Когда завтра настанет вновь (СИ) - Сафонова Евгения (читать книги бесплатно txt) 📗
— Ты, — решительно сказала баньши. — Я петь не умею.
— Аналогично.
— С последним я бы поспорил, — услышав моё поддакивание, Питер качнул головой. — Ладно, я так я. Просто про расставание сгодится? Про прощание с летом ничего не припомню.
— Сгодится. Главное, чтоб было достаточно романтично.
Кончики пальцев Питера приласкали струны, отозвавшиеся нежной россыпью звуков, — и движения его ладони обратились ласковыми нотами, чистыми и прозрачными, сплетавшими чарующую переливчатую вязь.
— Тихо искрится небесная синь, залиты лунным сияньем равнины. Где-то в тени поднебесных вершин дышат покоем ночные долины. Тая зеркально в сапфирах озёр, лунная нить сплетена над водою; ждёт тебя светлый зазвёздный простор — только меня не зови за собою…
Пальцы Питера рассыпали нежные гитарные переборы, пока бархатный голос проникал в самое сердце, волнуя его проникновенными страстными нотками, распуская там ласковое тепло. Мелодия всколыхнула воспоминания, смутные, трепетные — будто напоминала о том, чего никогда не случилось, но что обязательно должно было случиться, должно было…
Я знала эту песню. Именно её так любила петь мама.
Именно её так любила петь я, когда ещё любила петь.
— Стань лунным ветром, стань светом в ночи: там, среди звёзд, что смеются так звонко, там, где плетёт ломкой тропкой лучи месяц, скользя посеребренной лодкой. Он на руках тебя будет качать, тихо баюкая звёздным прибоем, и, улыбаясь, о чём-то молчать — только меня не зови за собою…
Наверное, это ром так подействовал, — но певучие слова сорвались с моих раскрывшихся губ почти помимо воли. Слив наши с Питером голоса в унисон.
— Мне не забыть о печальной земле, места мне нет на небесных просторах. Я разучился полётам во сне, я потерялся в иных небосклонах. Нет, не зови, не зови за собой; и, уходя по дороге зазвёздной, стань моей самой далёкой мечтой, самой короткой и сладостной грёзой…
Последние звуки истаяли в воздухе — и я поняла, что финальные такты допевала в одиночестве.
Когда Питер медленно отнял руку от струн, мятные отблески в его широко раскрытых глазах были странно недоверчивыми. Будто только что он впервые меня увидел. Рок сидела, замерев, забыв выпустить из уголка губ коктейльную трубочку.
Ох, не стоило мне пить…
— Простите. — Я смущённо вцепилась пальцами в край столешницы. — Настолько ужасно, да?
Баньши наконец открыла рот, позволив трубочке перекатиться на другую сторону стакана.
— И кто тебе сказал, — спокойно уточнила Рок, — что ты не умеешь петь?
Она это серьёзно?
— Ну, мама говорила, что у меня вообще нет слуха, — я издала неловкий, извиняющийся смешок. — Я-то себя со стороны не слышу.
— Знаешь, а я до сих пор ещё удивлялась, что же тебе передалось от отца-тилвита, раз внешне ты от него ничего не переняла. Теперь поняла. Голос, вот что. Чарующий голос фейри.
Издевается она надо мной, что ли?
— Что за чушь, — раздражённо выпалила я. — Зачем бы маме мне врать?
— Вот это интересный вопрос, — потянувшись за гитарным чехлом, медленно произнёс Питер. — Но факт остаётся фактом. У тебя потрясающий голос, Лайз. Простому смертному никогда так не спеть. И я не знаю, зачем твоя мать тебе лгала.
— Разве что по какой-то причине желала отбить у Лайзы охоту показывать свой талант, — раздался позади меня голос Эша. — Во всяком случае, я для себя это так объяснил.
Я оглянулась на брата — и вскочила.
Он стоял у входа в кухню, прислонившись плечом к косяку. За его спиной можно было увидеть открытую дверь гостиной и полумрак, царивший в покинутой нами комнате. Пустой.
Всё же пустой…
В ответ на мою реакцию Эш удивлённо вскинул бровь:
— Лайз?
— Нет… нет, ничего, — моргнув, я потянулась за стаканом, чтобы залпом допить оставшийся коктейль. — Ладно, ребят, давайте расходиться. Завтра ответственный день.
В конце концов, если бы фейри и правда оказался здесь, он бы наверняка в очередной раз отчитал нас, почему мы ещё не в Фарге.
Так что, видимо, мне просто почудилось, будто я различила в полумраке гостиной отблеск знакомых серебряных волос.
Мне выделили уютную мансардную спаленку на втором этаже. Судя по аскетизму обстановки, именно здесь когда-то была спальня самого Питера; во всяком случае, на стене висели поблекшие плакаты киберспортивных команд, а не пыльные блюдечки с котятами, как в той комнате, куда положили Эша. Мы с Питером, вызвавшимся помочь мне привести спальню в жилой вид, сняли чехлы с кровати, тумбочки рядом, комода и письменного стола — вот и всё скромное убранство.
— Совсем забыл, — спохватился Питер, когда мы совместными усилиями заправили узкую кровать. — Я заходил в лекарскую лавку… вот. — Сунув руку в задний карман джинсов, он протянул мне круглую металлическую коробочку: в таких обычно продавали всяческие крема. — Купил тебе, а то ты наверняка синяки набила, когда тебя эта тварь на парковке швырнула.
— О! Спасибо. — Я опустилась на кровать, со странной нежностью думая, что Питер снова угадал мои нужды прежде, чем я о них объявила. Открутила холодную крышечку — мазь пахла магнолией; окунула кончик пальца, растёрла на коже. Текстура лёгкая, водянистая, и впитывается хорошо… скорее даже не мазь, а бальзам. Отлично, не люблю жирные крема. — Да, затылок болит.
— Позволишь помочь?
— Помочь?..
— Натирать собственный затылок не особо удобно, — заметил Питер, зажигая пыльный ночник над кроватью. — Давай помогу.
Поразмыслив, я отодвинулась в сторону, чтобы он мог сесть рядом. Забравшись на кровать с ногами, стянула резинку с волос и повернулась к Питеру спиной. Ласковые пальцы коснулись головы, раздвигая длинные пряди, — и деликатное прикосновение к коже заставило меня зашипеть от боли.
— Да у тебя тут приличная ссадина. — Изучив мой бедный затылок, Питер отобрал у меня коробочку с бальзамом. — Ничего, мне сказали, за ночь всё пройдёт. Только голову с утра придётся вымыть…
Я сидела, прикрыв глаза, пока он нежными, осторожными движениями втирал ароматную мазь в мою кожу, скользя пальцами сквозь волосы, умеряя боль приятным холодком.
— Ну вот, как-то так. Больше нигде не ушиблась? Тебя здорово по асфальту прокатило.
— М…
Я вздрогнула, когда он осторожно ощупал моё плечо — не столько от неожиданной боли, сколько от самой неожиданности.
— Ага. Синяк, как я и думал. Ты этим плечом в мобиль врезалась.
…а потом — оцепенела, когда, прижавшись к моей спине, Питер на ощупь расстегнул верхнюю пуговицу моей рубашки.
— Питер, что ты…
— Тише, моя прекрасная дама, — у него почти получилось скрыть вкрадчивость и лёгкую насмешку за удивлением. — Хочу подлатать твои раны, что же ещё?
Я не шевелилась, пока он медленно, словно дразнясь, стягивал с моего плеча короткий рукав рубашки и кружевную бретельку под ним. Не шевелилась, пока горячие пальцы убирали в сторону непослушные волосы и лёгкими скользящими движениями втирали бальзам в плечо, ближе к лопатке. Хотя, наверное, стоило бы отобрать у него мазь и, вежливо отказавшись от его услуг, отправить восвояси.
С другой стороны…
— Вот и всё, — Питер склонился к моему обнажённому плечу, так, что горячий шёпот коснулся кожи. — До свадьбы заживёт.
Он мог бы дотронуться губами, но коснулся одним лишь шёпотом. И это завораживало, путало мысли, сводило с ума — больше, чем самая откровенная ласка.
Это всё ром, наверное. Поэтому мне так жарко. Поэтому я дрожу, хотя в комнате совсем не холодно. Поэтому я поворачиваюсь к нему — почти помимо воли. Казалось, кто-то просто потянул меня за ниточку, и вдруг его глаза оказываются так близко, что, кажется, я вот-вот упаду в тёмную бездну его зрачков. Питер проводит кончиками пальцев по моей щеке, прослеживая линию скул — его рука пьянит магнолиевой сладостью; спускается к приоткрытым губам, будто ждёт, что я поймаю его палец, потом к шее, неторопливо скользя по коже — туда, где бьётся пульс. Магнолия… прекрасный, редкостной красоты белоснежный яд, сладкая благоухающая смерть…
