Цепная лисица (СИ) - Эго Мэри (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
Жёлтые глаза смотрели пристально, не мигая. На мгновение мне показалось, что передо мной не ящер вовсе, а удав, гипнотизирующий жертву.
— Встретить истинную любовь в таком юном возрасте, дорогого стоит, — голос проникал под кожу. — Поверьте, я такие вещи чувствую за версту.
— Не понимаю… О ком вы?
— Об Александре, конечно, о ком же ещё. Аустина, я не так уж и стар, но горе высосало из меня жизнь. Терять тех, кого любишь, мучительно тяжело — всё равно что потерять часть себя, но у вас судьба иная. Когда исчезнут Узы, вы будете свободны и счастливы, как мечтали. Александр станет хорошим мужем. Могу представить, как вы этого ждёте.
— Да? — то ли спросила, то ли согласилась я, завороженно глядя в глаза Ящеру.
— Я помогу вам.
— Помогите, — прошептали мои губы. Это ли я хотела сказать?
— Положитесь на меня, Аустина. А теперь спите, не мучайте себя, здесь вас никто не побеспокоит. Спите, спи-и-ите…
Всё что я смогла — только вяло кивнуть, проваливаясь в забытье.
Сцена 18. Сон
Жёлтая лампочка под потолком похожа на глаз гиены. Он подмигивает мне, то погружая аудиторию во тьму, то разгоняя тени. Куда-то исчезли все парты, а вместо окон жуткие картины сумасшедшего импрессиониста. Красные круги, черные квадраты, распиленные на пополам треугольники. Пол равномерно устлан мятыми листами никому не нужных рефератов. Буквы навечно заключённые в оковы слов, осуждающе смотрят на стулья, что придавили их железными ножками.
Всего стульев тринадцать, они расставлены по широкому кругу вокруг грубо сколоченного деревянного ящика, в каких обычно перевозят фрукты. Двенадцать мест занято. Безвольно свесив звериные головы и высунув посиневшие языки, поломанными куклами на них застыли люди. Я же занимаю оставшийся стул.
Кажется, мертвецы должны пугать, но мне вовсе не страшно, а только до ужаса неловко и стыдно, словно я по ошибке забрела на похороны незнакомцев. Или, что больше похоже на правду, в анонимный клуб мертвецов. Что они подумают, если распознают во мне чужака? Поэтому, я сижу, пытаясь подражать окружающим, хотя выходит из рук вон плохо.
Свет мигает, и в центре, прямо возле странной деревянной коробки, появляется мужчина в чёрном костюме и замирает, торжественно воздев к потолку руки.
Вот так запросто возник из ничего? Или, он всегда там был? Спросить бы кого-нибудь… Я незаметно кошусь на соседей — беременную человеко-волчицу с высохшими дорожками кровавых слёз на щеках и лохматого парня-барсука с чёрными провалами вместо глаз. Оба полностью и безвозвратно мертвы и ничем помочь мне не могут.
— Братья! Единомышленники! — восклицает мужчина в центре. — Аврора, любимая! Сегодня великий день для нас, для мира! Для истории! — Оратор счастливо улыбается. В его волосах серебрится седина, на подвижном, выразительном лице три глаза — два нормальных голубых и один с поволокой — посередине лба. Безучастная публика мужчину ничуть не смущает, он продолжает, увлечённо жестикулируя:
— Человечество вплотную подошло к самоуничтожению! Мы не имеем морального права вверять судьбу планеты в корявые лапы случайности. Мы — титаны своего времени! Высшая каста, Прозревшие из высоких родов, пришли сюда, чтобы принять на свои плечи ответственность за этот мир и его цветущее будущее! Мать Ша распахнёт двери избранным! Подарит знание смелым! — он делает паузу, театрально подняв вверх ладонь. — Однако, обязан напомнить об опасности, ибо не желаю потерять ни одного из вас!
У ног оратора я замечаю копошащихся пауков, их остролапые тени расползаются по белым листам. Трёхглазый понижает голос, лицо его становится тревожным:
— Ша — первородный океан духовной антиэнергии. Каждое ваше сомнение он усилит стократно. Недоверие, колебание, раздумье в ту же секунду обернёт против вас и обрушит на вашу несчастную голову. Если чувствуете, что дух ваш не крепок— назад. Вон из круга! — Голос оратора звенит от напряжения. Прищурив глаза он всматривается в серые, как дорожная пыль, лица. Лампа снова мигает.
Замирая от неловкости, я поднимаю руку…
Трёхглазый хлопает в ладоши. Хлопки отскакивают от стен, возвращаясь эхом. Словно само помещение аплодирует оратору.
— О, вижу, у молодой особы есть вопрос! — восклицает он, обращаясь ко мне.
В испуге мотаю головой. Я всего лишь хотела уйти, я здесь лишняя! Но мне не дают шанса что-то объяснить.
— Не стесняйтесь, милая! — говорит трёхглазый. — Здесь нет случайных людей, все свои! Никто вас не осудит, только поддержат! Слава достаётся смелым! У кого-нибудь есть иное мнение? — спрашивает он, обращаясь к слушателям.
В ответ молчание.
— Вот видите! Говорил же! Выходите же скорее, расскажите, что вас гложет! Давайте-давайте, поторопитесь! Выходите. Вставайте на моё место!
Оратор ждёт. Я поднимаюсь со стула и вдруг сковано замираю, неожиданно понимая, что на мне нет даже нитки… Как это вышло? Что теперь делать? Меня бросает сначала в жар, потом в холод, трясёт от стыда и неловкости.
Трёхглазый хмурит брови и манит пальцем. Весь его вид как бы говорит:“Сколько я должен ждать!”
Дрожа и спотыкаясь, я выхожу, боязливо разгоняя босыми ногами пауков, и, прикрываясь руками, встаю перед мёртвыми слушателями. По их синюшным языкам и распахнутым пастям лениво ползают мухи. От тянущего со всех сторон смрада у меня слезятся глаза. Запинаясь, бормочу:
— Здрасте.
— Хорошо! Очень хорошо! Задавайте ваш вопрос!
— Н-но у меня нет вопросов… Я только хотела уйти. Я здесь по ошибке! — чувство такое, словно меня сейчас будут отчитывать, как в школе. От стыда хочется провалиться под землю. Я заранее готова за всё извиниться.
— Не обманывайте нас, милая, — лукаво прищуривается трёхглазый. — Вы там, где быть и должны. И вопросов у вас не счесть! Задайте хоть один, иначе я вас никуда не отпущу.
Переминаюсь с ноги на ноги, жмурюсь пытаясь найти на задворках сознания хоть какой-нибудь, самый малюсенький вопросик. И один всё-таки находится. Я выпаливаю:
— Почему здесь все мёртвые?
— О! Это отменный вопрос! Великолепный! Блистательный! — оратор широко улыбается, демонстрируя белоснежную улыбку. Свет меркнет, а когда вновь вспыхивает от его улыбки не остаётся и следа. Голос скатывается в заговорщический шёпот. — Но знаете, какой вопрос будет ещё лучше?
— Какой?
— Кто вам разрешил быть… живой?
— Н-не… не знаю… Кто?
— Вот именно, что никто! — серьёзно кивает оратор. — Мне стыдно за вас, милая! Никто! Никто не разрешал! Стыдно, что вы сами об этом не подумали! — он разочарованно причмокивает. — Разве вам приятно такое существование? Или, может нравится быть чёрной овцой среди стада священных коров? Кого вы пытаетесь впечатлить? Это просто срам какой-то!
Я краснею, бледнею. Мне и правда ужасно стыдно.
— Извините! — едва не плача, прошу я. — Извините меня! — Но присутствующие лишь сурово молчат. Мне нет прощения.
— Ну-ну, успокойтесь, не расстраивайтесь так, милая. Выход есть!
— Есть?! Хорошо, я на всё согласна! — говорю и тут же спохватываюсь. А вдруг он имеет ввиду…
— Не сомневаюсь, после такого-то проступка. Но я не буду требовать от вас упасть замертво здесь и сейчас. Это вы ещё успеете и, скажу по секрету, весьма скоро. А пока просто поговорите с кое-кем. Для меня, — и оратор показывает пальцем на коробку, которая уже и не коробка вовсе, а ржавая клетка с лохматым серым котёнком внутри.
— Луи, — растерянно говорю я.
— Лу… Кто? Ох, нет-нет, — трёхглазый лукаво посмеивается. — Посмотрите внимательней. Заглянете не в глаза, ано за них. А теперь скажите нам, кто перед вами? — взгляд трехглазого становится жадным, он в предвкушении потирает руки. — Ну же, милая!
