По ту сторону пламени (СИ) - "Abaddon Raymond" (полные книги txt) 📗
Невероятно.
Литая тьма.
Иссиня-черная вязь плавится, словно тень от свечи. Заношу руку в сантиметре от колеблющейся нити. Холод лижет ладонь.
— Не трогай, — он выходит из-за загородивших угол полок. Пыльные лучи выхватывают половину лица, забрызганную чужой кровью футболку. Левая рука в боевой перчатке выглядит обрубком.
— Почему?
— Это ранит тебя.
— Огонь не ранит.
Прищуривается:
— Это не огонь.
— В чем разница? Они части целого.
— Они противоположны.
Не отводя взгляда, зажигаю огонек на кончиках пальцев.
Комната в миг оживает, барьер вспухает — точь-в-точь вставшее на дыбы животное. Илай заслоняется от теплого света лушащейся волшебством перчаткой.
Изможденный — кости и мышцы, кожа в лиловых пятнах полопавшихся сосудов. Живой и мертвый одновременно.
— Убери, — почти просит, скривившись, как от боли.
Пламя ныряет внутрь, вычленив скелет пястья. Илай неглубоко и хрипло дышит. Из носа часто капает кровь. Запрокинув голову, парень глядит на меня из-под опущенных ресниц. Темные дорожки расчерчивают подбородок, шею. Спотыкаются о ворот.
Меня бросает в жар.
— Ты больше не можешь использовать огонь? Только тьму? Что они с тобой сделали?
Резким движением вытирает струйки. Этот жест… утро после освобождения твари.
— Ты знаешь, — Илай смеется. Лающий звук повисает между нами, разделив надежней извивающихся чар.
— Все можно исправить, — тени от барьера червями ползают по бледному лицу. Не отвечает, даже не моргает. Но я вдруг вижу.
Илай — искра в коконе смерти.
Едва ли человек.
Вздрагиваю и шагаю назад. Маг бросается сквозь чары, выкручивает руку, заставляя выронить пистолет. Судорожный вдох — и я прижата спиной к жесткому телу. В шею впивается лезвие:
— Я должен отдать тебя им. Вместо себя. Или убить.
— А хочешь? — говорить больно, проглотить слюну еще больнее. — Хочешь? Я убила твоего друга.
— Ты выбрала тварь. Не человека.
— Да. Мне жаль, что пришлось выбирать.
— Почему? Почему она? — горячее дыхание путается в волосах.
— Она спасла меня.
— Она использует тебя.
— А ты нет?
Осторожно накрываю свободной рукой его — с ножом. Провожу по измазанным подсохшей кровью костяшкам и дальше, по холодной коже перчатки. Рывком расстегиваю заклепки, стягиваю до локтя — до бугристых старых порезов. Голос срывается в шепот:
— Ты еще не убил меня. Выбрал отдать им? Думаешь, так купишь себе свободу? Рывком разворачивает, перехватывая за спиной запястья, дергает за волосы. Запрокидываю голову, заглядывая в пульсирующие зрачки за белыми ресницами. От алой радужки осталась лишь тонкая полоска по краю:
— Почему ты не боишься меня?
— Мы одинаковы.
— Нет. Пока нет.
— Ты не ранишь меня сильнее, чем ранили до тебя. Хочешь — убей. Только сам знаешь, каково потом жить с этим.
Дергается: хватка на секунду слабеет.
— Что ты хочешь вспоминать после? Что принесет тебе покой?
Звякает выброшенный нож.
Меня никогда не целовали. Я не представляла, что поцелуют, и — так. Яростно, отчаянно. Вяжущий металлический вкус на языке, его невыносимый запах — снег
и кровь. Больно. Хорошо. Пальцы с нажимом проходятся по позвоночнику. Я обхватываю Илая за шею. Ловлю рваные пряди. Перебираю, сжимаю и тяну, отстраняя. Он выдыхает:
— Можно остаться.
— Нет, — трогаю его запачканный подбородок. — Нет.
— Если мы вернемся, ты скоро изменишься, — в ответ гладит порез на моем горле. — Мы не можем остаться, — мы сойдем с ума в пустом городе.
— Мы не можем вернуться, — Илай прикусывает рваный рот. — Я… я — не могу.
— Мы заключим перемирие. Прошлое длилось двести лет. Твари защитят нас. Мы станем слабее, придется отдавать часть силы, но…
Качает головой:
— Перемирие ничего не изменит. Не… продлится долго. Мы отличаемся от других. Людей. Никогда не будем равными — они не позволят, — Илай мучительно собирает слова в предложения. Хмурится до острых морщинок на переносице. — Им нужны чудовища, с которыми сражаться. Добро и зло: люди и твари. Мы застряли посередине. У нас нет шанса выжить там.
— Нет, пока прячемся и убегаем. Будто твари. Нужно вернуться. Иначе как они поймут, что мы — не чудови… не только чудовища, — что-то ломается в его взгляде. Я говорю — вспоминая, повторяя, меняя, — далекую фразу из детского мультика:
— Оглянись вокруг. Разве ты не видишь? Это огромный, невероятный мир. Здесь найдется место для каждого.
Место и время — миг невесомости перед падением. Слишком зыбко, чтобы прочувствовать, но достаточно, чтобы знать: даже самые противоречивые вещи способны обрести равновесие. Точку, в которой обрываются-сходятся все линии. Пустоту, где зарождается волшебство.
— Пойдем со мной. Твари…
— Твари не тронут меня, — стоило догадаться. — Мне нужно… время. Пожалуйста. Иди. Я найду тебя.
Легко касаюсь обжигающих губ. Отступаю. Илай задерживает мою ладонь на секунду. Медленно подносит к лицу и оставляет еще один кровавый поцелуй: обещание. Он выглядит устало, но уже не пугающе сломанным. Похоже изменилась Плутон, когда я сказала:
— Да.
Я ухожу, не оборачиваясь. Иначе останусь.
Иначе умру.
***
Она ждет снаружи. Вскакивает, втягивает воздух: — Что произошло?!
Замираю, прислушиваясь. Тихо. Очень, очень тихо. — Кажется, все нормально, — слишком тихо, но…
— Твое лицо. Его запах.
О. На ладони поверх шрама — алый мазок. Значит, лицо тоже в его крови. Задираю майку и вытираюсь.
— Еще, — хмыкает и уходит вперед.
— Что с Каном? — поежившись от холодка за лопатками, догоняю тварь. Не оглядываться. Не сейчас.
— Сломал ногу, — Плутон распушает шерсть.
— Сам? Или ты ее сломала? — хихикает — будто пенопластом по стеклу:
— Есть разница?
— Конечно, — цежу сквозь зубы, продолжаю заклинанием: киоск на углу охватывает пламя.
— Ты злишься.
— Они застали нас врасплох. Мы должны были догадаться, подумать, что они могут прийти раньше времени! Почему ты не знала? Ты будто знаешь все на свете!
— Нет. Это не так. Мой источник сказал то же, что было в письме. Я понимаю, ты расстроена, но…
— А ты слишком довольна! — я не должна кричать, но кричу. — Хотя бы попытайся не наслаждаться так явно! Люди погибли! Прояви уважение!
— Тебе уже приходилось убивать. Беззащитных. Что за внезапная щепетильность? Это была честная битва. Они знали, чего ожидать, — тварь перестает ухмыляться. — И ты знала.
— Я думала, что знаю! Я ошиблась, — соленый вкус во рту больше не напоминает об Илае. Меня тошнит. — В этот раз все иначе.
В этот раз убитый мной не был безымянным бродягой:
— Ниль. Его звали Ниль, — отворачиваюсь от нее и полыхающей постройки.
— Ты пыталась остановить меня. Спасти его.
— Я убила его.
— Но ты не хотела, чтобы кто-либо умер. Это самое главное.
Она подходит ближе, кладет тяжелую голову на плечо. Мягко заканчивает:
— Я рада, что ты выбрала меня.
Зажмурившись в попытке удержать слезы, признаюсь:
— Я тоже.
— Помнишь, что я обещала тебе?
— Да, — закрываю лицо руками. Картинки снежной камеры в Заповеднике и держащегося за шею парня путаются. Голос Плутона ввинчивается в мозг:
— Я всегда буду за твоей спиной. Кем бы ты ни была, чем бы ни стала. Каждый раз, когда тебе захочется обернуться — из страха ли, гнева… От горя или… счастья, если такое возможно для нас. Я буду там, отмечая пройденный путь. Я знаю, ты думаешь, у меня не было выбора. Что я всего лишь не хотела умирать. И это верно. Тогда, не сегодня.
— Замолчи, — посмотри, что происходит с людьми вокруг нас. Я столько поняла, а ничего не изменилось: крыша снова рухнула, и волшебство обернулось трагедией. — Сегодня и навсегда, я выбираю тебя, из целого мира людей и чудовищ.
— Почему? Почему я? — выворачиваюсь.
Плутон встряхивается. Рокочет:
— Ты поверила в меня.
