Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (первая книга .txt) 📗
До Департамента шли не торопясь, в удобном для хромающего мужчины темпе. Он мог бы шагать быстрее, но особенной нужды в такой спешке не видел: вышли они довольно рано, могли себе позволить не торопиться.
— Натан Ильич, ну признайтесь, вы ведь не при штабе служили, да? — не утерпела вещевичка через десяток саженей.
— А что это меняет? — со смешком уточнил он. — Я всё одно большую часть войны воевал в госпитале.
— Ну не знаю, — немного растерялась от такого вопроса Аэлита, сосредоточенно нахмурилась, а потом вдруг выдала: — Мне кажется правильным, чтобы вы были настоящим героем, а настоящие герои не возятся с бумажками.
Титов бросил на неё изумлённый взгляд, в первый момент уверенный, что это была шутка. Однако девушка смотрела прямо и всерьёз ожидала ответа.
— Бог мой, Брамс, вы порой как скажете, — рассмеялся Натан. — А вы, уж конечно, разбираетесь в настоящих героях?
— Ну… немного, — смутилась она и нехотя призналась: — Я очень книги про приключения всякие люблю.
— И чем же я заслужил быть к ним приравненным? — продолжил веселиться поручик.
— Похожи, — туманно пояснила Брамс и нахмурилась: — Что я такого смешного и глупого опять сказала?
Пару секунд Титов подумал над ответом, а после, расписавшись в собственном бессилии объяснить это в двух словах, проговорил:
— Не знаю. Не глупого, не смешного, просто… Это так странно — то, что вы говорите, и искренность ваша… Я не над вами смеюсь, над необычностью этой беседы и собственным удивлением. Вы всё же невероятная, необыкновенная девушка.
Аэлита отвела взгляд, и щёки её тронул румянец — естественная девичья реакция на комплимент, неожиданная для этой особы.
— А вы, к слову, обещали объяснить, за что ударили Антона Денисовича.
— Да, действительно, — поморщился Натан. Воспоминание об этом… таракане, как метко обзывала его Михельсон, было исключительно неприятным и неуместным, однако отказываться от своих слов поручик не собирался. — Только, боюсь, этот разговор опять придётся отложить. Я хочу обсудить наших подозреваемых с Чирковым, заодно выясню, не беседовала ли с ним ваша матушка. Подождёте меня в двадцать третьей комнате?
— Хорошо, — легко согласилась Брамс.
Переживания, занимавшие её вчера полдня, сегодня казались тусклыми и малозначительными. Облегчение вещевичка почувствовала ещё вечером, выговорившись и выплакавшись, а теперь ощущала себя совершенно успокоенной, поверив поручику. Откуда-то девушка твёрдо знала, что, раз он убеждён в благополучном исходе, значит, именно так всё и будет и нет смысла изводить себя пустыми тревогами.
Она вообще в какой-то момент — не вчера, раньше — полностью доверилась этому мужчине и безоговорочно принимала его слова. И даже если задавала какие-то уточняющие вопросы, то лишь для лучшего понимания, а не для проверки. Титов был настолько надёжным, знающим и спокойным, что это всё происходило естественно, само собой.
В двадцать третьей комнате оказалось людно. Бодрый Бабушкин, Федорин, Никитин, Валентинов, Адам и, конечно, Элеонора.
— Аэлита! Чудесно выглядишь, — первым нашёлся Адам, подскакивая с места, чтобы поцеловать даме руку. Чёрные глаза его хитро, с искренним восторгом блестели, и Брамс не удержалась от ответной улыбки.
— Алечка, милая, что с тобой? — воскликнул Валентинов, подходя. — Что это за ужас?!
— О чём вы? — нахмурилась вещевичка, чуть склонив голову к плечу.
— Неприлично молодой девушке так вызывающе одеваться! Безобразие. Куда только смотрят твои родители, в самом деле! Даже на Владимирской…
Повисла звенящая, озадаченная тишина — случившегося не ожидал никто.
Брамс внимательно вгляделась в алеющий на щеке шокированного мужчины отпечаток, посмотрела на собственную горящую от удара ладонь, сжала и разжала кулак.
— Интересное ощущение, — задумчиво проговорила себе под нос, рассеянно улыбнувшись. — Кажется, я начинаю понимать…
— Да как ты… какое ты право!.. — возмущённо булькнул, пытаясь вернуть себе дар речи, Антон Денисович.
— А какое право вы имеете делать мне подобные замечания? — отбрила Брамс. — И разрешения обращаться ко мне на «ты» я лично вам не давала!
Мужчины только ошалело хлопали глазами, наблюдая за происходящим — от обычно рассеянной и витающей в облаках вещевички никто просто не ожидал столь внезапной вспышки негодования. Прежде она не придавала значения подобным условностям, а если кто-то делал ей замечания, не касавшиеся её профессиональных качеств, пожимала плечами, глядя сквозь человека и пропуская всё лишнее мимо ушей, а тут вдруг подобное!
Вновь повисшую тишину разорвал хриплый, каркающий хохот Элеоноры и её же резкие хлопки аплодисментов, под которые Валентинов, окрысившись на Аэлиту и состроив злющую гримасу, пробкой выскочил за дверь.
— Браво, дорогая! — заявила Михельсон смущённой такой реакцией Брамс. — Вот что значит — правильное сочетание! Вот теперь у нас порядок будет, этак мы всю дрянь из Департамента вытурим! А там и из города тоже, — Женщина приблизилась, с сосредоточенным видом обошла вещевичку, внимательно разглядывая обновку, и подытожила, продемонстрировав большой палец: — А брюки отличные, потом черкнёшь мне адресок портнихи.
— Элеонора Карловна, это вы о чём? — полюбопытствовал Чогошвили. — Правильное сочетание чего?
— Мал ещё, — фыркнула женщина.
— Полагаю, Эля имеет в виду своеобразное влияние нового начальника на наше юное дарование, — улыбаясь в усы, предположил Φедорин, после добавил задумчиво: — А может, и на нас всех. Честно говоря, я по-прежнему задаюсь вопросом, почему до сих пор никто из нас так и не начистил Валентинову лицо, ждали Титова…
— Значит, так надо было, — флегматично отозвалась Михельсон, жестом поманила за собой вещевичку к столу и спокойным, деловым тоном принялась ту просвещать: — Вот, держи, передашь петроградцу. Это ему из Киева телеграмма, вот здесь по вещевикам справки, он вчера спрашивал. Если вкратце, коллеги твои вполне законопослушные люди и проблем с нашим ведомством ни у кого из списка особенных не было. Так, по ерунде.
Из киевского послания следовало, что историк Данила Рогов действительно имелся, по краткому описанию походил на знакомца с Песчаного острова, а дальше следовало ждать высланного воздушной почтой личного дела.
А пока Брамс отводила душу, поручик имел разговор с Чирковым.
По части вещевиков тот хоть и поворчал для порядка, но согласился с доводами Титова, что посещение «Взлёта» и беспокойство ценных специалистов более чем оправданно. Он даже не стал ограничиваться разрешительной бумагой, а сам позвонил в Охранку, сразу её начальнику. И по тому, с какой искренней теплотой полицмейстер разговаривал с «дорогим Михал Палычем», Натан понял, что отношения у здешних полицейских с Охранкой неплохие. Может быть, не такие уж дружеские, как Чирков показывал, но поручик позволил себе надежду, что совать палки в колёса следствию смежное ведомство не станет. При наличии, конечно, весомых аргументов, а их у Титова имелось в достатке.
Личная же часть беседы, касательно будущего и настоящего Аэлиты, выдалась уже более напряжённой. Чирков слишком привык к мысли, что избавился от этой головной боли, пойдя на поводу у родственницы, и совершенно не желал нового обострения конфликта. И хоть признавал разумность доводов поручика, и не хотел терять столь талантливого вещевика, но всё равно с внутренним протестом относился к необходимости резко отказать кузине в её притязаниях. Он отчаянно пытался усидеть на двух стульях, даже сознавая невозможность подобного, и Натан, покидая его кабинет, не мог уверенно ответить на вопрос, какое решение принял полицмейстер и принял ли вообще.
Однако Титов был готов упорствовать до конца и Брамс не уступать, даже несмотря на собственные птичьи права на этом месте. Хотя и понятия не имел, как поступит, если Чирков всё же упрётся и предпочтёт избавиться не только от неудобной родственницы, но и от назойливого петроградца, доставляющего массу проблем.
