Блаженная (СИ) - Ворон Белла (книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
— Давид. — ласково сказала я, — Давай залезем в мезонин. К Каргопольскому.
Давид снова вытаращил на меня глаза. Он явно не ожидал такого поворота.
— С ума сошла?
Но по азартному блеску его глаз я поняла — его не придется долго упрашивать.
— Помоги мне проверить мою версию. А я помогу тебе с твоей. Сделаю все, о чем попросишь.
— Ладно. Я тебе припомню. И как же мы туда попадем?
— Пошли, покажу.
***
Я хотела стащить где-нибудь стремянку, но она не понадобилась. Вскарабкаться на балкон оказалось несложно — эркер был изукрашен всяким штучками, название которых знают только архитекторы. Выступы, козырьки, декоративные розетки, водопроводная труба — тут и лестница не нужна. Давид полез вперед, я за ним. Я мысленно благодарила архитектора, который понапридумывал столько финтифлюшек. Давид с обезьяньей ловкостью перемахнул через балюстраду и помог перебраться мне. Он, в отличии от меня даже не запыхался.
Мы распутали шнур от шторы, заботливо намотанный Анной Сергеевной на оконную ручку и бессовестно вторглись в частную собственность Бориса Павловича Каргопольского. Давид включил фонарик, мы поплотнее занавесили окна плотными гардинами и включили настольную лампу.
Мы стояли посреди комнаты, служившей, судя по всему, кабинетом. Письменный стол, глубокое кресло, обтянутое синей кожей, несколько книжных шкафов с дверцами из рифленого дымчатого стекла.
Я распахнула один наугад. Книги в нем хранились в раздражающем порядке. Я пробежалась взглядом по корешкам.
Ух ты! Никогда бы не подумала, что Каргопольский до такой степени увлечен эзотерикой и оккультными науками.
Астрология, нумерология, гипноз, магия, спиритизм… В другое время я засела бы в этом кабинете с чашечкой чая, надолго и с комфортом. А сейчас со вздохом сожаления закрыла дверцы шкафа и перешла к следующему. Та же история. Только книги старинные, девятнадцатый, восемнадцатый век. Многие на иностранных языках. Есть рукописные.
— Тин, у тебя там что?
— Да чертовщина всякая. А у тебя?
— И у меня. Заговоры какие-то… Проклятия… Ритуальная магия.
Я пересекла комнату и подошла к шкафу, возле которого врос в пол Давид, листая толстую книгу с красноречивыми иллюстрациями — жабы, коты, пентаграммы, заклинания, образующие круги, непонятные значки.
— Господи… Неужели он этим всерьез увлекается?
Все книги выглядели так, будто их читали неоднократно. Некоторые пестрели пометками — выцветшими до рыжизны чернилами, карандашом, ручкой, будто их читали разные люди. Причем не просто читали, а пытались применить.
— Знаешь, я думаю, он увлекся всем этим… — Давид обвел взглядом книгохранилище, — после аварии. Он пережил клиническую смерть. Кто знает, что он там увидел…
— М-да… А мне кажется, он и до аварии этим увлекался. — пробормотала я.
Спинным мозгом я чую, что вся эта литература имеет отношение к моей истории и лично ко мне.
Следующий шкаф был посвящен современным достижениям науки — нейролингвистика, пластичность мозга, книги о телепатии, гипнозе, биографии знаменитых оккультистов и менталистов.
— Кто такой Агасфер? — спросил вдруг Давид. Он успел переместиться к следующему шкафу.
— Агасфер… Насколько я помню, сапожник, который не позволил Иисусу сесть на скамью и перевести дух, когда он нес свой крест на Голгофу. Агасфер велел Спасителю идти своей дорогой.
— Вот гад! И что было дальше?
— Дальше. Иисус сказал: “ Я-то уйду, но и тебе придется побродить по свету, пока я не приду за тобой.” И теперь он бродит по миру и спрашивает каждого встречного, не видал ли кто человека с крестом. А раз в пятьдесят лет он возвращается в Иерусалим и сидит у Гроба Господня в мучительном ожидании его чудесного воскресения. Почему ты спросил?
— Здесь целый шкаф посвящен этому парню.
Я поставила на место жизнеописание Елены Блаватской, подошла, заглянула в шкаф. Давид не преувеличивал. Шкаф был забит книгами о проклятом на вечную жизнь сапожнике. Книги на русском, немецком, французском. “Der ewige jude” Гете, “Рукопись, найденная в Сарагосе” Яна Потоцкого, “Вечный жид” Киплинга, “Агасфер” Стефана Гейма. И еще куча книг неизвестных мне авторов на неизвестных языках. В жизни не видела, чтобы этот неприятный персонаж вызывал такой интерес. Но если вспомнить предсмертный бред моей прабабушки и восстание из мертвых Бориса Павловича…
— Он что, мечтает о вечной жизни? — прервал Давид мои размышления.
— Если так, значит он не в своем уме. Кто захочет жить вечно?
— Очень многие, судя по этим книгам.
Следующий шкаф был забит трудами о продлении жизни всеми правдами и неправдами. Этот шкаф был последним. Захлопнув его дверцы, я подумала, что на месте Каргопольского тоже не хотела бы, чтобы кто-то увидел эту странную библиотеку и не пустила бы никого на порог своего жилища.
Мы перебрались в соседнюю комнату — гостиную. Здесь было помпезно и тоскливо. У меня зарябило в глазах от золотого и красного и мы поспешили убраться. По небольшому коридорчику проникли в спальню. Здесь тоже не было ничего интересного, кроме идеального порядка, явления для меня непостижимого.
Если бы я была одна, я пропустила бы эту дверку, удачно замаскированную под нишу в стене. А вот Давид заметил темное пятно с одной стороны, такие пятна бывают вокруг дверных ручек и выключателей. Едва заметное, оно не укрылось от его внимания. Он надавил рукой на пятно, что-то щелкнуло и ниша будто провалилась в стену, открыв проход в крошечную комнатку, темную, как колодец в безлунную ночь.
Мы включили фонарики и оказалось, что это не комнатка, а лестница, ведущая вниз.
— Идем? — шепотом спросил Давид.
— Идем.
***
Сползая по узким, выщербленным ступеням, держась обеими руками за холодную цепь, прибитую к каменной стене, я ругала себя последними словами за безрассудство. Будь я одна, я бы вернулась, не пройдя и десяти ступенек — очень уж было жутко. Но я сама втравила Давида в эту авантюру и надо было держать лицо.
Мы спускались долго, запахло сыростью, стало холодно и промозгло. Лестница вела нас в подземелье. Тут я снова мысленно отпустила крепкое словцо в собственный адрес. Но теперь у нас под ногами была более-менее горизонтальная поверхность, земляной пол, судя по удушливому запаху глины и плесени.
— Ну вот мы и на месте.
Давид обвел фонариком грубые каменную кладку, низкий свод потолка — до него легко можно было дотронуться вытянутой рукой. Посветил вперед — тоже стена. Абсолютно глухая камера.
— Ну, все? Можем идти обратно? — издевательски-вежливо спросил он.
Я хотела что-то ответить, но в этот самый момент моя нога наткнулась на лежащий на полу предмет.
— Дай фонарик.
Давид протянул мне телефон, я посветила себе под ноги и прижала руку к губам, чтобы не взвизгнуть.
Под ногами у меня лежало нечто, бывшее когда-то человеком. Я отпрыгнула, насколько позволяли размеры камеры, Давид тоже шарахнулся в сторону.
Я медленно провела лучом фонарика вдоль человеческих останков. Это был не скелет. Это была мумия. Кости обтянутые потемневшей кожей, похожей на мятую бумагу, остатки рыжеватых волос на черепе, черные ямы глазниц. Истлевшее тряпье неопределенного цвета покрывало то, что нельзя было назвать телом. Вокруг останков были разложены полузавядшие белые розы и расставлены оплывшие свечи.
— Господи… Это Марфа? — прошептала я, не в силах оторвать глаз от жуткой картины.
— Да. Наверное.
— Что… Что он делает с ней?
— Не знаю… Ритуалы какие-то. Надо рассказать всем. — Тяжело дыша, еле слышно ответил Давид.
— Пожалуйста, пойдем отсюда…
— Пойдем.
Я карабкалась по лестнице почти ползком, хватаясь руками за ступеньки, и подвывая от страха. Я слышала шаги Давида за спиной, а воображение рисовало мне мумию, которая ползет за мной по ступенькам. Едва живая от ужаса я ввалилась в спальню Каргопольского, Давид закрыл за нами потайную дверь.
