Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ) - Мар Диа (бесплатные полные книги .txt) 📗
— Умеешь ты, дед, успокоить, — ворчу, но улыбаюсь. Он прав. Просто нужно пытаться идти дальше, как шел, когда жена мне изменила… Ведь больно было не меньше, хотя сейчас нечто другое.
Еще несколько дней прихожу в себя после затяжного воспаления. А говорят, что, как на собаке заживает… Как оказалось, не всегда.
К Новому году снег сходит, и на траве пробиваются первые подснежники. Холод смягчается, ветра меняются, и приятно веет весной. Только меня она не радует.
Дед взялся за меня серьезно: решил из волка первой степени магистра сделать. Говорит, что умирать не пойдет, пока не выполнит все свои обязательства. А я теперь учусь и боюсь, что и он меня бросит.
После небольшого праздничного застолья дед и прислуга разбредаются по комнатам, а я сижу в кухне и таращусь на забитый едой стол. Не лезет ничего в горло, встает поперек и давит, давит, давит…
Швыряю в психах стакан с вином об стену и опускаю лицо на ладони. Веду руки выше, будто снять печальную маску хочу. Рву волосы, но легче не становится. Я нуждаюсь в Элен, как в воздухе.
Залпом пью вино из горла, колочу остаток в бутылке и понимаю, что мне мало. Но дед будто предусмотрел — попрятал все спиртное, да и гонял меня с учебой не просто так. Коварно пытался отвлечь.
Последний глоток остался в кармане пальто, я к нему не прикасался. От одежды все еще пахло моей Элен.
Бреду наверх, тащу с вешалки одежду, скидываю что-то с комода, морщусь от шквального хруста. Да, моя жизнь трещит по швам, бьется вдребезги, как эта старая ваза. Плевать.
Стекаю вниз и откидываюсь на стену затылком, до ослепительной боли, и пью за нас с Элен. Знаю, что завтра встану и пойду снова, но сейчас так — хочу просто на секунду забыться беспробудным сном. За эту жуткую неделю в одиночестве я поспал от силы несколько часов. Как держался — до сих пор не знаю.
Дедушкина фляга приятно ложится в ладонь, горячий напиток обжигает. Влага застилает глаза, и под сердцем жмет, будто ядовитая змея скрутилась. Отпускаю все: и слезы, и крик, и вой. Я хочу к ней, но миры преодолевать не умею, потому остается только пить.
— За нас, Элен! До встречи, моя любовь!
Отключаюсь я быстро, а просыпаюсь в одежде на скомканной кровати. Один. И тут я вспоминаю одну важную вещь.
Бегу, спотыкаясь и даже не приводя себя в порядок, к деду в комнату.
— Куда ты ее дел?
— Кого?
— Элен!
Он трет глаза и ведет рукой в сторону.
— Так ты сказал, чтобы я не приводил девушку сюда. Чтобы тебе больно не было. Я ее в загородном доме и поселил. А что за пожар?
— Нет пожара! Я должен кое-что проверить. Дед, быстрее! — тяну его на себя, а он кряхтит и упирается.
— Ну, нет… Приведи себя в порядок и объясни мне, что происходит.
И когда я ему рассказываю, он срывается с места и сам вылетает из комнаты.
— Поехали! Сейчас выясним!
Дорога занимает несколько часов. Я не нахожу себе места, потому что не знаю, что буду делать дальше. А если… А как… Невыносимо думать.
Дедов лекарь как раз наблюдал за Элен: после перемещения у нее было нервное расстройство.
И этим утром он встретил нас первым. Красный и взволнованный он выходит на крыльцо и чеканит:
— Вызвал акушерку. Она сейчас осматривает девушку, — обращается к деду.
Я не могу ждать, меня трясет от осознания, что я могу потерять, если отвернусь от этой девушки. Люблю другую, да, но ребенок ведь может быть. И он — наш… Общий. А Элен может никогда не узнать о его существовании. Горькая правда жизни. Я должен быть уверен!
Дородная женщина выходит из спальни и прикрывает за собой дверь.
— Что там? — я подлетаю и трясу ее за плечи. — Она беременна? — голос рвется на куски.
Женщина поджимает губы. Скорбит? Жалеет? Я запутался. Голова от хмеля, как чурбан. Тошнота стоит под горлом, а от резких движений меня ведет.
— К сожалению, у нее не будет ребеночка сейчас, но она зрелая, крепкая женщина. У вас все получится! — выдает акушерка на духу, а я готов ее расцеловать, да только у меня темнеет в глазах, будто кто-то по затылку грохнул. Цепляюсь за стену и сползаю на пол.
— Вы в порядке?
Нет. Я не в порядке. Я просто хочу умереть, а не могу, потому что дал слово ждать. И я буду ждать.
С этими мыслями погружаюсь в плотный и беспросветный мрак.
Эпилог
— Лена! Ты меня слышишь?
Склонившееся надо мной лицо кажется знакомым. Темные локоны, острые скулы и нежно-игривая усмешка, которая может и заставить отдать последние гроши, и указать, где твое место.
— Элька? — бормочу сквозь слезы, а сама ни черта не понимаю. — Это ты?
— Это я у тебя должна спрашивать, — лицо недовольно хмурится. — Это точно ты, Лена? Позавчера ты называла меня дурацким именем Эвира и отсылала в бордель на заработки.
— Кажется, все прошло, — я заправляю растрепанные волосы за ухо, незаметно прячу камень за пазуху и поднимаюсь на кровати. И тут же, по бледно-голубым стенам, выложенным плиткой, и решеткам на реках понимаю: я не дома.
Вот попала так попала. Хуже и быть не может. Михаэль — за завесой, борется с Конторой, и неизвестно, справится ли, а я вернулась вовсе не туда, куда хотела. Достать чернил и плакать.
— Я знала! Знала, что новый препарат сработает! — Элька кидается обнимать меня. — Евгений Николаевич сказал, что такое бывает. И от стресса тоже! Господи, если б я только могла подумать, до чего тебя доведу!
Она лезет ко мне со своими объятиями, но я по-прежнему не понимаю, что происходит.
— Это что, психушка? — произношу, задумавшись.
— Не совсем, — выдавливает Элька смущенно. — Это частная клиника «Изумруд», специализирующаяся на наркологии и психиатрии. Вадик здесь начмед, ты же знаешь. Он согласился тебя в порядок привести без этих губительных формальностей, вроде постановки на учет.
— Вадик? — вот здесь я окончательно начинаю понимать, что многое изменилось. — Что за зверь?
— Вадим. Фато, — Элька неожиданно становится серьезной. — Мой муж. Правду говорят, что эти колеса память отбивают. Ну, ничего. Главное, что ты себя вспомнила. Значит, идешь на поправку.
Я аж подпрыгиваю на кровати. Многое же изменилось в Москве. Роан Фато — Элькин муж? Вот это новости! Кажется, мне придется завести дневник!
— Я хочу уйти отсюда, — говорю настойчиво. Камень под бельем предательски греет кожу.
— Лен, еще хоть недельку, — шепчет Элька заговорщицки. — Пока не оправишься.
— Денег нет тут неделю кантоваться, — я дергаюсь и отпихиваю подругу от себя. — А в кредиты снова лезть не хочется.
Встаю. Пол под ногами проминается, будто поролон. Не чувствую своего веса: качает. Кажется, один порыв ветра — и опрокинусь навзничь. Голова тяжелая и непривычно-чугунная, а мысли приходят медленно и лениво.
Знатно же полечили меня!
— Какие кредиты? У тебя и денег нет? — хмыкает Элька. Издевается, не иначе.
— Эль, — отвечаю спокойно. — Или я сейчас еду домой, или я за себя не ручаюсь.
— Лен, — голос Эльки становится приторно-ласковым. Она подходит ближе. Аромат ее духов меня душит. — Пережди еще хотя бы ночку. Умоляю. Тебе опасно домой возвращаться. С твоей-то наследственностью.
Стоп! Что за…
— У меня прекрасная генетика, — бросаю на Эльку озлобленный взгляд.
— Я не сомневаюсь, — оправдывается Элька. — Говорят, Эйнштейн тоже был… Ой, ну ладно. Всего одну ночь, Лен. Хорошо?
Ее слова вплывают в мою голову разрушающей волной. Мощной цунами, что сметает камни, крошит прибрежные деревни, уносит в море лодки и людей… Хорошо… Хорошо… Хорошо…
Я не могу уснуть этой ночью. Мягкий матрац превращается в иглистый плацдарм, подшитое к нему одеяло — видимо, чтоб не повесилась на нем — липкой паутиной. Думаю только о Михаэле, и сердце рвется на лоскуты. Что мы наделали? Зачем я вернулась? Зачем разрубила нас по живому?..
Знаю одно: лучше б осталась там. Вечно скрывалась бы от Конторы, пряталась бы, где невозможно укрыться, искала бы каждый день новую дорогу… и находила бы! Лишь бы рядом был он и подсказывал, когда голова не хочет думать. И поддерживал, когда силы покидают…
