он двигается, но он уже не свистел.
Печаль свесила ноги с кровати, прошла к шкафу, каждый шаг был тяжелым, словно она двигалась сквозь мед. Она взяла платье, отмеченное Иррис, переоделась в него, бросив старое на полу, как старую кожу.
Платье было без рукавов из тонкого золотого шелка, ткань была прямой. Воротник полосой шел от плеча к плечу, волнистая юбка доставала до пола. Она была прикрыта сильнее, чем до этого, но цвет платья был почти одного оттенка с ее кожей, оно прилипало к телу, развеваясь от бедер, и на первый взгляд она казалась открытой. Это платье было красивым оружием, работа Инес была исключительной. Печаль ждала, когда наденет его, зная, что оно привлечет взгляды. Платье подходило будущему канцлеру.
Не самозванке.
Если бы у нее была другая одежда, она зарыла бы это платье на дне сундука и хотела бы больше не видеть.
Она прошла к зеркалу, не замечая свое тело ниже шеи, затянула волосы в строгий шиньон. Она подвела глаза штрихами, покрыла ресницы черной краской, а рот — алой помадой, создав маску, чтобы скрываться за ней. После этого она открыла дверь спальни.
— Готова, — сказала она.
Глаза Лувиана были огромными, почти испуганными, пока он смотрел на женщину перед собой. Казалось, он ее не узнавал.
Печаль его понимала.
30
Снаружи, внутри
Бальный зал густо украсили зеленью. Каменные стены и витражи, которыми Печаль восхищалась, пропали за занавесом ароматных папоротников и листьев. Над их головами сплелись лозы, скрывая потолок, обвивая балки, и маленькие птицы чувствовали себя там как дома, мелькали среди листвы. Пол покрывал мягкий мох, многие гости поэтому ходили босиком, туфли свисли с пальцев или были брошены где-то.
Больше сотни масляных ламп висело с потолка, озаряя комнату, хотя края были в тени, и Печаль видела движение людей там, у стен. Они с Лувианом прошли, и она увидела зеленые огоньки среди листьев. Светлячки. Расмус рассказывал, что держал таких в банке у кровати ночью, когда был ребенком, ловил их на закате и отпускал утром, а спал под их сияние в танце.
Весь зал был как грот, даже столы и стулья сменили большими пнями и бревнами, некоторые разделяли ширмы из травы, позволяя уединение. За тихой музыкой флейты и скрипки Печаль представляла журчание воды в пруду или водопаде, будто это находилось в зале.
Это было невероятно, даже в своем растерянном состоянии Печаль это видела. И хотя она знала, что это чудо, она ничего не ощущала. Не было радости от этого волшебного преобразования. Даже от вида светлячков, которых она давно хотела увидеть, ее панцирь, появившийся после разговора с Шароном, не треснул.
