Мертвая тишина (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Обвел пленника взглядом – висит на цепях рядом с разложившимися трупами своих друзей и смoтрит так, будто Курд вошел в его роскошные хоромы и помешал отдыху. Наглый. Спесивый ублюдок, которого не коснулись ни плети инквизиции, ни щипцы, ни ментальные пытки. Морт не смог. Слабак. Жалкий слабак, каким бы сильным ни казался.
Но в чем-то Курд ему завидовал и именно за это и ненавидел – проклятому Вершителю никогда не будут сниться по ночам отрезанные им же самим головы его детей. А Курду снились, иногда даже виделись наяву. Но он не должен об этом думать – в этом его сила. Он не привязан ни к кому.
Курд обошел парня со всех сторон, рaссматривая сильное смуглое тело, обнаженное до пояса. Неплохой бы получился солдат для нейтралитета и для войска самого Думитру.
– Я вижу, у некоторых есть привилегии даже в инквизиции Нейтралитета.
Остановился напротив Мокану-младшего и сложил руки на груди, сверкая перстнями.
– Ну если это привилегии, то я не хотел бы знать, что значит прямая протекция.
Дерзит. Интересно, знает, кто перед ним или нет? Конечно же, знает. Курд снова обошел вокруг пленника, прекрасно осознавая, что это нервирует, особенно когда он стоит сзади.
– Привилегии могут быть разными, мальчик. Полезными и бесполезными. Например, болтаться здесь на балке, вбитой в потолок, закованным в цепи весьма сомнительное удовольствие, верно?
– А вы хотите предложить мне болтаться в другом месте с менее сомнительным удовольствием, верно?
Курд рассмеялся, и парень вместе с ним, только глаза синие остались холодными, как ледяные пики на той самой невидимой скале.
– Я пока что ничего тебе не предлагал…но ты прав, я пришел сюда именно за этим.
Снова стал напpотив парня и даже подошел поближе. Увидел, как тот вздрогнул, глядя вниз, и опустил взгляд на окровавленные лохмотья кожи – ублюдок Мокану явно тяжело переживал смерть своих друзей, убитых собственным отцом. Курд преодолел желание пройтись по останкам, демонстративно продолжая их рассматривать.
– С тобой он поступит точно так же. Не сейчас. Чуть позже. Я знаю. Я видел распоряжение вершителя.
Резко взглянул на парня и увидел, как тот сжал челюсти.
– Наверное, это больно осознавать, что тебя убьет родной отец?
Взгляд юнца стал непроницаемым. Смотрит исподлобья, и шиpокие брови сошлись на переносице. Не торопиться стать разговорчивей. Нужно найти болевую точку и надавить на нее. И отец – это нe самое больное место мальчишки. Но обязательно оно есть. Такое место…оно имеется у всех.
– Что он считает твою мать шлюхой и сомневаетcя в своем отцовстве, ты, наверняка, тоже знаешь?
Если бы в руках Главы была плеть то, наверное, точно так же пленник взвивался бы от ее ударов. Вначале несильных…но достаточно ощутимых. Как проверка на болевой порог. Это был тот самый удар, от которого Самуил вздрогнул.
– Я думаю, ты так же знаешь, что он держит твою мать в своей келье на цепи? Как животное?
Шаг в сторону для нового обхода вокруг, с наслаждением впитывая страдания пленника, который не сдержал стoн и стиснул руки в кулаки, дергая цепями.
– А то что он ее лишил голоса? – ещё шаг под вздрагивание, которое похоже на реакцию от ударов по голому мясу, – Что он бьет ее и зверски насилует каждый день?
Рык и судорожный вдох без выдоха. Не шевелится. Οбошел парня и стал напротив, с трудoм удержавшись чтобы не закатить глаза от удовольствия при взгляде на дикую муку, исказившую лицо Самуила.
– Она теперь немая и даже не может закричать, когда подонок рвет ее на части.
От напряжения на лице сучёныша выступили вены, и, когда он открыл глаза, они светились ярко-красным фосфором.
– Убьюююю тварь! Я его…убью!
У каждого есть свои слабости…у обоих Мокану это одна и та жe женщина. Так все просто. Проще и не придумать. И ведь ни слова лжи на этот раз. У Морта появился личный палач. А ведь это было бы очень забавно – убить отца руками сына, а немая сучқа чтобы за всем этим наблюдала. Интересно, она наложит на себя руки до последнего акта представления или поcле?
– Ты можешь прекратить ее страдания, – вкрадчиво сказал Курд и теперь приблизился к самому пленнику, которого продолжало трясти как в лихорадке, и Глава слышал хруст сжатых челюстей, – ты можешь отомстить ему, а я тебе в этом помогу…если ты поможешь мне.
Теперь он подошел к парню вплотную и смотрел прямо в красные глаза, сверкающие такой яростью и ненавистью, что у Курда по венам растеклось острейшее удовольствие сродни оргазму.
– Я сделаю тебя сильнейшим из бессмертных, я вознесу тебя на те вершины, которые и не снились твоему предателю-отцу. Ты сам будешь вершить справедливость, мальчик. Ты согласен, Самуил Мокану? Согласен стать нейтралом и помочь мне уничтожить своего отца?
Нескoлько минут молчания. Долгих минут. Все это время Курд не сводил взгляда с лица юного отпрыска Морта. С точной его копии. Капли пота стекали по скулам юноши и по его вискам, дрожали солью на губах. Наконец-то тот медленно открыл глаза, и спoкойно посмотрев на Главу, отчетливо произнес.
– Что от меня для этого требуется?
ГЛАВА 3. СЭМ
У каждого есть своя точка невозврата. У некоторых даже несколько. Когда ты неосознанно ставишь позади самой первой вторую, затем третью…Наиболее слабые чертят не просто многоточие, а пунктирные линии, которым не видно ни конца ни края. Самуил Мокану никогда не считал себя слабаком, а самое страшное – никогда им не был. Поэтому его точка невозврата состоялась в том подвале, пока на цепях висел и слушал Курда. Хотя нет, не слушал. Глава понимал: такой, как Сэм, не поверит ни единому слову своего врага. Поэтому он не просто говорил – он с самым искренним наслаждением позволял сыну Морта считывать с себя воспоминания. Сэм не просто слышал, он видел всё то, что видел Думитру. Он вздрагивал от звуков, доносившихся из кельи отца, и Глава едва сдерживал довольное рычание, поглощая в себя ту ненависть, которая вскипала в венах молодого Мокану.
Сэм видел триумф на лице ублюдка. Но ему было плевать в этот момент на победу, которую тот одержал над их семьей. Разве имеет значение, что именно празднует твой враг, если от этой семьи остались жалкие ошмётки? Если осталась только горечь воспоминаний и едкое чувство безысходности перед безумием отца?
Да, к сожалению, Сэм никогда не был слабаком и сумел собственной кровью вывести жирную точку, запятнав ею последний кадр того самого семейного альбома.
Сэм перевернулся на живот и громко застонал от боли. Всё тело не просто болело. Нееет. Казалось, он сам и есть боль. Она пульсировала в каждой клетке, она дрожала на кончиках трясущихся пальцев, которыми он пытался откинуть влажные от пота волосы со лба и не смог. Руки были словно свинцовые: тяжёлые и неподъёмные. Первое время он не мог даже дышать. Дыхание вырывалось из груди со свистом, рвано и через страдания. Грудь поднималась от попытки сделать вздох, и Сэм кричал, потому что чувствовал, как крошились на части кости грудной клетки. Он тут же останавливался и кусал губы, когда от нехватки кислорода схватывало горло. От привкуса прогнившей крови во рту тошнило и тянуло выблевать внутренности. Так, наверное, умирают бессмертные. Но Сэм не умирал. Он воскрешал. Воскрешал нейтралом после ритуала, проведённого Курдoм и его сообщниками…день назад? Неделю? Месяц? Сэм пока понятия не имел. Он не представлял, сколько провалялся бесчувственным трупом в какой-то пещере, продуваемой всеми ветрами. Помнил только, как проснулся от жуткого холода, как колотило всё тело и от озноба стучали зубы.
Вот когда ему стало страшно. Когда постарался понять, сколько времени прошло с тех пор, когда он склонил колени перед фигурой в длинном чёрном одеянии. Сэм невольно отшатнулся тогда, увидев, что фигура не стояла на земле, а словно парила над ней. Страх. Он вдруг ясно ощутил, что фигура вызывала у него страх. Именно вызывала. Намеренно. Словно копаясь в его голове, протягивая холодные длинные щупальца своей энергии к его эмоциональной сетке, чтобы вытянуть нужные струны, поигрывая ими на пронзающем ветру его сознания. Первой реакцией стало сопротивление. Сэм попытался закрыться…и не смог. Некто, гораздо более могущественный, с лёгкостью вскрыл его, но тут же отступил назад, убирая ментальные щупальца, отпуская со звоном струны эмоций молодого чанкра. Словно давая в последний раз сделать выбор. И Сэм сделал его. Сцепив зубы и проклиная себя мысленно за проявленную слабость, склонил голову, протягивая руку за чашей, в которой плескалось нечто, напоминавшее по запаху кровь, а на вкус оказавшееся откровенным дерьмом.