Эпизод 1. Назад дороги нет. Наташа (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги полностью .txt) 📗

Но мы ехали уже слишком долго и уже давно удалились от Сент Моргана, да и от других жилых мест. И я понятия не имела, куда нас везут. В машине, помимо меня, находились еще, по крайней мере, трое. Я слышала покашливание, сопение, дыхание и даже запахи.

— Ублюдки, хоть бы остановились и дали нам сходить в туалет.

Раздался девчачий голос, и привлек мое внимание, я повернула голову на звук.

— И попить, — добавил еще один, тоже женский.

— И пожрать, — теперь уже мужской.

— Размечтались. Нас везут, чтоб пристрелить. А перед смертью не кормят.

Я дернулась всем тело, услышав этот голос. Он показался мне ужасно знакомым, как дежавю. Но это не мог быть именно он. Я слышала его слишком давно и всего лишь один раз. Я точно ошибаюсь.

— Что за бред. Нас не могут пристрелить, суд вынес приговор и… — раздался писклявый голосок, тот, что говорил самым первым про туалет.

— Наивная малышка. Суд вынес приговор, но не озвучил, где мы будем отбывать наказание. Кто-нибудь слышал, куда нас везут?

— Нет, — ответили кто-то дружно, кто-то по очереди, и я определила, что нас шестеро. Трое парней и три девчонки. Одна из них я.

— Вот именно. Зачем им нас кормить?

— Глупости. Тебя послушать, так всех заключенных расстреливают.

В этот момент машина остановилась, и мы все притихли, прислушиваясь к происходящему снаружи. Похоже, машина подъехала к КПП или к границе. По телу пробежал холодок, и снова запульсировало в висках паникой от неизвестности.

— Сколько?

— Шестеро.

— Документы, санитарные справки.

— Все здесь.

— Выгружайте. Они должны пройти обработку и осмотр перед пересечением границы с закрытой зоной.

Какой еще закрытой зоной? Где мы? О чем это они говорят? Какая обработка? Но прежде, чем я успела опомниться, с грохотом открылась дверь, и нас начали вытаскивать из кузова. Снова стало страшно. От холода зуб на зуб не попадал. Где-то вдалеке слышалось карканье ворон и завывание ветра. Меня взяли под руку и насильно куда-то повели. Я вспомнила тот голос, который показался мне знакомым, и по коже поползли мурашки ужаса. Неужели он был прав, и нас, правда, везут, чтобы расстрелять? Но тогда зачем санитарный осмотр? И обработка?

Меня завели в какой-то вагончик и сняли повязку с глаз. От яркого света ослепило, и я часто заморгала, ощущая, как слезы пекут склеры. Я видела перед собой двух человек в медицинских костюмах, масках и шапочках, прикрывающих волосы. Сначала их лица расплывались из-за света, но чуть позже я начала различать, где мы находимся, и видеть двух врачей с отрешенным выражением глаз. Один из них сидел за столом, а вторая смотрела на меня, изучая как насекомое.

— Имя, — спросил тот, что за столом.

— Наталья Мельников.

— Возраст.

— Семнадцать.

— Статья.

— 286ЕНК.

— Срок.

— Пять лет.

— Группа крови?

— Первая отрицательная.

Женщина тем временем осматривала мое лицо, приподнимала мои веки, трогала шею под подбородком, затылок, велела поднять руки и ощупала подмышки.

— Открой рот.

Я открыла, и она осмотрела мои зубы, затем велела вытащить язык.

— Здорова.

Вынесла вердикт, попросила сесть, снять толстовку и закатить рукав. Я ужасно боялась крови и уколов и мысленно взмолилась, чтобы она не надумала сделать мне укол или прививку.

— Вас ввозят в закрытую зону. Я возьму у вас образец крови, и по уставу вам положено сделать три прививки. Отказаться вы не имеете права, как и оказывать сопротивление врачам.

Тяжело дыша, я посмотрела на три шприца на подносе и перевела взгляд на женщину. Трудно было определить, сколько ей лет, только по глазам, но мне казалось, она чуть младше моей мамы.

— Я боюсь уколов и крови.

— Уколы не болезненные, а крови вы не увидите, если не будете смотреть. Закатите рукав.

Я послушно закатала, чувствуя, как учащается мое дыхание и пульсирует адреналин в висках.

— Работайте кулаком и смотрите на стену.

Женщина затянула мне руку жгутом, и я, чувствуя слабость во всем теле, снова глянула на шприцы. А потом. потом я забыла обо всем. Потому что трое конвоиров затащили в вагончик Спартака. Да! Я узнала его голос, но не хотела этого признавать. Узнала его сразу же, едва услышала. Он сопротивлялся и разбрасывал широкими плечами двух охранников.

— Я хочу знать, какого черта здесь происходит и с каких пор у заключенных берут образец крови? Где мы находимся, черт возьми?

Как же он изменился за это время. Возмужал. На четко очерченных скулах проступает щетина и беснуются желваки, а бронзовые глаза налились кровью и сверкают яростью. Он стал шире в плечах, мощнее и выше ростом.

— Имя.

— Пошел к черту.

— Имя, придурок!

Рявкнул конвоир и ударил Спартака прикладом в солнечное сплетение, но тот выдержал удар и зарычал на них как дикий зверь.

— Спартак Ривера, — проговорила вместо него конвоирша, взвалив автомат на плечо и зачитывая с листа бумаги в папке, — Девятнадцать полных лет. Статья 133МСК. Срок десять лет.

— Ты будешь моей секретаршей, детка? — он сделал очень откровенное движение языком в воздухе, и конвоирша отпрянула от него, а один из охранников опять ударил его в живот.

Парня насильно усадили на стул и содрали с него куртку вниз, на сведенные за спиной руки.

— Разожмите кулак, Наталья. Вы меня слышите? Кулак разожмите.

Я перевела на нее взгляд, но даже не увидела ее лица, разжала пальцы и снова впилась взглядом в подонка, который пригласил меня в кино, потому что боялся, что его заложат мамочке. Ублюдка, о котором я все равно думала все это время, и который снился мне по ночам и являлся в мечтах, от которых вспыхивали щеки. Только от холеного подростка не осталось и следа. Спартак, скорее, напоминал пацана из неблагополучной семьи, чем сына миссис Ривера, одной из самых богатых женщин города.

Сейчас все его тело было забито татуировками, а в мочке уха красовалась серьга. На груди висела мощная цепочка с черепами, и во взгляде добавился циничный блеск.

— За донорство положено платить, вам об этом не говорили?

— А за тройное убийство надо казнить! Вам об этом не говорили?

Я резко втянула воздух, а Ривера показал им средний палец. Тройное убийство? О, Господи! Неужели это правда?

— Если выберусь, станешь четвертым. — сказал шепотом, но конвоиру не понравилось, и он пнул парня в грудь прикладом автомата, тот слегка согнулся с глухим звуком, но тут же дернулся вперед, и конвоир отступил назад. А я во все глаза смотрела на парня и не могла проглотить слюну, а в горле пересохло еще сильнее. Под тонкой белой майкой Спартака перекатывались бицепсы, натянув бархатистую смуглую кожу, и татуировки на нем смотрелись как диковинное сплетение узоров. Если пару лет назад он был просто самым красивым мальчиком в школе, то сейчас он мне казался кем-то вроде дьявола, сошедшего на землю, чтобы сводить с ума таких дурочек, как я. Конвоирша тоже на него поглядывала и кусала губы.

Я настолько увлеклась созерцанием, что не заметила, как мне вкатили сразу три укола.

— Ну вот и все. Вставайте.

Я приподнялась и неловко зацепила со стола свою папку, она с грохотом упала на пол, и все обернулись ко мне, включая Спартака Риверу. И… и ничего не произошло. Он меня, конечно же, не узнал. Совершенно равнодушный взгляд, лишь слегка мелькнувший интерес тут же погас. Да, на таких, как я, парни долго не смотрят. Усмешка спряталась в уголке его рта, а густая челка упала ему на глаза, и у меня, как и в прошлый раз, дух захватило.

Я перевела взгляд на иглу, которая вошла ему под кожу на сгибе локтя, и все поплыло перед глазами. Ненавижу смотреть, когда кому-то делают больно. А уколы — это вообще моя слабость.

— Выведите ее! Следующий!

Глаза нам больше не завязывали, тычками погнали обратно в машину. Я оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, где мы, но не видела ничего, кроме пустыря, растянувшегося с обеих сторон от дороги, на которой расположился БТР. На дороге, по обе стороны от которой стояли вооруженные солдаты, выложены шипы. Наша машина стояла за чертой, которая была нарисована на асфальте ярко-красной краской. Позади КПП виднелись красно-белые ленты и надписи «Въезд запрещен. Закрытая зона».