Волчья ягода (СИ) - Юрай Наталья (читать книги полностью без сокращений txt, fb2) 📗
— А все-таки как так получилось, что операция бесплатная?— неожиданно громко прошептала я, прислонившись к груди Егора, когда отец закончил, и за столом воцарилась пугающая тишина. Подозрения появлялись уже давно, но теперь мне нужны были ответы.
— Миша?
Я не подписала Славкины документы. Большой конверт так и лежал на столе не распечатанным, напрягая нас с Михой и Егором. Неужели без моего ведома дали согласие и получили деньги?
— Пап? Егор?
— Я продал джип.
— Сашке Горькавый у меня давно катер просил. Да я на рыбалку уже и не езжу. Мамку вон только катаю иногда.
— И я, — Гошка сильно и неровно покраснел, — там правда девять семьсот всего.
Отец притянул к себе Эльмиру, впервые вот, так по-хозяйски:
— Ну и мы не лаптем щи хлебаем, откладывал, накопилось. Сложили всё, и получилась приличная сумма. Хватит и на обе операции, и на реабилитацию в хорошем центре.
— Вы охренели что ли? — меня разрывало изнутри.
Тетя вскочила с места, отошла к окну:
— Женя, не надо так!
— А ты?! Джип! Зачем?
— Потому что я мужчина, а ты моя женщина, — Егор обнял и прижал к себе, обведя глазами остальных. — Мужики мы или кто?
Волче вдруг сел на пол, комкая в руках сочащуюся водой тряпку.
— Что вызнала?
— Всё. — дрожь нарастала, а за нею тянулся неизвестно откуда взявшийся страх. — Удивительные вещи открылись мне сегодня, дорогой мой. Теперь вот и не знаю, что со всем этим делать.
Глаза напротив слегка сощурились, цеплялись за мои.
— Поведаешь?
— Не знаю, как и сказать. Представляешь, можно, оказывается людьми, как игрушками забавиться. Вытряхнуть душу из человека и своим гадким нутром наполнить. Красота! Никто и не догадается, что Марья — это и не Марья вовсе. Молчишь? Молчишь. Понятно. Значит, знал. — я засунула руку за пазуху и достала деревянного ворона. Сжала. Волче следил за каждым движением. Экран возник не сразу, но увиденное лишило меня присутствия духа и речи. Этого просто не могло случиться. Моревна же говорила, что не всегда сбывается. Не всегда.
— Видала что? — Волче хмурился.
— Скажи, — я опустилась рядом, угодив коленями в лужицу и чуть поморщившись, — люба я тебе?
— Пуще живота.
— Неужели до меня таких не встречал?
— Встречал всяких. — на пол падала стаскиваема с меня одежда, я не сопротивлялась, но и не помогала. — Врать не буду. И краше тебя бывали, и статнее. А вот с тобою, — губы жёстко прошлись по обнажённой груди, — напиться не могу, надышаться...
И как доказательство — дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох...
— О тебя споткнулся. — рывок был сильным, а обладание резким и грубым, почти животным.
— Зачем я тебе? Время кончается, да? Наследник нужен? — влажный лоб уткнулся мне в ключицу, потерся, отвлекая от ускоряющихся движений бёдер. — Не на кого царство свое оставлять, да?
Меня развернуло и припечатало спиной о дощатый пол. Я не ждала удовольствия, но оно случилось, сбив настрой и вызывая волны тошноты. Волче дёрнулся в последний раз и больно закусил кожу у основания шеи.
— Не отпущу, — рычал он, крепко удерживая, не давая выскользнуть. — Моя была, моей и вековать будешшшшь!
Раздавленная, напуганная и потерянная лежала я под тяжёлым мужчиной.
— Проси, что хочешь, только сперва, — Волче, наконец, выскользнул из меня и я содрогнулась от ледяной пустоты, — сделай то, что должно.
— А если не сделаю?
Охотник помолчал, погладил по щиколотке.
— Сгинешь и здесь, и там. И дружки твои тоже.
— Ты не посмеешь!
— Поглядим.
— Не посмеешь, я знаю. Ты ведь не такой, да? Не такой...
Совершенное мужское тело развернулось ко мне:
— Я буду таким, каким ты захочешь, горюха. Не для того я по земле рыскал, чтобы отступиться от предсказанного. Только дай воды напиться, Женя. Пить очень хочется.
— Марья говорила, что ты людей убиваешь, что смерть сеешь.
— Марья ли?
— Марья, тогда ещё она.
— Вона... — тот, кого я всё ещё называла Волче, скруглил спину и обхватил колени, как мёрзнущий после купания мальчишка на мостках у реки. — Прознала, стало быть. — он помолчал, покачался. — Я своё забираю, мне положенное. У каждого свой срок, горюха. Яговна сторожит ворота в моё царство, кому рано, тех восвояси отпускает, только сперва проверит, много ли вины да крови на человеке. В баньке её заговорённой вода особенная — всё покажет. Балует старуха, иного съесть норовит — в печке испечь. Мол землю топтать ему негоже, грязи округ себя много разбрасывает, пакости всякой. Вот только того огня многие миновали: старуху в устье запихают, заслоном прикроют, думают, погорела бабушка.
— А она? — мне страшно было перебивать, но, отвлекая внимание говорившего, я потихоньку надевала рубаху, отползала к лавке.
— Посидит, посидит, да и выпрыгнет. Дальше сторожит. Гости редко захаживают, так она сама в гости зазывать стала, побродит пособирает горемычных, да всем скопом сюда, на рубеж с моей вотчиной.
— Зоопарк, значит, устраиваете себе. Развлечение.
— А и то сказать, поживи-ка с её, погорюнься на крылечке, не то соскучишься — волком завоешь!
— Зачем ты... так. В чужом теле? Тоже скучно?
Собеседник помолчал, вздохнул.
— Эх, горюха! Верь — не верь, а как увидал в кликушестве тебя, так кровушка посохшая и взыграла. Названная ты мне, испокон веку жду, не чаял уже.
— Девица жданная... — мне становилось всё хуже. — Мстислав тоже?
— Догада.
— Это нечестно, знаешь? Это не по-людски.
— А я и не человек вовсе.
Перед глазами снова возникло сырое подземелье и мгновенный поцелуй, отвращение вызвало волну мурашек.
— Воды тебе не дам и жить с тобой не буду! Уходи прочь!
Волче поднялся и не спеша оделся. Только теперь я начинала замечать разницу в движениях, в повороте головы, в походке и даже в осанке. Запах...
— Напои меня, красна девица, вовеки твоим останусь.
— Куда? — Иван надменно поднял бровь.
— Вот сюда! — я ткнула пальцем в его солнечное сплетение. И велит оттуда, что делать и что говорить.
— Еха! — княжич ухватил себя за короткую бородку. — Не знали беды, не едали лебеды. Вызволить сумеем ли?
— Не знаю. Но народу там много.
— Пришлые должно.
— Может быть.
— А ты, — Иван был растерян и зол. — Зятёк докучливый, слово молвишь ли? Другие по домам разлетелись, под бок к жёнам, а ты возле топчешься. С чего бы?
Но Золик продолжал молчать.
— Ягу не убить, нужно что-то другое придумать. Ловушку, обманку. Не знаю... Хитрость.
— Головушку срубить — и вся недолга.
— Кому головушку?
— Марье.
— Ты что! Она же их как... как... как одежду надевает. Если голову отрубишь, то и Марья погибнет!
— Так тому и быть! Девок кругом — косой коси. А вдовцу и жалости отмерят. И ласки.
— И княжество в придачу, да? Ну ты и гад, Ванечка!
Но недобрый молодец уже удалялся в свои покои обдумывать убийство жены.
— Не бывать тому, — прошипел рядом Золик.
— Марья тебя за мужа не простит, — я положила руку на плечо Ворона Вороновича. — Его не тронь, нужно саму Моревну выручать. Ты сову ее не видел? Серебряную?
Золик поколебался пару секунд и достал из-за пазухи кончик крыла с несколькими оставшимися перьями.
— Яга? Вот тварь!
— Ягоду искать надобно.
— Какую ягоду?
— Волчью. На ней Яга заговоры творит.
— Ты откуда... Чёрт! Трасса, фура, полицейских убили. Ты?!
— Я, — восточный принц потряс головой, отгоняя то ли совесть, то ли воспоминания. — Трафик был налаженный. Гнали в Россию сырец, иногда героин. В ту ночь в придорожной кафешке бабушка-официантка выпить дала настоечки своей. — он глубоко вздохнул. — Свыкся тут, даже говорить стал совсем иначе.
— А как в ворона попал?
— Не помню. Знаю только, что тело не выбираешь. Можешь в своём остаться, а можешь, как Мстислав, в волка. Если вовремя не спохватишься, грязь из сея не вышибешь, то ноги не унесешь, теряешь себя, меняешься, пропадаешь. И даже не в говоре дело — память из тебя вымывается, умения, чувства прежние. Прорастаешь в этой землице и уже сдвинуться не можешь.
