Песнь лихорадки (ЛП) - Монинг Карен Мари (книги хорошего качества .txt) 📗

К его несчастью, я от таковых не страдаю. Прочесть меня невозможно. Его весы неспособны измерить то, из чего я сотворена.

— Как Дэни… эм, Джада? С ней все хорошо?

Я оставила ее в живых. Есть недостойные, которые умрут раньше, и достойная аудитория/интересная добыча, которая умрет позднее. Существование без зеркал и игр — это бесконечный зевок.

— С ней все будет хорошо. Ой! — говорю я, внезапно хватаясь за глаз. — Ой! — вскрикиваю я снова.

— Что случилось, Мак?

— Проклятый ветер! Кажется, мне в глаз залетела щепка. Можешь посмотреть?

— Здесь слишком темно, черт подери, чтобы увидеть что-нибудь.

Над нами клубятся и сталкиваются друг с другом облака, и внезапный грохот ножами вонзается в мои уши.

— Ну, попытайся. По ощущениям напоминает чертов булыжник. Кристиан, помоги мне! — я запрокидываю голову и, щурясь, смотрю на него, подавляя желание зажать уши руками. Он подходит ближе, кладет ладони на мое лицо, и вот тогда я ударяю.

Я лезу под куртку за своим копьем, своим милым, милым копьем, которое является моей самой ценной и ненавистной собственностью: бережно хранимой, потому что оно выкосит всех, кто должен умереть, чтобы я смогла достичь истинного предначертанного; презираемой, потому что из-за крошечного укола копья я могу сгнить изнутри. Я выдергиваю его из-под своего…

— Мак, стой спокойно. Я ничего не смогу сделать, если ты будешь так вертеться.

Я замираю под его прикосновениями, но не потому, что он так сказал, а потому что парализована яростью.

Эта сука! Эта умная гребаная сука! Она все испортила! ВСЕ!

Я помню руки Джады на себе до того, как я полностью освоилась в новой оболочке, они касаются меня всюду, расстегивают оковы на лодыжках. Если бы она не освободила мои ноги до того, как похлопать по остальным местам, я бы обратила внимание. Она хитростью ввела меня в заблуждение. Обдурила меня! Бедра. Груди. По бокам ребер.

— Проклятье! — взрываюсь я. Она освободила мои руки в последнюю очередь, когда уже завладела тем, что ей не принадлежало.

Единственным, что мне требовалось для достижения своих целей.

— Я знаю, что больно, но ты должна стоять спокойно, Мак, — рычит Кристиан.

Он и понятия не имеет, как это больно. Она воспользовалась тем самым первым моментом, когда я еще не полностью собралась и пришла в себя. Так нечестно. Я только что родилась.

Я была уверена в присутствии копья на своем теле, в его весе в наплечных ножнах под курткой, и мне было ненавистно касаться его во время акклиматизации в новой оболочке, так что я не тянулась к нему до сих пор.

И обнаружила внутри пистолет — вовсе не копье.

Я позволяю бесполезному оружию выскользнуть из своих пальцев и упасть на землю, закрываю глаза и произношу заклинание. Беззвучно шевеля губами, я пробуждаю к жизни одно из своих любимых.

— Я едва ли смогу достать эту хрень, если ты не… Мак, какого гребаного хрена ты…

Моя рука на его губах, но не только рука. Он больше не говорит, его губы сшиты алчными иглами кровавой руны, которую я призвала с моего зеркального озера, не с ее озера. Она никогда не находила своего озера. Я об этом позаботилась, держа его спрятанным за иллюзией и фокусом, легко манипулируя ее нейронной сетью.

Он спотыкается, пытается отшатнуться, но я швыряю в него руну за руной. Они жадно цепляются за его шею, его руки, за его крылья, эти прекрасные величественные крылья, которые должны быть моими, которые он не заслуживает и не чтит.

Царапая сам себя, он падает на покрытую ледяной пылью землю.

Я тихо бормочу, и еще дюжина рун слетает с моих рук. Я швыряю их на его тело, где они пиявками впиваются в его одежду и кожу, разрастаются и увеличиваются, пока Принц Невидимых не оказывается парализован той же паразитической магией, что обрушила стены тюрьмы Невидимых. Руны питаются попытками жертвы бороться, становятся сильнее и крупнее от малейшего сопротивления. Считанные мгновения спустя Горец окажется в коконе кровавой тюрьмы, из которой не сбежать.

Я даю ему повод для раздумий и адову вечность, чтобы над ним поразмыслить. Кретин. Идиот.

— А я хотела убить тебя, — шепчу я и лижу его лицо во всей его проклятой страдающей правильности. — Я хотела наблюдать за твоей смертью. Я еще не убивала в этой форме. Я хочу знать, каково это, — я позволяю своей сущности полностью оживить мое лицо, сверкнуть в моих глазах.

Он смотрит на меня в ужасе. Он запоздало понимает, кто на самом деле есть Мак. Кто я есть.

Я есть.

Я покрываю его дополнительными рунами, нежно сажая их на его глаза, лоб, затыкая его нос, а затем швыряю его на землю. Возможно, я вдобавок пинаю его пару раз. Не знаю, плевать, мой разум уже двигается дальше. Может, у меня и нет копья — в данный момент — но я соберу своих врагов и сохраню их до тех пор.

Я поднимаю его и волоку за груду камней. Я заберу его перед тем, как покину аббатство, возьму с собой в свою берлогу.

Возможно, перед смертью я с ним поиграю.

Понимание вещей кроется в их разрушении.

А я всегда была любопытной.

***

Входя сзади в разрушенное аббатство, я прислушиваюсь к голосам ши-видящих за обвалившимися стенами, глаза сосредоточенно ищут случайную возможность.

И она повсюду.

Тут я соскребаю лед с коробки крысиного яда, призванного защищать припасы крепости. Там я нахожу наполовину сохранившуюся кладовку с оледеневшими закупоренными бутылями воды из артезианского колодца. Эти две вещи соединяются в очаровательный напиток кровоточивой смерти. Нет гарантии, что эти припасы используют или что выпьют достаточно воды. Но возможность существует. И этого достаточно для развлечения.

Я аккуратно передвигаюсь по скользкому камню и расщепленным балкам. Скользнуть на восток, затем вниз, зная дорогу, потому что моя прежняя хозяйка ходила этим путем, пока я сливала впечатления из протекающего фильтра ее разума.

Ниже. Ниже. Мне бы так не хотелось идти вниз, в катакомбы, где мое предыдущее воплощение содержалось ОХРЕНЕТЬ КАК ДОЛГО, Я ДУМАЛА, Я СОЙДУ С УМА. Но не сошла. Я сохраняла спокойствие и собранность, и ждала подходящего момента, ампутируя себя от обложки Синсар Дабх, пока ее несли, незаметно выскальзывая за дверь, так сказать, благодаря ловкости рук.

Я останавливаюсь у запертых дверей пещеры. Давным-давно король запечатывал и распечатывал двери своей огромной цитадели в тюрьме Невидимых, неоднократно проделывая это в ходе бесконечных экспериментов и попыток воссоздать Песнь Созидания. Для такого одержимого создания он был беспечным ублюдком. Многие из его воспоминаний принадлежат мне. Пока я находилась взаперти в пещере, парализованная липкой паутиной его рун, это знание не принесло мне никаких плодов. За пределами пещеры вполне возможно, что его одного будет достаточно, чтобы вместить (а потом убить!) остатки прежней себя, которые нельзя оставлять в Круусе.

Я произношу заклинание, которое когда-то открывало и закрывало древние двери личного поместья короля, и как я и ожидала, высокие двери главного входа распахиваются настежь. В отличие от короля-идиота я редко дважды использую одно и то же защитное заклинание.

Принц поднимается в глубине темного помещения и скользит к открытому выходу. Когда МакКайла в последний раз видела его, Круус был пленен. Теперь уже нет. Он гигантский Фейри с огромными черными крыльями, покрытыми узором из блестящих радужных частичек, тело брутальной силы и восхитительного совершенства. Он был создан, чтобы править, чтобы сокрушать, чтобы подавлять. Моя кровь вскипает яростью. Его превосходный сосуд должен принадлежать мне.

— Круус, — говорю я, перешагивая через порог.

Он останавливается и оценивает меня.

— МакКайла. Не твоего прихода я ожидал.

Мое копье, мое милое копье, я жаждала убить его. Забрать у него то, что не могу иметь сама. Теперь я могу лишь забрать его и сложить вместе с ублюдком-Горцем, пока одна из смертоносных реликвий не будет моей.