Портрет предателя (СИ) - Зеленая Марья (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Владелец борделя присвистнул от изумления, а госпожа Моран восхищенно промолвила:
— Чудесно! Ты будто помолодел лет на двадцать! Теперь я вспомнила, почему вообще связалась с тобой! — она повернулась к Доминике. — Если ты и наших девочек изобразишь такими же красотками, то клиенты к нам просто косяком попрут!
— Не вопрос! — согласилась та.
Юбер расцеловал ее в обе щеки
— Ты прелесть! — воскликнул он.
— Это я ее нашла! — гордо заявила Моран.
43. Зима
Зима в Хейдероне выдалась снежной. Горы и леса окутались белой пеленой. Стояла тихая погода, что было редкостью в этих краях, и сизый дым из печных труб Рюккена ровными столбами поднимался в ясное голубое небо.
Старый Бьярни вышел на улицу подышать морозным воздухом. С тех пор, как Эрика уехала в город, он остался совсем один. От Зигурда не было никаких вестей, а Торстен завоевывал мир, и ему было мало дела до своего отца.
День был нынче короткий, солнце клонилось к закату, и резкие тени домов перемежались всполохами позолоченного снега. Бьярни оперся о калитку и прикрыл глаза, наслаждаясь скупыми зимними лучами. Водяное колесо обледенело, и без его журчания вокруг разливалась непривычная тишина.
Вдруг на околице забрехала собака. Бьярни повернулся в сторону лая и на дальнем конце улицы увидел силуэт мужчины, несущего за плечами тяжелый мешок. Незнакомец приближался, и стало слышно, как скрипит снег под его сапогами. Бьярни прищурился от заходящего солнца и вгляделся в чужака. Тот был одет в куртку на волчьем меху, глаза скрывались под капюшоном, а на заросшем густой бородой лице виднелись грубые шрамы…
— Зигурд! Ты, что ли, сынок? — изумленно воскликнул Бьярни.
Тот поставил мешок на землю, откинул капюшон, и крепко обнял приемного отца.
— Здравствуй, Бьярни!
— Вот уж не ожидал тебя увидеть! Где же ты пропадал так долго? Давай зайдем в дом, на улице холод собачий!
— Давай!
Они вошли в натопленные сени. Зигурд развязал тесемки мешка и показал его содержимое.
— Принес вот шкуры на обмен, скопилась уже целая куча. Как думаешь, удастся выменять на соль и патроны?
— Насчет патронов не знаю, из-за войны их достать нынче тяжело, а соль, думаю, у Харальда в лавке найдется, — Бьярни торопливо распахнул двери в комнату. — Да ты проходи, не стой на пороге!
Он усадил гостя за стол и принялся хлопотать вокруг него, расставлять тарелки и кружки, нарезать вяленое мясо и хлеб.
— Присядь, не суетись, — остановил его Зигурд. — Я тут принес кое-чего.
Он раскрыл свою сумку и достал оттуда тяжелую связку копченой колбасы и бутылку травяной настойки.
— Ну, расскажи, где живешь, чем занимаешься? — попросил Бьярни, после того как они опрокинули по первой рюмке.
— Живу в том охотничьем домике, что мой отец еще построил. Помнишь, я вам его с Торстеном показывал?
— Ага. Ну и как, еще не развалился домик-то?
— Да нет. Крышу пришлось слегка подлатать, а так вполне себе жить можно.
Зигурд намазал хлеб соленым смальцем и разлил по второй.
— А еды там тебе хватает? — поинтересовался Бьярни.
— Так зверя в лесу полно, и рыбы в реке. Патроны, правда, почти закончились, но я себе арбалет смастерил, олень им бьется не хуже, чем из ружья. На лису капкан ставлю, на зайца — силки.
— Возвращаться не собираешься? — Бьярни выпил залпом и крякнул. — Эх! Хорошо пошла!
— Пока нет… Устал я от всего этого дерьма, отец… Дико устал… — вздохнул Зигурд. — Лучше расскажи, как вы тут поживаете.
— Да, потихоньку, — Бьярни отвернулся к окну, за которым быстро сгущались сумерки. — Эрика уехала в город. Собирается замуж выходить.
— Вот как? — удивился Зигурд.
— Ну дык, а ты думал, что она всю жизнь по тебе сохнуть-то будет? — Бьярни с укоризной покачал головой. — Она и так сколько времени зря потеряла! А Йенс ее давно уже замуж-то звал.
— Рад за нее. Йенс хороший парень.
— Убивалась она по тебе, конечно, сильно, — продолжал Бьярни. — Мы даже боялись, как бы она руки на себя не наложила. Столько ждала тебя, а ты…
Зигурд выпил, поставил рюмку на стол и смущенно уставился на ее донышко.
— Прости, что так вышло с Эрикой, отец. Я мудак.
— Ты у нее прощения проси, не у меня. Я-то что? Я-то понимаю, дело молодое, — ответил тот и разлил последние капли настойки.
Они допили и откинулись на спинки стульев, задумчиво глядя на танцующее в очаге пламя.
— Ну и кто ж она, твоя избранница? — полюбопытствовал Бьярни, — Неужели та ангалоночка, что ты приводил сюда в конце весны?
— Да, — глухо ответил Зигурд.
— Я так и подумал. Еще тогда заметил, как она на вас с Эрикой таращилась, когда мы в длинном доме-то сидели. И убежала потом вся в слезах.
— А ты глазастый!
— Ну дык не первый год на свете живу. Ну, а что ж она тогда с тем парнем-то ушла?
— Это долгая история.
Бьярни поднялся, взял с полки бутылку водки и поставил ее на стол.
— А я и не тороплюсь, — произнес он, наполняя рюмки до краев.
…И Зигурд рассказал ему все. Выложил как на духу, с самого начала.
Рассказал, как влюбился в нее с первого взгляда. Был одержим ею, но скрывал свое вожделение. Племянница князя и безродный сирота… У него не было ни малейшего шанса.
Рассказал, как искал утешения в объятиях женщин, честных и продажных. Искал такую, как она, и не нашел… И даже два года разлуки, когда они с Себастьяном уезжали на учебу, не смогли стереть ее образ из памяти.
Как спас ее в ночь переворота, собирался спрятать в убежище и сделать своей любовницей, но с ними увязался ее жених и расстроил все его планы.
Как овладел ею в таверне, а она неожиданно ответила на его чувства…
Бьярни слушал молча, не перебивая, лишь время от времени вставал, чтобы поворошить угли в очаге. Водка подходила к концу, язык Зигурда слегка заплетался, а глаза рассеянно блуждали по комнате.
Он рассказал, как хотел убить Себастьяна, как ждал подходящего случая, а когда он представился, то не смог этого сделать.
Рассказал, как сидел перед ним, спящим в палатке, но рука не поднялась вонзить нож в грудь бывшего ученика.
Как не дал ему свалиться в пропасть, в последний момент что-то толкнуло изнутри, заставило прийти к нему на помощь.
Как понял, что проиграл, понял, что она уйдет с Себастьяном тогда в лесу, когда она целовалась с ним, вся перемазанная в землянике.
Как бродил до вечера по чаще, как хотелось выть и разбить голову о сосну, лишь бы не чувствовать той боли, что рвала на куски его душу.
Как не хотелось жить после ее ухода, сбежал в лес подальше от людей и воспоминаний. Целыми днями охотился, коптил мясо, выделывал шкуры… Постоянно занимал себя делом, только бы не думать о ней, лишь бы поскорее забыть ее…
Не помогло.
Ничего не помогло…
Он замолчал. Бьярни тоже безмолвствовал. Да и не нужны были слова. Бьярни знал, каково это. Он сам после смерти жены ни на кого не смотрел, хоть и прошло уже столько лет. Вырастил детей, носил цветы на ее могилу, и знал, что до конца жизни будет любить только ее, и никакие слова утешения здесь не помогут.
В очаге догорали дрова, на бревенчатых стенах плясали глубокие тени, а водки осталось на самом донышке.
— А что слышно о Торстене? — спросил Зигурд, наконец прерывая затянувшееся молчание.
Бьярни помрачнел. Он уставился в стену, тщательно пережевывая жесткую солонину.
Зигурд вопросительно взглянул на него.
— Что?
Тот тяжело вздохнул.
— Кажется, Торстен сошел с ума.
— В каком смысле?
— Ты что же, ничего не знаешь?
— Откуда? В лесу газеты не разносят. Что случилось-то?
Бьярни собрался с мыслями. Ему было нелегко об этом говорить.
— Ангалонцы, конечно, причинили много бед нашей земле, — наконец начал он, — но то, что там сейчас творит Торстен, просто ни в какие ворота не лезет!
— И что же он там творит?
— Говорят, он сжигает города и деревни на своем пути, убивает мирных жителей, не щадя ни стариков ни детей, а остальных грабит дочиста и загоняет в рабство.
