Сердце Кровавого Ангела. Дилогия (СИ) - Снежная Марина (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
М-да, вляпался я по полной, настроив против себя двух считай что самых могущественных вампиров в мире! Даже мелькнула малодушная мысль, что не стоило отвергать мировую со стороны Бурра, когда тот ее предлагал. Но теперь поздно. Я мог бы, конечно, сделать Миру вампиром без разрешения, но тогда она окажется вне закона. И любой вампир будет обязан убить ее, узнав об одном лишь существовании нелегального сородича. А во-вторых и в-главных, Мира ясно дала понять, что не желает становиться вампиром. Все, чего она хочет, держаться от нас всех подальше. Единственное, что оставалось, это надеяться на то, что Красс все же достаточно привязан к ней, чтобы отпустить, когда поймет, что становиться его вампиром она не желает. Или на то, что я каким-то образом сумею связаться с Первородным и попросить о помощи напрямую.
Я невольно коснулся серебряного медальона, с которым почти никогда не расставался. Подарок Первородного. Особый знак, которым он отмечал удостоенных высокой милости, какой он одарил меня. Как бы сложилась моя жизнь, если бы он оставил тогда при себе? Я мотнул головой. Не время сейчас предаваться воспоминаниям. Лучше подумать о том, как выпутаться из сложившейся ситуации. Одно знал точно — следует как можно скорее побороть это непонятное чувство, возникшее ни с того ни с сего и перевернувшее всю мою жизнь.
И я честно пытался это сделать. Расставшись с Дереком и вернувшись в нашу с Мирой комнату, избегал даже смотреть в сторону девушки. Просматривал информацию в интернете, искал любую возможность отвлечься. Но все благие намерения рассыпались в прах, стоило девушке пораниться. Я сам поразился собственной реакции. Наверное, получи я сам удар мечом, не отреагировал бы так, как при виде ее небольшого пореза.
Да что со мной такое? Я был готов даже за врачом бежать или немедленно напоить Миру своей кровью, чтобы остановить кровотечение. Лишь с трудом заставил себя более-менее успокоиться и в итоге опомниться. Но ее предложение снова выбило из колеи. При одной мысли о том, что снова смогу ощутить вкус ее крови, от которого тело в прошлый раз охватывало просто безумное наслаждение, я едва не потерял голову и немедленно не приник к ранке. Но почти сразу осознал, что тогда вряд ли удержусь от большего. Близость этой девушки действовала, как сильнейшее возбуждающее средство. Мне постоянно хотелось прикоснуться к ней, ощутить вкус и запах ее кожи.
Борьба с самим собой закончилась сокрушительным поражением, и я снова слетел с катушек. Чувствовал, что Мира тоже возбуждена не меньше моего, и это воздействовало на меня еще сильнее. А следующим утром я ненавидел самого себя за слабость, за то, что опять не устоял. Пусть даже в этот раз она ни о чем не жалела, что ясно дала понять, но я осознавал, что чем больше позволю себе с ней сблизиться, тем тяжелее будет потом отпустить. Для нее я лишь временный попутчик, тот, в ком она видит утешение и защиту. Думаю, именно это и толкает ее в мои объятия. Потребность в ком-то, кто хоть на какое-то время позволит забыть о том, что пришлось пережить, позволит не думать о тех трудностях, какие еще только предстоят. Да и наверняка к ее мотивам примешивается благодарность. Но не больше. И меня, кто с другими и сам избегал большего, почему-то безумно это задевало. Уж лучше и дальше сохранять дистанцию, чем потом рвать по-живому, когда должен буду ее отпустить!
И утром я трусливейшим образом сбежал к Дереку и доставал его пустой болтовней, избегая говорить о том, что на самом деле тревожило. Но друг даже виду не подал, что я могу отвлекать его от важных дел или что он чем-то недоволен. И я был благодарен ему за понимание. Но как бы ни оттягивал момент, пришлось все же вернуться в комнату и встретиться взглядом с уже проснувшейся Мирой. Я всем своим видом дал понять, что не желаю повторения того, что произошло между нами. И ощутил совершенно нелогичную боль, когда она легко с этим согласилась. Ее холодность и равнодушие задели так сильно, что самообладание снова едва не полетело к чертям. Хотелось сгрести Миру в охапку, целовать, ласкать до тех пор, пока снова не станет теплой и страстной, как в прошлые ночи. Убрать эту отстраненность с ее лица, пускай на краткий миг, но увидеть в ее глазах то, что так легко можно было принять за ответное чувство. Пусть даже на самом деле это будет лишь отклик тела, а не души.
Не знаю, каким чудом удалось не сорваться. Но лежа на другой стороне огромной постели, я испытывал противоречивые чувства, что мучили и приводили в смятение. С одной стороны был собой доволен за выдержку, с другой — терзался невозможностью все вернуть и просто прижать к себе горячее хрупкое тело, рядом с которым так приятно было засыпать. Пришлось впиться ногтями в собственные ладони, чтобы подавить нахлынувший порыв придвинуться к ней и обнять. Уставившись в темноту, которая для меня казалась лишь ранними сумерками, я прислушивался к дыханию девушки. Безошибочно уловил момент, когда ее все же одолел сон. Сам же заснуть не мог и то и дело ворочался, безуспешно пытаясь это сделать.
Когда же все-таки начал погружаться в дремоту, услышал полузадушенный крик. Резко вскинулся на постели. Сердце бешено колотилось, будто в преддверии неведомой опасности. Но все вокруг было спокойно. Почти. Мира металась по постели, во сне закусывая до крови нижнюю губу. С губ срывались болезненные стоны, ее всю трясло. Опять дурной сон? Как жаль, что не могу защитить ее от внутренних демонов, которые иногда терзают похлеще живых. Но кое-что я сделать все же могу. Отбросив на время намерение держаться от Миры как можно дальше, молниеносно преодолел разделяющее нас расстояние и сгреб в охапку. Прижал к сердцу, стал укачивать, как маленькую, пытаясь успокоить.
Мира еще некоторое время металась в моих руках, продолжая трястись, как перепуганный зверек. Я осторожно провел ладонью по ее лбу, обметанному бисеринками испарины.
— Все хорошо, моя девочка. Я никому не позволю причинить тебе вред…
Она снова судорожно дернулась, а потом уткнулась лицом в мою шею. Ее ноздри шумно раздувались, вдыхая мой запах. Это будто успокаивало ее, и дрожь тела становилась все меньше. Я уловил, как порхающими бабочками затрепетали на моей коже ее ресницы. Мира медленно разомкнула веки и вскинула голову, глядя в темноте на мое лицо. Хотел что-то сказать, успокоить, еще крепче прижать к себе, но она не дала такой возможности. Сильно дернулась, высвобождаясь из моих объятий, и откинулась на подушки, уставившись в потолок.
— Мне опять кошмар приснился. Извини, что разбудила, — голос прозвучал чуть хрипло, но так холодно, что у меня внутри будто кошки заскребли.
Но в этот раз я не мог ответить ей так же отстраненно, как днем. Понимал, как Мире сейчас плохо.
— С тобой все в порядке? — спросил как можно мягче.
— Это просто сон, — повторила она.
— Не просто, — возразил я, осторожно ложась на бок рядом с ней и внимательно изучая тонкий профиль девушки. — Это мучает тебя, не отпускает. Твои потаенные страхи. Ты боишься, что это вернется в твою жизнь.
Она слегка вздрогнула и стиснула зубы.
— Поговори со мной. Не держи все в себе. Тебе станет легче.
— Вряд ли, — ее лицо болезненно исказилось.
— Поверь мне, когда пытаешься справиться с таким в одиночку, это гораздо тяжелее.
— Тебе-то откуда знать? — в голосе прозвучали нотки злости. Мира повернула ко мне голову и ее глаза сверкнули яростным блеском.
— Поверь, я понимаю тебя лучше, чем ты можешь представить.
— Сильно сомневаюсь! — зло выпалила она. — Ты не был беспомощной жертвой, с которой можно сделать все, что заблагорассудится. В то время как ты должна терпеть все и делать вид, что довольна и благодарна. Тебя не ломали несколько лет, вытравливая даже крупицы гордости. Не считали всего лишь вещью, которая ни на что не имеет права. Даже на собственное тело.
Боль, звучащая в голосе Миры, хлестала плетью, заставляя меня самого внутренне содрогаться. Слишком сильные, глубоко задавленные эмоции вызывали слова девушки. И я вдруг впервые ощутил потребность поделиться с кем-то тем, что до сих пор еще влияло на меня. Спустя такое количество лет, что страшно становилось. Но оно все еще жило во мне, делало таким, какой я есть. Никогда до конца не заживающая рана, которую я никому не показывал. Даже самые близкие знали лишь часть правды. Ту часть, которую я все же решился им приоткрыть. Но лишь в общих чертах и без привязки к тому, что на самом деле чувствовал. Всегда понимал, что никто из них до конца не поймет. Никто, кроме Миры, которая тоже прошла через нечто подобное. Может, именно поэтому ощутил непреодолимую потребность открыться ей сейчас. Так хотелось, чтобы она не допускала моих ошибок, не закрывалась от мира, стремясь справиться со всем сама.
